— Бывало, я ел рыбу, от которой смердило. А бывало, ел уху, где не попадалось даже рыбьего хвостика, — заметил Вул холодно. — Я вырос, подъедая крошки и объедки со стола летателя и буду счастлив до конца своих дней есть такую простую пищу, какую едят летатели. — Слово «простую» он произнес с нескрываемым сарказмом.
Марис глотнула вина и переменила тему разговора:
— Вул, я хочу поговорить с тобой о том, как ты разворачиваешься в воздухе.
— Разворачиваюсь? — Вул съел последний кусок рыбы и отодвинул от себя пустую тарелку. — Я делаю что-то неверно, летатель? — Его голос звучал совершенно ровно; вложил ли он в свои слова иронию, Марис не поняла.
— Не неверно, но я обратила внимание, что ты всегда разворачиваешься с потерей высоты. Почему?
— Так легче.
— Да, — согласилась Марис. — И к тому же при таком маневре ты еще и набираешь скорость, но он требует больше свободного пространства, чем поворот с набором высоты.
— Поворот с набором высоты при сильном ветре весьма сложен.
— И требует большей сноровки и силы. А твои мышцы недостаточно развиты. Не избегай трудностей. Привычка поворачивать с потерей высоты выглядит безобидной лишь на' первый взгляд. Когда-нибудь тебе обязательно потребуется повернуть с набором высоты, а ты не сможешь.
— Что-нибудь еще? — спросил Вул, сохраняя на лице совершенно непроницаемое выражение.
Марис рискнула перейти к более болезненной теме:
— Да. Сегодня я видела, что ты летал с ножом у пояса.
— Ну и что?
— Не бери его с собой в следующий полет. Понимаю, что этот нож представляет для тебя немалую ценность, но законы летателей запрещают поднимать в небо любое оружие.
— Законы летателей? — холодно произнес Вул. — А кто дал летателям право устанавливать законы? Я что-то не слышал о законах фермеров. Или о законах стеклодувов. Законы издают правители, и только они. Отдавая мне нож, отец просил никогда не расставаться с ним, но в тот год, когда мне довелось владеть крыльями, я, подчиняясь глупым законам летателей, нарушил данное отцу обещание, и мне до сих пор стыдно. Меня оправдывает лишь то, что был я тогда совсем еще желторотым юнцом, но теперь я вырос, и что бы ни случилось, нож останется со мной.
Релла глядела на него с удивлением.
— Но Вул… — возразила она. — Выиграв крылья, ты станешь летателем. И тогда ты будешь отвергать закон летателей?
— А я и не говорил, что собираюсь стать летателем. Я всего лишь намерен выиграть крылья и летать. — Вул перевел взгляд с лица Марис на лицо Реллы. — И ты, Релла, выиграв крылья, вовсе не обязана становиться летателем. Да ты им и не станешь. Для них ты превратишься лишь в Однокрылую.
— Но это неправда! — в гневе воскликнула Марис. — Я не летатель от рождения, но они приняли меня как свою.
— Приняли как свою? — Улыбнувшись одними губами, Вул поднялся со скамьи. — Извини, я устал за день. Пойду отдохну. Ведь завтра мне отрабатывать повороты с набором высоты, а для этого понадобятся все силы.
Он ушел. — Марис протянула через стол руку, намереваясь коснуться ладони Реллы, но та свою руку поспешно отдернула.
— Извини, но мне тоже пора.
Оставшись одна, Марис долго сидела и напряженно размышляла, пока к ней не подошел Деймон.
— Все уже ушли, Марис, — сообщил он. — Ты будешь доедать?
— Что? — Марис вспомнила о съеденном лишь наполовину ужине. — Нет, извини. Похоже, слегка простудилась, и оттого, наверное, нет аппетита.
