разрядов в динамике.
— Дело сделано, — сказал наконец Зеленый Лист.
— Будем ждать, ничего другого не остается.
Он снова очаровательно улыбнулся, по всей видимости, наслаждаясь ситуацией. Мэлори с любопытством взглянул на него.
— Скажи, как ты можешь… как тебе удается ладить с ними?
— А почему бы и нет? — Сладко потянувшись, он встал из-за пульта. — Когда человек отказывается от прежнего образа мыслей… дурножизни, когда он все равно что умер для прошлого… выясняется, что новая жизнь не так уж плоха. Машины снабжают нас всем необходимым, даже женщинами, когда удается захватить пленников.
— Холопы, — слетело с языка Мэлори то ужасное, провоцирующее оскорбление, что вертелось в его мыслях с первого момента их встречи. Но теперь он ничего не боялся.
— От такого же слышу, ты, коротышка, — Зеленый Лист продолжал улыбаться. — Мне кажется, друг мой, ты по-прежнему смотришь на меня сверху вниз. А зря! Не забывай, что теперь ты тоже по уши в дерьме.
— Мне жаль тебя, Зеленый Лист.
Его «компаньон», издав короткий смешок, покачал головой.
— В самом деле? А вдруг передо мной долгая жизнь без забот о хлебе насущном? Куда счастливее, чем у большей части человечества? Кажется, ты упомянул, что прототип одной из моделей скончался, не дотянув до двадцати трех. И что — это обычная продолжительность жизни для его эпохи?
На губах Мэлори, который все еще опирался на стойку, проступила мрачная улыбка.
— Для его поколения и в данном регионе Европы так оно и было. Первая мировая война — этим все сказано.
— Но ведь он умер от какой-то болезни?
— Этого я не говорил. Да, у него был туберкулез, который наверняка рано или поздно свел бы его в могилу. И все же он погиб в бою: в 1917 году от Рождества Христова в стране, называемой Бельгия. По- моему, тело так и не было найдено, поскольку зенитки разнесли его аэроплан в клочья.
Зеленый Лист застыл на месте.
— Аэроплан!.. О чем ты говоришь?
Мэлори выпрямился, превозмогая боль, и отпустил стойку.
— Я говорю о том, что Жорж Гинеме — таково его имя — сбил пятьдесят три вражеских самолета, прежде чем был сбит сам. Не торопись! — крикнул историк неожиданно громким и звучным голосом, и яростно устремившийся к нему Зеленый Лист в замешательстве остановился. — Прежде чем ты убьешь меня, задумайся на минуту: у какой стороны больше шансов на победу в нынешнем сражении?
— У какой стороны?..
— Ну да, девять истребителей против пятнадцати берсерков. Возможно, твоих хозяев еще больше, и все же я ставлю на асов. Дублеры, которых мы с тобой послали в бой, не станут играть роль овечек на бойне.
Несколько долгих секунд Зеленый Лист продолжал глядеть на Мэлори, затем резко бросился к пульту (дисплей по-прежнему сиял яркой белизной) и, постояв, медленно опустился в кресло оператора.
— Так ты меня подставил? — пробормотал он. —
Эта коллекция увечных музыкантов… но ты ведь не мог обмануть меня? Так каким образом…
— О, я не солгал ни единым словом. Ну разумеется, не все военные летчики первой мировой были инвалидами. Большинство из них пребывали в добром здравии и прикладывали массу усилий, чтобы сохранить его как можно дольше. Я также не говорил, что все они были музыкантами… хотя, конечно, старался создать подобное впечатление! Альберт Болл, несомненно, был одаренным музыкантом — среди любителей, конечно. Он часто повторял, что загубил свой талант из-за профессии, которую искренне ненавидит.
Обмякший Зеленый Лист, казалось, старел на глазах.
— Но слепой?.. Это же немыслимо!
