Кошмар исчез. Он лежит на белой кушетке в белой комнате с черной решеткой на окнах, огромный полицейский у двери.
— Где я?
— В госпитале, лейтенант, в тюремном отделении.
— Боже, что случилось?
— Я вам скажу, сэр. Вы здесь потому, что решили прихлопнуть какого-то рядового.
Он прикрыл глаза рукой.
— Его нашли?
— Лейтенант, такой человек не значится в списках. Служба безопасности проверила все документы.
Стук. Полицейский открыл дверь. Голоса.
— Лейтенант. Майор Томпсон пришел переговорить с вами. Как вы себя чувствуете?
Новый голос… тот голос! Бэрроуз надавил на глаза ладонью, так что искры посыпались. «Не гляди. Если ты не ошибся, придется его убить».
Дверь. Шаги.
— Лейтенант, добрый вечер. Случалось уже беседовать с психиатром?
Медленно, в ужасе перед взрывом, который вот-вот разразится, Бэрроуз опустил руку и открыл глаза. Опрятный ладный мундир с нашивками медицинской службы ничего не значил. Профессиональная любезность тоже не имела никакого значения. Все существо Гипа сосредоточилось на одном — перед ним маячила физиономия того самого рядового, безропотно и тупо весь жаркий день таскавшего его детектор — того, что был свидетелем его открытия, а потом вдруг улыбнулся и одним движением руки отправил вверх и грузовик, и мечту.
Взвыв, Бэрроуз прыгнул.
И кошмар снова сомкнулся.
Они сделали все, чтобы помочь ему, — позволили самому проверить все анкеты и убедиться, что такой рядовой в списках части не значится. А эффект «дегауссирования»? Никаких свидетельств. Дома у Бэрроуза — никаких расчетов. На полигоне обнаружилась яма, возле нее нашли и детектор, всем показавшийся никчемным, — он ведь только измерял поле собственного магнита. Что касается майора Томпсона, он как раз в это время летел сюда в самолете, имеются свидетели. Если лейтенант перестанет настаивать на том, что майор Томпсон и есть пропавший рядовой, ему сразу сделается легче, вы же понимаете, лейтенант, майор Томпсон не рядовой. И быть им не может. Но лучше, если капитан Бромфилд…
«Я знаю, что сделал, я знаю, что видел. Я разыщу еще это устройство и того, кто его сделал. И убью этого Томпсона».
Бромфилд был добрым человеком и, видит Господь, он старался. Но пациент упорствовал. Спустя время они попытались свести его с майором, он снова на него бросился — только пятеро дюжих мужчин сумели защитить Томпсона.
И его оставили в покое, удовлетворившись тем, что реакцию вызывал в нем только злосчастный майор. Пациента выкинули из клиники.
Первые шесть месяцев прошли, как в дурном сне. Еще не позабыв отеческие наставления капитана Бромфилда, он попытался найти работу и держаться за нее, пока дело не пойдет на «поправку», которую предрекал капитан. На поправку так и не пошло.
Он успел скопить кое-что, и некоторую сумму ему выплатили при увольнении. Надо было отдохнуть несколько месяцев и выбросить все из головы.
Во-первых, ферма. Устройство оказалось на грузовике, грузовик же принадлежал фермеру. Остается только найти хозяина, а с ним и ответ.
Шесть месяцев потребовалось, чтобы добраться до городских архивов — всех из деревни выселили, когда к базе прирезали полигон для зениток. Он узнал, что существуют два человека, которые могли бы поведать ему о грузовике:
А. Продд, фермер, и безымянный полудурок-батрак, невесть откуда прибившийся к земледельцу.
Продда он разыскал через год. Следуя слухам, он отправился в Пенсильванию — в сумасшедший дом. И от Продда, лишившегося чего угодно, только не дара речи, узнал, что старик все ожидает жену; что сын его Джек так и не родился; что старина Дин, если и был идиотом, то все равно ловко умел извлекать грузовик из грязи; что Дин оказался хорошим парнем, хотя и жил он в лесу среди диких зверей, а он, Продд, ни разу не пропустил дойки.
Более счастливого и довольного жизнью человека Гипу еще не приходилось видеть.
И Бэрроуз отправился в лес — к диким зверям. Три с половиной года он прочесывал эти леса. Ел ягоды и орехи, ловил зазевавшуюся живность. Сперва он еще что-то получал по пенсионным чекам, а потом забыл про них. Утратил свои технические навыки, почти забыл собственное имя. Помнил только одно — оставить подобную штуку на грузовике мог лишь идиот, и звали его Дин.
Он нашел пещеру, нашел детские тряпки и обрывок серебристого кабеля. И адрес.
Да, адрес. Он узнал, где искать детей. И тут-то нарвался на Томпсона. А потом Джейни нашла его. Надо же — семь лет.
Он лежал в прохладе, под головой была мягкая подушка, а волосы поглаживала мягкая рука. Он еще спал или только что проснулся. И настолько был истощен, измочален, измотан, что сон ничем не отличался от яви, и это не значило ничего. Ничего-ничего. Он знал, кто он, помнил, кем был. Он знал, что ищет и где находится сейчас, и все уже нашел — во сне.
Он радостно пошевелился. «Утром, — думал он успокоенно, — я отправлюсь к моему полудурку. А что — не потратить ли часок на воспоминания? На пикнике воскресной школы я выиграл бег в мешках, и меня наградили носовым платком цвета хаки. В лагере скаутов я поймал перед завтраком трех щук. Сам греб в каноэ и держал леску в зубах; самая крупная из рыбин, клюнув, разрезала мне губу. Еще я люблю рисовый пудинг, Баха, ливерную колбасу, последние две недели мая и бездонные чистые глаза… Джейни?»
— Я здесь.
Он улыбнулся, поудобнее устраиваясь на подушке и обнаружил, что голова его покоится на коленях Джейни. Он открыл глаза. Голова Джейни темным облачком закрывала звезды; темная ночь — черное небо.
— Поздно уже?
— Да, — шепнула она, — хорошо спал?
Он мирно лежал, улыбался, думая о том, как безмятежно спал.
— Не хотел видеть снов — вот ничего и не приснилось.
— Ну и замечательно.
Он сел. Она осторожно пошевелилась. Он проговорил:
— У тебя, должно быть, все тело затекло. Возвращаемся в город?
— Рано еще. Теперь моя очередь, Гип. Мне тоже нужно о многом тебе рассказать.
— Ты замерзла. Может, отложим разговоры?
— Не-ет, нет! Ты должен все знать прежде, чем он… прежде чем нас найдут.
— Он? Кто он?
Молчание было долгим. Гип уже хотел нарушить его, но вовремя спохватился. И когда она начала (совсем как будто бы не о том), он едва не прервал ее, но снова сдержался, позволяя ей вести повествование удобным ей чередом.
Она сказала:
— Ты нашел тогда нечто важное и успел понять, что подобная штука может представить для тебя самого и всего мира. А потом парень, который был с тобой, тот солдат, все испортил. Как ты думаешь, почему он это сделал?
— Да просто дурак был, неуклюжий и безмозглый.
Никак не прореагировав, она продолжила:
— Врач, которого к тебе прислали, был как две капли воды похож на него.
— Мне доказывали обратное.
Он был рядом с Джейни и потому сумел заметить во тьме движение: легкий кивок.
