это не имело значения, поскольку она не нашла в Антонии ничего, что могло бы понравиться или чем можно было бы восхищаться. Особенно после того как она поняла, что он изо всех сил старается вызвать у нее интерес к себе. Она почувствовала огромное удовлетворение, не ответив ему, и это стало для нее маленьким уроком того, как женщина может обрести власть. Только не с Антонием, чья страсть мимолетна и незначительна.
— Что ты думаешь о великом человеке? — спросил Нерон, когда они шли домой в коротких жарких сумерках.
Ливия Друзилла удивленно взглянула на мужа. Обычно он не спрашивал ее, что она думает о ком-то или о чем-то.
— Высокий по рождению, низкий по натуре, — ответила она. — Вульгарный невежа.
— Выразительно сказано, — одобрил он, довольный.
Впервые она посмела задать ему вопрос, относящийся к политике.
— Муж мой, почему ты хранишь верность такому вульгарному невеже, как Марк Антоний? Почему не Цезарю Октавиану, во всех отношениях совершенно другому?
Нерон остановился, повернулся к жене и посмотрел на нее скорее удивленно, чем раздраженно.
— Происхождение перевешивает все. Антоний лучшего происхождения. Рим принадлежит людям с правильной родословной. Они, и только они, имеют право занимать высокие государственные должности, управлять провинциями, вести войны.
— Но Октавиан — племянник Цезаря! Разве происхождение Цезаря не безупречно?
— О, у Цезаря было все: происхождение, ум, красота. Благороднейший из благородных патрициев. Даже его плебейская кровь была самой лучшей: мать из рода Аврелиев, бабушка из рода Марциев, прабабушка из рода Попилиев. А Октавиан — мошенник! Капля крови Юлиев, а остальное — мусор. Кто такие Октавии из города Велитры? Абсолютно никто! Некоторые Октавии вполне респектабельны, но не из Велитр. Один из прадедов Октавиана делал веревки, другой пек хлеб. Его дед был банкиром. Низко, низко! Его отец удачно женился во второй раз на племяннице Цезаря. Хотя и в ней кровь не чистая — ее отец был богатым ничтожеством, которое купило сестру Цезаря. В те дни у Юлиев не было денег, они вынуждены были продавать своих дочерей.
— А разве в племяннике не на четверть крови Юлиев? — смело спросила Ливия Друзилла.
— Он внучатый племянник, этот маленький позер! Одна восьмая крови Юлиев. Остальная часть отвратительна! — рявкнул Нерон, теряя терпение. — Я не знаю, что заставило великого Цезаря выбрать низкорожденного мальчишку своим наследником, но в одном ты можешь быть уверена, Ливия Друзилла: я никогда не свяжусь с людьми, подобными Октавиану!
«Ну-ну, — подумала Ливия Друзилла, — вот почему так много аристократов Рима ненавидят Октавиана! С моим высоким происхождением я должна бы тоже ненавидеть его, но он заинтриговал меня. Он так высоко поднялся! Меня восхищает в нем это, потому что я это понимаю. Возможно, время от времени Рим должен создавать новых аристократов. Возможно даже, что великий Цезарь понимал это, когда составлял завещание».
Толкование Ливией Друзиллой причин, почему Нерон принял сторону Марка Антония, страдало чрезмерным упрощением, но ведь и рассуждения Нерона были такими же упрощенными. Его узкий ум был неразвит. Никакое количество дополнительных лет обучения не могло сделать его умнее, чем он был, когда в молодости служил у Цезаря. Он был до такой степени туп, что до него не доходило, как сильно он не нравился Цезарю. С него было как с гуся вода, как говорили галлы. Когда твоя кровь самая лучшая, какой недостаток может найти в тебе твой товарищ, тоже аристократ?
Первый месяц пребывания Антония в Афинах был заполнен женщинами, но ни одна из них не стоила его драгоценного времени. Хотя было ли его время действительно ценным, если все, что он делал, не приносило плодов? Единственная хорошая новость из Аполлонии пришла с Квинтом Деллием, который сообщил, что его легионы прибыли на западный берег Македонии и очень хорошо расположились в месте с довольно благоприятным климатом.
Почти сразу после Деллия появился Луций Скрибоний Либон, сопровождавший женщину, которая, конечно, не могла улучшить настроение Антония, — его мать.
