Люблин стоял на ступеньках лестницы и смотрел на обоих и на револьвер.
— Вы сумасшедшая идиотка, Рита. У меня в доме никогда не бывает наличных. В крайнем случае, двести долларов, не больше.
— Нам не нужны ваши деньги.
— Нет? — Он внимательно посмотрел на Дэви. — Что же тогда?
— Информация.
— Тогда уберите револьвер. Что за информация?
— О Джо Корелли, — Дэви по-прежнему направлял револьвер на Люблина.
— Корелли?
— Джо Корелли.
— Я его не знаю. Кто это? И уберите, наконец, свой револьвер.
Он выглядит кротким, подумал Дэви. Лишь во взгляде была жестокость, которая не соответствовала полному телу и круглому лицу.
— Корелли умер.
— Я даже не знал, что он был болен.
— Вы велели убить его.
Люблин теперь улыбался, но лишь губами, но не глазами.
— Вы где-то допустили ошибку. Я никогда не слышал о вашем Корелли. Как же я мог велеть убить его? — Он развел руками. — Вам обоим нужно успокоиться и идти домой. Почему вы направляете на меня револьвер? Вы наверняка не будете стрелять в меня. Кто вы? Два больших ребенка. Уже поздно, вам нужно домой.
«Он должен поверить, что я говорю все это серьезно, пусть поймет, что я не шучу», — подумал Дэви. Правда, Люблин отнюдь не провоцировал насилие. Он был толстый и маленький, на нем был домашний халат. Говорил он спокойным мягким голосом. Его невозможно было ударить просто так.
«Джулия, — подумал Дэви. — Они ведь ее изнасиловали». Он ухватился за эту мысль и с размаху ударил Люблина револьвером наотмашь по лицу. Люблин был просто поражен. Дэви переложил револьвер в левую руку и свободным кулаком ударил его прямо в зубы. Потом ударил еще раз, на этот раз в грудь. Люблин упал на ступеньки. Через минуту он с трудом приподнялся и тяжело дыша сел на ступеньки и прикрыл руками рот. Кровь текла у него по лицу из того места, где револьвер содрал кожу.
— Вы — сукин сын.
— Лучше начинайте говорить.
— Убирайтесь к черту!
— Вы думаете, что сможете это выдержать, старина? Корелли бы не умер, если бы об этом не позаботились другие. Я хочу знать имена тех, кто его убил. Вы скажете мне их сейчас или позднее?
— Что значит для вас Корелли?
— Он для меня не значит ничего.
— Зачем же вам знать, кто его убил?
— Вас это не касается.
Люблин задумался. Он медленно поднял и вытер тыльной стороной ладони губы. Его взгляд избегал Дэви, он смотрел в пол. Он ощупал карманы своего халата и сказал, что ему нужно сигарету. Дэви бросил ему пачку. Люблин поймал ее, но она выпала и он нагнулся, чтобы поднять ее с пола. Он коснулся рукой пола и из этого неудобного положения сделал бросок, пытаясь выхватить оружие. Дэви ударил его в лицо, отступил назад и ударил еще раз.
Они вынуждены были принести из кухни ведро и вылить на него. Его лицо выглядело довольно скверно. Губы были в крови, два зуба выбиты и один шатался. С трудом поднявшись, Люблин доплелся до кресла и упал в него. Дэви прикурил сигарету и передал ему. Люблин взял ее; зажал между пальцами, но не затянулся.
— Корелли. — Люблин сделал затяжку и закашлял. — Я знал Корелли. Мы с ним изредка имели дела.
Дэви ничего не сказал.
— Но я не велел его убивать.
— Вы не занимаетесь такой грязью?
Глаза Люблина широко раскрылись:
— Почему я должен был убивать его? Что он мне сделал?
— Он должен был вам шестьдесят пять тысяч долларов.
— Где вы об этом слышали?
— У Корелли. — Он задумался на мгновение. — И от других людей.
Дэви наблюдал за лицом и глазами Люблина, поскольку хотел знать, попал ли он хоть частично в цель. И неожиданно он вспомнил об Юридической Академии. О разнообразных приемах перекрестного допроса. Они не изучали там эту специальную технику, подумал он. Они изучали, как обнаружить в показаниях людей противоречия, как расставлять на их пути ловушки, как делать показания недостоверными. Но ни слова не было о том, как выжать информацию из человека, когда на него направлено оружие. Там учили, как это делается с помощью слов, а о том, что нужно делать, если слова не приводят к цели, он знал очень мало.
— Он должен мне эти деньги.
— Как?
— Как? Наличными.
— А за что он был их вам должен?
— Это был карточный долг.
— Значит вы велели убить его, поняв, что он не заплатит.
— Это чепуха. — К Люблину вернулась часть его самоуверенности. Возможно, его лицо больше так не болело.
— Он бы заплатил. Но раз он умер, эти деньги для меня потеряны. Он не может мне больше ничего отдать, если он мертв.
— Когда он проиграл вам эти деньги?
— В феврале, марте... в конце концов, роли это не играет!
— А в какую игру вы играли?
— В покер.
— В покер? Вы выиграли у него шестьдесят пять тысяч в покер?
— Пятьдесят. Пятнадцать тысяч были проценты.
Дэви на минуту задумался.
— Он лжет, Дэви.
— Откуда ты знаешь?
— Корелли делал на ипподроме ставки по два доллара. Ты сам видел эти квитанции. Он бы не сел играть при таких высоких ставках.
— Послушайте, черт возьми...
— Дай-ка ему еще, Дэви.
Он опять ударил рукояткой револьвера и на лице Мори Люблина появился еще один шрам. На этот раз он следил за тем, чтобы Мори не потерял сознание. Он должен был причинить ему боль. Люблин сморщился и попытался глубже вжаться в кресло.
Дэви ударил его еще и на шраме выступила кровь. Теперь это получалось у него легче, почти механически.
— Начнем еще раз.
— Я люблю деньги. Я...
— Чистую правду.
— У нас было общее дело.
— Какое дело?
— Ограбление складов в Ионкерсе. Растворимый кофе. На склады напали бандиты. Они сумели вывезти кофе более, чем на четверть миллиона долларов. Прежде чем совершить набег, они договорились, что
