Красные солнца унеслись в глубину неба, затухая, как искры, а само небо стало белым, пустым и плоским, как потолок.
И, черт побери, это был настоящий (какое прекрасное слово — настоящий!) потолок!
Надо мной склонился Стив Блэкистон и принялся расстегивать ремешки шлема на моей голове.
— Спасибо, Пит, — сказал он. — Полчаса, минута в минуту. Ты подействовал сильнее, чем электрошок.
Я сел, пытаясь собраться с мыслями. Стив ущипнул меня за руку.
— Ну-ну, не сомневайся, ты не спишь. Расскажешь мне, что там было, — только потом, ладно? Я тебе позвоню.
Я смотрел, как ассистент снимает шлем с Красвелла.
Красвелл заморгал, повернул голову и увидел меня. За пол-секунды на его лице сменилось полдюжины выражений, но ни одно из них мне не понравилось.
Он оттолкнул ассистента и вскочил.
— Мерзавец! — зарычал он. — Я убью тебя!
Пока я пытался понять, о ком это он, Стив и ассистент схватили Красвелла за руки.
— Пустите! — орал тот. — Я его на куски разорву!
— Я тебя предупреждал, — тяжело дыша, проговорил Стив. — Уходи, быстро!
Я не заставил его повторять предложение дважды. Маршем Красвелл, может быть, не столь эффектен в больничной рубахе, как в гладиаторских доспехах, но общаться с ним мне почему-то не хотелось.
Утром мне позвонил Стив.
— Выздоровел! — радостно сообщил он. — Он сейчас нормальнее нас с тобой. Согласен, что перетрудился и обещает быть паинькой. Решил отдохнуть от фантастики и переключиться на что-нибудь другое. Что было во сне, не помнит, но твердо убежден, что просто обязан дать пару плюх «парню, который лежал на соседней койке». Почему — не знает, а я не стал объяснять. Так что тебе лучше не попадаться ему на глаза.
— Я его тоже люблю, — сказал я. — А что он собирается писать? Что-нибудь про любовь? — Стив рассмеялся.
— Нет, он вдруг воспылал любовью к вестернам. Все утро рассуждал об историческом и социальном значении револьвера Кольта. Даже название для своей новой вещи придумал: «Шестизарядный закон». Слушай, это как-нибудь связано с тем, что ты ему преподнес во сне? — Я рассказал ему все.
Итак, Маршем Красвелл нормальнее меня? Теперь я готов с этим согласиться.
Через три часа, когда я шел на финальный матч по боксу в Мэдисон-сквер Гарден, меня поймал за пуговицу полицейский. Майк О’Фаолин, самый большой, сильный и добродушный полицейский из всех, кого я знаю.
— Привет, Пит, — сказал он. — Знаешь, мне сегодня приснился совершенно сумасшедший сон. Будто бы я помог тебе выпутаться из какой-то невероятной передряги, а ты предложил мне пару билетов на сегодняшний матч. К чему бы это, а?
Чтобы прийти в себя, я затащил его в бар напротив. Майк пытался изложить все подробно, но я ему сказал:
— Знаешь, старина, я сегодня паршиво себя чувствую. Сходи-ка ты на матч, а я как-нибудь состряпаю заметку по официальной информации. Топай, Майк, и забудь обо всем.
Я вернулся в бар и попытался сосредоточиться, пристально глядя в стакан с двойным виски. Двойное виски — это самое первое дело, чтобы сосредоточиться.
— Значит, это что-то вроде телепатии?
— Брось, — сказал стакан. — Просто совпадение. Выброси из головы.
И все-таки что-то здесь было не так. Связь через подсознание? Передача мыслей во сне? Но я же не спал! Я… просто снился другому человеку! В состоянии сна мозг гораздо более восприимчив. Вещие сны и все такое… Но я и во сне не спал! Шесть плюс четыре равняется минус десяти, три в уме — и гуляй…
— Ну точно, сбрендил, — сказал стакан.
Я отправился в другой бар.
Я остановил такси. Затылок шофера показался мне неприятно знакомым. Я старался не смотреть на него, пока не пришло время расплачиваться.
— Полтора доллара, — проворчал шофер, обернулся и поглядел на меня. — Слушай, я тебя где-то видел…
— А… я все время где-нибудь тут, — сказал я, с трудом проталкивая слова сквозь окаменевшее горло. — Это не ты подвозил меня вчера вечером к госпиталю?
— А, ну да! — Квадратная небритая челюсть, низкий лоб, грязные рыжие волосы, выбившиеся из-под фуражки. — Только я тебя еще раз видел… Во сне. Вздремнул между рейсами… Дурацкий сон. У меня в башке засело, будто ты мне должен полтора доллара.
Какое-то мгновение я прикидывал, а не послать ли его куда подальше? Но мостовая была совсем не похожа на зеленую пыль. Она была несколько более плотной.
— Ладно, держи пятерку, — сказал я и, пошатываясь, побрел в клуб.
Я медитировал над стаканом виски, пока в голове не прояснилось, а потом позвонил Стиву.
— Такие вот дела, — сказал я напоследок. — Я чуть не свихнулся, пытаясь понять, как же такое случилось. Они что, видели во сне то же самое?
— Ну, в обжих шертах… — ответил Стив, прожевывая бутерброд. — Мы как бы вели передащу сшажу на вшех волнах. Твой можг был подклющен к схеме, как блок памяти, потом шли ушилители… Наверное, пошел чишто индукшионный прощешш. И, хотя шиштема была жавяжана на Крашвелла…
Я больше не мог слушать его смачное чавканье.
— Проглоти, а то подавишься.
Стив живет на одних бутербродах.
Бго дикция стала лучше.
— Понимаешь, что получилось? Пошла обратная связь через усилитель — и установка стала передавать через открытый контур. Эти двое спали, их подсознание было открыто, настроено на прием. Ты их вспомнил, настроился, подключился… Слышал о наведенных сновидениях? Ну, когда тебе снится кто-то, кого ты не видел сто лет, а на следующий день вы встречаетесь? Значит, теперь мы можем делать это сознательно! Телепатия во сне с помощью техники! Слушай, приезжай сегодня ко мне, проведем парочку экспериментов…
— Как-нибудь в другой раз, — сказал я. — А сейчас я хочу поспать. Просто так, без приборов. Пока.
Пора было ехать домой. Я решил пропустить еще стаканчик на сон грядущий и побрел к стойке.
Она как раз шла к микрофону — метр семьдесят пять сантиметров моей мечты, одетой в облегающее белое платье. Стройная зеленоглазая брюнетка с изысканным овалом лица и крошечной очаровательной родинкой на левой щеке.
Возможно, декольте было слегка рискованным, но в целом платье выглядело куда лучше того убожества, в которое ее нарядил Красвелл.
Просочившись за кулисы, я получил из ее глаз две зеленые ледяные пули. Да, она немного знает мистера Красвелла. Нет, вчера около полуночи она не спала, а какое мне, собственно, дело?
Девочка из элитного колледжа. Какого черта она делает на эстраде? Я ее представлял себе совсем иначе…
Я спросил, почему она так холодно со мной разговаривает.
— Возможно, потому, что у меня нет ни малейшего желания продолжать эту беседу, — ответила она.
— И я не собираюсь перед вами отчитываться в моих симпатиях и антипатиях… — Она нахмурилась, как бы пытаясь что-то вспомнить. — Во всяком случае, вы мне не нравитесь. Извините — мне пора на сцену.
— Но я хотел бы объяснить…
— Что?
