Ее собственной дочери Марцелле было тринадцать лет, у нее уже начались менструации, и она обещала стать красавицей. Смуглая, как ее отец, она обладала своим собственным характером — кокетливая, надменная, властная. Марцеллу стукнуло одиннадцать лет — еще один смуглый красивый ребенок. Он и Антилл были ровесниками, но не выносили друг друга и отчаянно дрались. Как бы Октавия ни старалась примирить их, ей не удавалось, поэтому каждый раз, когда дядя Цезарь находился в городе, она призывала его на помощь. Сам Октавиан считал Марцелла гораздо более располагающим к себе, ибо у него был спокойный характер и он был сообразительнее Антилла. Целлине, младшей дочери Октавии от Марцелла, исполнилось восемь лет. Она была золотоволосая, голубоглазая и очень хорошенькая. Имелось большое сходство между нею и маленькой Юлией, частой гостьей в детской Октавии, потому что Октавия и Скрибония были хорошими подругами. У пятилетней Антонии были рыжеватые волосы и зеленые глаза. Но, увы, она унаследовала нос и подбородок Антония, и ее нельзя было назвать красавицей. Она была гордой и равнодушной и считала свое обручение с сыном Агенобарба ниже своего достоинства. Неужели, часто жаловалась она, не нашлось никого получше? У самой младшей из всех, Тониллы, были рыжеватые волосы и янтарные глаза, хотя, к счастью, ее черты были скорее Юлиевы, чем Антониевы. Она обещала стать решительной, разумной и горячей. Юл и Целлина были одного возраста с Тиберием, а Антонии и Друзу скоро должно было исполниться по шесть лет.
Какие бы интриги и ссоры ни случались в отсутствие Октавии, дети были жизнерадостными и хорошо воспитанными. Вскоре стало ясно, что Друзу трехлетняя Тонилла нравится больше, чем плаксивая Антония. Он взял ее под свое покровительство и стал порабощать ее. У Тиберия все обстояло труднее. Он оказался застенчивым, неуверенным и не умел поддерживать разговор. Самая добрая девочка, Целлина, сразу подружилась с ним, чувствуя его неуверенность, а Иулл, обнаружив, что Тиберий ничего не знает о верховой езде, о дуэлях на игрушечных шпагах и об истории римских войн, отнесся к нему с явным презрением.
— Вы хотите еще раз прийти к тете Октавии? — спросил Октавиан, ведя мальчиков домой через Римский Форум, где его приветствовали со всех сторон и часто останавливали, чтобы получить какую-то помощь или сообщить новую политическую сплетню.
Мальчики были поражены не только своей первой прогулкой по городу, но и эскортом Октавиана: двенадцать ликторов и германская охрана. Несмотря на злые выпады их отца против Октавиана, которые они выслушивали в течение нескольких лет, достаточно было одной этой прогулки, чтобы понять, что Октавиан — они должны научиться называть его Цезарем — намного важнее, чем был их отец Нерон.
У них появился новый педагог, племянник Бургунда Гай Юлий Кимбрик. Как и все потомки Бургунда, которого очень любил бог Юлий, он был высоким и мускулистым, светловолосым и круглолицым, с курносым носом и светло-голубыми глазами. Он старался познакомить детей со всем, что, по его мнению, было достойно внимания мальчиков. Он вызывал симпатию, его не надо было бояться. Он будет не только учить их в классной комнате, но и заниматься с ними упражнениями в саду, а со временем начнет обучать их военному искусству. И когда каждому исполнится по двенадцать лет, они будут уже немного подготовлены для военных занятий на Марсовом поле.
— Вы хотите еще раз прийти к тете Октавии? — повторил свой вопрос Октавиан.
— Да, Цезарь, — сказал Тиберий.
— О да! — воскликнул Друз.
— Вам нравится Кимбрик?
— Да! — хором ответили мальчики.
— Старайся преодолеть свою застенчивость, Тиберий. Как только ты привыкнешь к новой жизни, смущение пройдет. — Октавиан подмигнул пасынку. — Иулл — задира, но когда ты нарастишь немного мускулов на свои длинные кости, ты одолеешь его.
Очень успокаивающая мысль. Тиберий поднял голову, посмотрел на Октавиана и впервые улыбнулся.