— Точно так же думали те, что в начале войны выпустили его из лагеря для интернированных иностранцев. Одноглазый Эдвард Мэннок! Чтобы записаться добровольцем, ему пришлось сообразить, как обвести вокруг пальца медицинскую комиссию…
Но какая все-таки трагедия, что эти великолепные представители рода человеческого вынуждены были убивать друг друга! Ведь тогда еще не было берсерков. Ну, по крайней мере, таких, с которыми бьются в одноместных корабликах, вооруженных лазерами вместо пушки и пулеметов. Хотя, по сути, люди всегда противостояли берсеркам того или иного сорта.
— Поправь меня, если я ошибаюсь… Ты говоришь, мы усадили в истребители девять боевых пилотов?!
— И притом самых лучших! В общей сложности за ними числится более пятисот сбитых машин противника.
Наступило молчание. Зеленый Лист уставился в темнеющий экран: атомный шторм постепенно слабел. Мэлори, сидевший прямо на полу, внезапно вскочил на ноги: на самом краю голографического изображения появилась крошечная точка.
Быстро приближаясь к «Юдифи», она пылала, как раскаленный уголь.
— Вот и все, — сказал Зеленый Лист. — Все кончено. — Он встал и, вынув из кармана небольшой лучевой пистолет, направил его на Мэлори, но тут же улыбнулся и покачал головой. — Пожалуй, я оставлю тебя машинам. Они сделают это гораздо изобретательнее.
Когда заработали насосы воздушного шлюза, он неторопливо поднял оружие и приставил дуло к виску. Мэлори глядел на него, как зачарованный. Шум прекратился, щелкнул замок внутреннего люка. Зеленый Лист нажал на курок.
Преодолев дистанцию броском, историк выхватил из мертвой руки пистолет чуть ли не раньше, чем упало тело, и навел его на открывающийся люк. Там был все тот же знакомый берсерк — но зато как же он выглядел сейчас! Одной руки недоставало, из обрубка торчали горелые провода; верхнюю часть корпуса, густо усеянную небольшими отверстиями, окружало жесткое сияние электрического разряда.
Мэлори выстрелил, но машина словно не заметила удар силового луча (можно было догадаться, что берсерки не дадут человеку оружие, способное им навредить). Впрочем, не обратил он внимания и на самого Мэлори. Покачиваясь, изуродованная конструкция приблизилась к почти безголовому трупу и склонилась над ним.
— Пре-пре-пре-ступник! — заверещал берсерк. — Пре-пре-пре-датель! Пре-при-при-говор! Не- приии-ятные не-выносииимые стам-стом-стум-стииимулы! Дурножизнь, дурножизнь, дурно…
Зайдя сзади, Мэлори сунул дуло пистолета в одну из еще. горячих дыр, просверленных лазером Альберта Болла, а может, Франка Люка или Вернера Восса, или еще кого-нибудь, и послал один за другим два силовых луча в металлические потроха. Берсерк рухнул рядом с Зеленым Листом;, свечение мигнуло и угасло.
Мэлори попятился, не отрывая глаз от двух неподвижных тел — из плоти и металла. Обернулся к дисплею. Красная точка вяло дрейфовала прочь от «Юдифи»; по-видимому, корабль, который она изображала, был теперь не более чем кладбищем разбитых механизмов.
Одинокая зеленая точка вырвалась из последних завихрений атомного шторма. Через минуту в ангар скользнула «восьмерка» и мягко остановилась, уткнувшись в люльку; гладкие бока истребителя портили следы лучевых ударов. Раскаленное дуло носового лазера тяжко задымило в атмосфере.
— Запишите еще четыре победы на мой счет, — заявил дублер, как только Мэлори откинул люк кабины. — Сегодня мои товарищи оказали мне изумительную поддержку, доблестно пожертвовав собой во имя Фатерлянда. И хотя на одного нашего приходилось два противника, клянусь, никто из врагов не уцелел. Однако я вынужден заявить категорический протест! Мой аэроплан до сих пор не выкрашен в красный цвет!
— Я немедленно позабочусь об этом, mein Негг, — заверил Мэлори, начиная отсоединять контакты. Он чувствовал себя довольно глупо, пытаясь успокоить программное обеспечение электронного прибора. И все-таки он нежно прижимал модель к груди, спускаясь к пульту, рядом с которым покоилась кучка пустых
