клочья, годные только для прокаженных.
И вот теперь здесь, на скользящем к дальнему берегу корабле, стоял диктатор Цезарь, правитель мира. А ведь он всегда хотел только того, что ему причиталось по закону, — сделаться римским консулом во второй раз через десять лет после первого срока, как предписано lex Genucia. Конечно, намечались и более дальние перспективы — стать после второго консульства самым влиятельным государственным деятелем, более здравомыслящим и эффективным, чем боязливый хорек Цицерон. Время от времени возглавлять армию по просьбе сената, то есть делать для блага Рима то, в чем ему нет равных. Он вовсе не претендовал на неограниченную, беспредельную власть. Но это произошло. Вот трагедия, достойная Эсхила или Софокла.
Большая часть службы Цезаря проходила в западной части Нашего моря — в Испаниях, в Галлиях. Восток для него ограничивался провинцией Азия и Киликией. Ни в Сирии, ни в Египте, ни в удаленных от побережья районах необъятной Анатолии он еще никогда не бывал.
Ближе всего он подошел к Египту, посетив Кипр за несколько лет до того, как Катон аннексировал его. В то время островом правил Птолемей Кипрский, младший брат тогдашнего правителя Египта Птолемея Авлета. На Кипре Цезарь развлекался в объятиях дочери Митридата Великого и купался в морской пене, из которой возникла его прародительница Афродита (Венера). Старшей сестрой его любовницы была Клеопатра Трифена, первая жена Птолемея Авлета и мать Клеопатры, занимающей сейчас египетский трон.
Одиннадцать лет назад, когда Цезарь был старшим консулом, он заключил сделку с Птолемеем Авлетом и теперь подумал о нем с некоторой приязнью. Авлет нуждался в том, чтобы Рим подтвердил его право на египетский трон, он очень хотел получить статус «друга и союзника римского народа». Цезарь, как старший консул, с удовольствием наделил его этим статусом в обмен на шесть тысяч талантов золотом. Тысяча талантов ушла Помпею, тысяча — Марку Крассу, а четыре тысячи дали Цезарю возможность сделать то, в чем сенат ему отказал, — набрать и вооружить необходимое количество легионов, чтобы покорить галлов и сдержать германцев.
О Марк Красс! Как он рвался в Египет, сплошь покрытый, по его мнению, золотом и россыпями драгоценных камней! Снедаемый ненасытной алчностью, Красс добивался аннексии этой страны. Ему воспротивились восемнадцать старших центурий, верхушка торгового мира Рима, которые сразу поняли, что выиграет от этой акции один только Красс. Сенат мог считать, что он полностью контролирует Рим, но фактически правили им дельцы-плутократы. Рим был прежде всего экономическим организмом, опиравшимся на коммерцию в международном масштабе.
В конце концов Красс отправился искать свои горы золота и самоцветов в Месопотамии и умер в Каррах. А царь парфян захватил там семь римских орлов. Цезарь знал, что когда-нибудь он пойдет в Экбатану и вырвет их из вражеских рук, что приведет еще к одной огромной перемене. Поглотив Парфянское царство, Рим, уже владеющий Западом, будет править и Востоком.
Видневшаяся вдали сияющая белая башня вывела Цезаря из раздумий. Он стоял, восхищенно глядя, как она приближается. Знаменитый маяк Фароса, острова, словно бы отсекающего обе гавани Александрии от моря, был чудом света. Три шестиугольные секции, одна меньше другой в диаметре, уносились ввысь на триста футов. Их облицовка из белого мрамора слепила глаза, а на вершине постоянно горел огонь, отражаемый далеко в море во всех направлениях благодаря оригинальному устройству из тщательно отполированных мраморных плит (хотя днем огонь был почти не виден). Цезарь много читал о фаросской диковине и знал, что те же плиты защищают пламя от ветра. И ему очень хотелось подняться по шестистам ступеням и взглянуть на все самому.
— Хороший денек для входа в Большую гавань, — сказал ему лоцман-грек, неоднократно бывавший в Александрии. — Буйки будут отлично видны. Это заякоренные куски пробки, слева красные, справа желтые.
Цезарь читал и об этом, но вежливо наклонил голову к моряку, будто слышал впервые.