— Что касается тебя, молодой человек, — обратился Октавиан к Друзу, — я не заметил никаких признаков застенчивости. Ты прав, предпочтя Тониллу Антонии, но я надеюсь, что потом ты найдешь общие интересы с Марцеллом, хотя он немного старше тебя.
Ливия Друзилла встретила мальчиков поцелуем и послала их с Кимбриком в классную комнату.
— Цезарь, у меня блестящая идея! — воскликнула она, как только они оказались одни.
— Какая? — осторожно спросил он.
— Награда Марку Агриппе! На самом деле две награды.
— Дорогая моя, награды Марка Агриппу не интересуют.
— Да-да, я знаю! Но все равно его надо наградить. С годами эти награды привяжут его к тебе еще сильнее.
— Наша связь никогда не порвется, потому что это чувство определяется тем, каков Агриппа и что он собой представляет.
— Да, да, да! Но может быть, для него будет лучше, если он женится на Марцелле?
— Ей всего тринадцать лет, Ливия Друзилла.
— Через четыре года ей будет семнадцать — достаточно для брака. Все меньше и меньше известных семей придерживаются старого обычая держать девочек дома до восемнадцати лет.
— Я подумаю.
— Есть еще дочь Агриппы, Випсания. Я знаю, что после смерти старого Аттика его состояние Перейдет к Аттике, но я слышала, что, если Аттика умрет, по его завещанию все должно перейти Агриппе, — возбужденно объясняла Ливия Друзилла. — Это делает девочку очень подходящей партией, а поскольку наследство Тиберия ничтожно, я думаю, он должен жениться на Випсании.
— Ему восемь, а ей нет еще и трех.
— О, я умоляю тебя, Цезарь, не будь таким болваном! Я знаю, сколько им лет, но они вырастут, не успеешь ты сказать «Аламмелех»!
— Аламмелех? — криво улыбнувшись, переспросил Октавиан.
— Это река в Филистии.
— Я знаю, но не знал, что ты знаешь.
— О, иди и прыгни в Тибр!
В то время как домашняя жизнь доставляла Октавиану все больше и больше радости, его общественная и политическая деятельность была не очень плодотворна. Какие бы сплетни ни разносили агенты Октавиана, какую бы клевету ни сочиняли на Марка Антония, им не удалось разубедить семьсот сенаторов в том, что Антоний тот человек, за которым надо следовать. Они искренне верили, что скоро он вернется в Рим, хотя бы ради того, чтобы отметить триумф за победы в Армении. В письмах из Артаксаты он хвастался огромными трофеями, от статуй из цельного золота высотой шесть локтей до сундуков с парфянскими золотыми монетами и сотнями талантов ляпис-лазури и хрусталя. Он вел с собой девятнадцатый легион и уже требовал, чтобы Октавиан нашел землю для солдат.
Если бы влияние Антония ограничивалось только сенатом, его можно было бы преодолеть, но представители первого и второго класса, а также многие тысячи людей, занятых предпринимательской деятельностью, превозносили яркую личность Антония, его честность, его военный гений. Что еще хуже, дань поступала в казну со все возрастающей скоростью, откупщики налогов и плутократы всех мастей роились вокруг провинции Азия и Вифинии, как пчелы вокруг цветов, собирая нектар, и теперь казалось, что огромные трофеи Антония тоже поступят в казну. Статуя Анаит из цельного золота будет подарком Антония храму Юпитера Наилучшего Величайшего, а большинство других произведений искусства и драгоценности будут проданы. Генерал, его легаты и легионы получат свои законные доли, но остальное пойдет в казну. Прошли годы с тех пор, как Антоний был в Риме дольше нескольких дней, — и последний раз это случилось пять лет назад, — но его популярность сохранилась среди влиятельных людей. Волновала ли этих людей Иллирия? Нет. Она не сулила никакой прибыли для коммерции, и мало кого из живущих в Риме и владеющих виллами в Кампании и Этрурии волновало, будут ли Аквилея и Медиолан стерты с лица земли.
По сути, Октавиану удалось сделать только одно: имя Клеопатры стало известно по всей Италии, от самых высших слоев общества до самых низов. О ней все думали самое плохое. К великому сожалению, нельзя было заставить их понять, что она управляет Антонием. Если бы вражда между Октавианом и