Улыбнувшись, она помогла Деймону собрать со столов тарелки. Он принялся их мыть, а она зашагала по коридору, разыскивая комнату Вула. Свернув не там, Марис оказалась в заброшенной части лабиринта. С каждой минутой в ней все сильнее закипал гнев. Найдя наконец нужную дверь, она нетерпеливо постучала, намереваясь сразу обрушить свой гнев на Вула, но дверь приоткрыла Релла.
— Что ты тут делаешь? — спросила пораженная Марис.
Не зная, что ответить, Релла зарделась. Из комнаты донесся ровный голос Вула:
— Ты считаешь, что Релла обязана отвечать?
— Нет, конечно, не обязана. — Сообразив, что не имела права на подобный вопрос, Марис коснулась плеча Реллы и добавила: — Извини. Мне можно войти? У меня серьезный разговор к Вулу.
— Пусть войдет, — распорядился Вул.
Релла, едва заметно улыбнувшись, распахнула перед Марис дверь.
Как и все помещения академии, комната Вула была крошечной, сырой, холодной. Ярко пылавшийkв очаге огонь едва-едва согревал ее. Марис с интересом огляделась. В комнате не было никаких предметов, способных поведать что-нибудь о характере ее обитателя.
Перед очагом обнаженный по пояс Вул отжимался на кулаках от пола, его рубашка валялась рядом на кровати.
— Ну? — Только и сказал он, невозмутимо продолжая упражнение.
Марис застыла, глядя на покрытую множеством шрамов и рубцов спину Вула. Наконец она вспомнила, зачем пришла:
— Я бы хотела поговорить с тобой, Вул.
Он вскочил на ноги, улыбнулся и попросил, тяжело дыша:
— Релла, подай мне, пожалуйста, рубаху. — Одевшись, он спросил Марис: — И о чем пойдет разговор?
Не завязанные в узел волосы спадали на плечи русой волной, отчего лицо юноши казалось менее строгим, а взгляд — почти дружелюбным.
— Мне можно присесть? — спросила Марис. Вул жестом указал на единственное в комнате кресло и, когда Марис опустилась в него, сам уселся на колченогий табурет у очага. Релла примостилась на краешке узкой кровати.
— Я понимаю твое отношение к летателям, Вул, — начала Марис. — И все же не стоит вечно держать на них обиду, иначе ты всегда будешь одинок. После того, как ты вновь выиграешь крылья, к тебе начнут относиться как к летателю, и если ты не подружишься с ними, то останешься совсем без друзей. Разве тебе этого хочется?
— В Гавани Ветров живут тысячи и тысячи людей, а летателей среди них — раз-два и обчелся. Или ты не считаешь бескрылых людьми?
— Откуда в тебе столько злобы? Где бы ты ни появился, ты тут же обзаводишься врагами. Допускаю, что летатели скверно обошлись с тобой, но пойми, в ссоре не бывает абсолютной вины. Ведь с Айри ты поступил омерзительно. Прости летателей, и тогда, может быть, они простят тебя.
Вул растянул тонкие губы в едва заметной усмешке.
— А с чего ты взяла, что я хочу быть прощенным? Я ни в чем не виновен, и, если было бы можно, на предстоящих Состязаниях снова вызвал бы Айри. Либо будь готова к поединку, либо не появляйся на Состязаниях.
Марис от приступа гнева лишилась дара речи.
— Но, Вул, как у тебя язык поворачивается говорить такое? — сдавленно произнесла Релла. — Ведь бедняжка покончила с собой!
— Бескрылые умирают каждый день, — сказал ей Вул более мягким голосом, чем говорил прежде с Марис. — И некоторые из них так же кончают с собой, но о них не слагают песен и не объявляют их' обидчикам кровной мести. Каждый заботится о себе, так меня учили родители. И о тебе, Релла, не позаботится никто, кроме тебя самой. — Он вновь взглянул на Марис и внезапно сообщил: — А знаешь, я встречал твоего брата.
— Встречал Колля? — удивленно переспросила Марис.