— В Большую гавань ведут три пролива — Стеганос, Посейдеос и Таврос, — словоохотливо продолжил тот. — Стеганос назван по имени скалы «Спина свиньи», которая расположена у конца мыса Лохий, где стоят дворцы. Посейдеос назван так, потому что он смотрит прямо на храм Посейдона. А Таврос назван в честь скалы «Рог быка», которая лежит у острова Фарос. В шторм — к счастью, они здесь редки — невозможно войти ни в ту ни в другую гавань. Мы, лоцманы не из местных, опасаемся заходить в гавань Эвноста — там повсюду песчаные наносы и мели. Вот видишь, — продолжал он болтать, размахивая рукой, — рифы и скалы разбросаны на многие мили кругом. Маяк — это очень удобно для иноземных кораблей. Говорят, потребовалось восемьсот талантов золота, чтобы его построить.
Цезарь использовал своих легионеров в качестве гребцов: это было хорошим упражнением, снимало приступы раздражения, удерживало от ссор. Римские солдаты ненавидели находиться вдали от твердой земли, и многие ухитрялись в течение всего плавания ни разу не посмотреть через борт корабля на воду. Кто знает, что может оттуда вынырнуть?
Лоцман решил вести все корабли по проливу Посейдеос — сегодня он был самым спокойным из трех. Стоя один на носу, Цезарь любовался открывшейся панорамой. Великолепие красок, золото статуй и колесниц на фронтонах, ослепительно белые стены бесчисленных зданий, купы деревьев и пальм. Несколько разочаровывало то, что весь этот вид был удручающе плоским, за исключением зеленого холма высотой футов двести и прибрежного нагромождения скал, образующих полукружие весьма поместительного амфитеатра. В прежние времена на месте театра стояла крепость Акрон, что по-гречески означает «скала».
Город слева от театра выглядел намного богаче и грандиознее — видимо, это Царский квартал, решил Цезарь. Обширный комплекс дворцов, поставленных на возвышения с пологими ступенями, утопал в садах и пальмовых рощах. Но правее картина менялась. Всю прибрежную линию акватории занимали верфи, ремонтные доки, причалы, склады, тянущиеся до самого основания дамбы Гептастадий, соединяющей остров Фарос с материком. Эта насыпная дамба длиной в милю была прошита в центре двумя высокими арочными проходами для кораблей, обеспечивая таким образом связь Большой гавани с гаванью Эвноста. Не там ли, кстати, прячутся сейчас суда Помпея? По эту сторону гигантской, облицованной мрамором насыпи их вроде бы не видать.
Плоская панорама не позволяла определить размеры Александрии, но Цезарю было известно, что, если прибавить разросшийся город за старыми городскими стенами, в Александрии живут три миллиона человек и это самый большой город в мире. В Риме, в пределах Сервиевой стены, обитал один миллион жителей, в Антиохии — больше, но никто не мог соперничать с Александрией, а ведь со дня ее основания не прошло еще и трехсот лет.
Вдруг на берегу зашевелились, появилось около сорока военных кораблей, на каждом — вооруженные люди. «О, молодцы! — подумал Цезарь. — За четверть часа — от мира к войне». Среди кораблей было несколько массивных квинкверем с большими бронзовыми волнорезами на носу. Все квадриремы и триремы были снабжены волнорезами, но половина их были с низкой посадкой, не позволяющей выходить в море. Наверное, это таможенные катера, патрулирующие семь рукавов Дельты Нила, решил он. На подступах к Александрии римские транспорты никого не встретили, но это не значило, что их не заметили чьи-то острые глаза с высокого дерева в низовьях Дельты. Иначе чем объяснить мгновенную готовность египтян?
Хм. Своего рода комитет по приему гостей. Цезарь приказал горнисту трубить «к оружию», затем сигнальщики замахали флажками, предписывая всей римской флотилии остановиться и ждать. Цезарь приказал слуге уложить на нем складки toga praetexta, надел corona civica на свои редеющие светло- золотистые волосы, обул сенаторские туфли темно-бордового цвета с серебряными пряжками в форме полумесяца — знак старшего курульного магистрата. Очень внушительный, он стоял и смотрел, как к его флагману приближается беспалубное, но очень ходкое судно, на носу которого возвышался сурового вида мужчина.
— По какому праву ты входишь в гавань Александрии, римлянин? — крикнул человек, как только его корабль подошел на расстояние в пределах слышимости.
— По праву любого мирного человека, желающего купить немного воды и еды! — крикнул в ответ