лишь десятую часть собственных мыслей. И вот вдруг он натыкается внутри себя на код, вызывающий отвращение. Разве трудно понять, что ключ к такому коду ты можешь отыскать единственным способом — перестать отворачиваться от него.
— Ты хочешь сказать, что я начал вспоминать… чужие мысли?
— Так тебе показалось на какое-то время, — но и это важно. Давай попробуем разобраться.
— Хорошо. — Мне было дурно. Я устал. И вдруг понял, что дурнота и усталость — только попытки уклониться.
— Малышу — три, — проговорил он.
Малышу — два. И три, и тридцать три, и между пятью и семью. Кью.
— Кью! — выкрикнул я. Стерн молчал. — Слушай, не знаю почему, но, кажется, я нашел дорогу, только другую. Ничего не случится, если я попробую иначе?
— Ты сам лечишь себя, — напомнил он.
Пришлось рассмеяться. Потом я закрыл глаза.
А там… Лужайки только что помыли и причесали, и цветы прямо дрожали от страха, как бы ветерок не растрепал их лепестки.
Я шел вверх по дороге, тесные ботинки жали. Я не хотел идти в этот дом, но пришлось. Я поднялся по ступеням меж белых колонн и поглядел на дверь. Интересно, что за ней, но она была такая белая и прочная. Я ткнул дверь ладонью, тут же оставив грязный след. Потом еще раз.
Дверь распахнулась. Показалась высокая худощавая служанка из цветных.
— Чего ты хочешь?
Я сказал, что мне надо повидать мисс Кью.
— Мисс Кью не разговаривает с такими, как ты, — отрезала она. — Поди умой лицо.
Тогда я начал свирепеть — я уже на лестнице пожалел, что пришел сюда, но, собрав все свое терпение, проговорил:
— Мое лицо здесь ни при чем. Где мисс Кью? Ступай-ка, разыщи ее.
Она охнула:
— Как ты смеешь так со мной говорить?
Я ответил:
— Вот уж не собирался говорить ни с тобой, ни с такими, как ты. Впусти меня. — Я хотел уже прибегнуть к помощи Джейни. Она запросто сдвинула бы эту тетку с места. Но я сам должен был все сделать.
Она захлопнула дверь, прежде чем я успел добавить еще что-нибудь.
Поэтому я принялся колотить в дверь ногами. Вот для чего пригодились башмаки. Немного погодя она снова распахнула дверь, да так внезапно, что я чуть не упал на задницу. Размахивая щеткой, она завизжала:
— Убирайся отсюда, мерзавец, иначе полицию вызову! — Потом толкнула меня так, что я и впрямь упал.
Встав с пола, я кинулся к ней. Она отступила назад, и, когда я оказался поблизости, огрела меня щеткой, но я-то был уже внутри. Я было вцепился в ее орудие, но совсем рядом кто-то произнес: «Мириам!» — каким-то ломким голосом.
Я замер на месте, а служанка истерически завопила:
— Ох, мисс Алисия, да вы гляньте только! Он убьет вас. Вызывайте полицию. Он…
— Мириам! — прозвучал тот же голос, и служанка умолкла.
Наверху лестницы стояла женщина, рот ее был сжат буквально в ниточку. Должно быть, ей было года тридцать три… тридцать три! Смущенные глаза, небольшой нос.
Я спросил:
— Это вы и есть мисс Кью?
— Да, я. А в чем причина вторжения?
— Мне нужно переговорить с вами, мисс Кью.
— Нужно? Так выпрямись и открой рот.
Служанка проговорила:
— Все, вызываю полицию.
Мисс Кью обернулась к ней:
— Успеем, Мириам. Ну, неряха, отвечай, что тебе нужно.
— Мне нужно говорить с вами с глазу на глаз, — проговорил я.
— Не надо, не соглашайтесь, мисс Алисия! — выкрикнула служанка.
— Успокойтесь, Мириам! А ты говори при ней.
— К чертям! — Обе охнули. — Дин не велел мне этого делать.
— Тихо, Мириам. Молодой человек, следует все-таки придерживать язык… — и тут глаза ее округлились. — Кто тебе не велел?..
— Дин.
— Дин, — стоя наверху лестницы, она опустила взгляд к ее подножию и сказала: — Мириам, пусть будет так. — Слова эти, похоже, произносила совсем другая женщина.
Служанка открыла рот, но мисс Кью нацелила на нее указательный палец. Словно разглядев на конце его револьверную мушку, служанка капитулировала.
— Эй, — окликнул я, — вот твоя щетка.
Мисс Кью спустилась ко мне и проводила в какую-то комнату. Кругом было много книг, стояли столы, обитые кожей.
Женщина указала на кресло:
— Садись сюда. Нет, подожди минутку, — Она отправилась к очагу, извлекла газету из ящика и, развернув, закрыла ею сидение кресла. — Теперь можешь.
Я уселся на газету. А она пододвинула еще одно кресло, но класть газету на него не стала.
— Где Дин?
— Он умер, — отвечал я.
Она охнула и побледнела. И все глядела на меня, пока глаза ее не увлажнились.
— Вам худо? — спросил я.
— Умер? Дин умер?
— Да. На той неделе была большая вода, она размыла корни старого дуба. Дин проходил рядом, когда налетел сильный порыв ветра. Дерево и свалилось на него.
— Свалилось на него, — прошептала она. — Ах, нет… этого не могло случиться.
— Все так, я не вру. Сегодня утром мы похоронили его.
— Подожди, — попросила она еле слышно. А потом спросила: — Так ты и есть его мальчишка?
— Да, он велел, чтобы я пришел к вам.
— А… как тебя зовут?
— Джерри, — отвечал я.
— Ну, Джерри, а как ты посмотришь. на то, чтобы жить со мной в этом доме? У тебя здесь будет все… одежда, еда!
— Об этом и была речь. Дин велел, чтобы я шел к вам. Он сказал, что деньги свои вы не знаете куда девать, а еще сказал, что вы в долгу перед ним.
— В долгу? — она заволновалась.
— Ну, — попробовал я объяснить, — он говорил, что когда-то что-то сделал для вас, и что вы обещали расплатиться с ним. Вот и все.
— И что же он говорил тебе об этом? — к тому времени она уже справилась с собой.
— А ни фига.
— Пожалуйста, не говори больше подобных слов, — она зажмурила глаза. Потом открыла их и кивнула. — Обещала и сделаю. Можешь оставаться у меня. Если хочешь, конечно.
— Я не могу сделать иначе. Дин приказал мне.
— Тебе будет хорошо здесь, — пообещала она, оглядев меня с ног до головы. — Я пригляжу за этим.