Она ворвалась в его кабинет, теряя на ходу шпильки, соря семенами для птиц, которых служанка несла в клетке, и нитками из длинной бахромы, пришитой какой-то сумасшедшей портнихой к краям ее меховой накидки. Ее волосы висели прядями, теперь уже больше седыми, чем золотистыми, но глаза оставались такими же, какими их помнил ее сын, — вечно исторгающими слезы.
— Марк, Марк! — воскликнула она, кидаясь ему на грудь. — О мой дорогой мальчик, я думала, что больше не увижу тебя! Какое ужасное время я пережила! Жалкая комнатушка на вилле, где день и ночь раздавались звуки актов, о которых неудобно говорить! Улицы оплеванные, залитые содержимым ночных горшков! Кровать, по которой ползают клопы, помыться негде…
Антоний наконец смог посадить ее в кресло и успокоить настолько, насколько кому-либо удавалось успокоить Юлию Антонию. Только когда слезы стихли до обычного, у него появилась возможность увидеть, кто вошел следом за Юлией Антонией. Ах! Подхалим из всех подхалимов, Луций Скрибоний Либон. Он не был сторонником Секста Помпея — он просто связался с ним, чтобы из кислого подвоя получить сладкий виноград. Невысокого роста и худощавого телосложения, с лицом, которое усиливало несоответствие его размеров и выдавало звериную натуру: хваткий, робкий, честолюбивый, непонятный, эгоист. Его момент настал, когда старший сын Помпея Великого влюбился в его дочь и развелся с Клавдией Пульхрой, чтобы жениться на ней. Воспользовавшись ситуацией, Либон обязал Помпея Великого возвысить его, как приличествует тестю его сына. Затем, когда Гней Помпей погиб вслед за своим отцом, Секст, младший сын, женился на его вдове. С тем результатом, что Либон стал командовать морским флотом и теперь действовал как неофициальный посол своего хозяина, Секста. Женщины из рода Скрибониев удачно выходили замуж. Сестра Либона дважды выходила за богатых, влиятельных людей, причем один раз за патриция Корнелия, от которого родила дочь. Хотя Скрибонии давно уже стукнуло тридцать и она считалась обреченной на неудачу (быть дважды вдовой — это уже слишком), Либон не терял надежды найти ей третьего мужа. Симпатичная, может рожать, приданое в двести талантов. Да, его сестра Скрибония снова выйдет замуж.
Однако женщины Либона не интересовали Антония. Его беспокоил сам Либон.
— Зачем ты привез ее ко мне? — спросил Антоний.
Либон широко открыл глаза, раскинул руки.
— Мой дорогой Антоний! Куда еще мне было ее везти?
— Ты мог отправить ее в ее собственный дом в Риме.
— Она закатила такую истерику, что мне пришлось выпроводить из комнаты Секста Помпея, иначе он бы убил ее. Поверь мне, она не желала ехать в Рим, все время кричала, что Октавиан казнит ее за измену.
— Казнит кузину Цезаря? — недоверчиво переспросил Антоний.
— А почему нет? — с невинным видом спросил Либон. — Он же внес в проскрипции кузена Цезаря, Луция, брата твоей матери.
— Мы с Октавианом оба это сделали с Луцием! — резко заметил Антоний. — Но мы не казнили его! Нам нужны были его деньги, вот и все. У моей матери денег нет. Ей ничто не угрожает.
— Вот ты и скажи ей об этом! — раздраженно крикнул Либон.
В конце концов, он терпел ее во время долгого вояжа. С него хватит.
Если бы кто-то из них подумал посмотреть на нее, он увидел бы, что полные слез голубые глаза полны также и хитрости и что уши, украшенные огромными серьгами, чутко ловят каждое произнесенное слово. Юлия Антония могла быть монументально глупой, но она очень заботилась о своем благополучии и была убеждена, что ей намного лучше будет сидеть у старшего сына, чем торчать в Риме, не получая дохода.
К этому времени прибыли управляющий и несколько перепуганных служанок. Отбросив их опасения, что они не справятся с этой проблемой, Антоний с благодарностью передал им свою мать, попутно уверяя ее, что не собирается отсылать ее в Рим. Наконец трудное дело было сделано, и в кабинете воцарился мир. Антоний вернулся в кресло и с облегчением вздохнул.
