Не успел испариться гнев, как на смену пришло сожаление, быстро вытесненное почти физической болью, возникшей в груди и подступившей к горлу. Он бросился вперед, подхватил влажную ткань, но то, что уже случилось, отменить было невозможно, нельзя было ни вернуть ее, ни воссоздать, ни воскресить…
Бросив влажную ткань, он зашагал прочь по каменным плитам. Пыль смягчала шаги босых ног, на подошвы налип песок, но скоро они снова стали сухими и прохладными. Бум, бум, бум, гулко бухали в ушах удары сердца.
Добравшись до дверного проема, он взялся за ручки мотоцикла и вяло нажал на стартер. С третьего раза двигатель горячо закашлял. Вручную он подвел его к темному проему и затрясся вниз по винтовому спуску. На поворотах, когда он с ревом огибал башню, узенькое окошко швыряло ему в глаза пригоршню лунных лучей.
Джо остановился на седьмом этаже Восточного Флигеля, посередине северо-западного коридора.
Двигатель уже не трещал, а только мягко мурлыкал. Джо спешился и хмуро посмотрел в даль мрачного коридора, пол которого был покрыт свалявшейся ковровой дорожкой.
Он прислонил мотоцикл к стене.
— Эй!
— Джо, это ты? — Подожди минутку, я сейчас выйду…
Но Джо уже поднялся на три ступеньки к узенькой нише и ударил в деревянную дверь — взвизгнув, она распахнулась.
Стрелки старинных часов, прячущихся в углублении книжной полки, от пола до потолка заставленной книгами, показывали без двадцати три.
— Послушай, от тебя одно только беспокойство, — сказал Максимиллиан. — Будь я хоть капельку раздражительнее, я давно зашвырнул бы тебя обратно в тот проклятый кошмар, из которого ты явился.
— Попробуй. — Джо развалился в кожаном кресле и задрал ноги на письменный стол, за которым сидел Максимиллиан.
Максимиллиан отодвинул в сторожу две стопки книг и сквозь очки в черной пластмассовой оправе уставился на Джо. Пальцы его сплелись в большой, пронизанный вздутыми венами клубок.
— Ну, что там у тебя стряслось на этот раз? И убери-ка ноги со стола.
Джо послушно опустил ноги на пол.
— Я только что отделался от Морганты.
— А почему бы тебе не пойти и не пожаловаться на свои любовные неудачи кому-нибудь другому? — Максимиллиан откинулся назад и сам задрал ноги на стол. При этом две толстенные книги свалились на пол. Каблуком он задел хрустальное пресс-папье, оно отлетело к краю стола и чуть было не…
Джо ловко поймал его.
— Спасибо, — сказал Максимиллиан.
Но Джо не торопился ставить его на место, вместо этого он с любопытством стал разглядывать сверкающие хрустальные грани.
— Послушай… что это у тебя за штука? — спросил Джо, взвешивая на ладони кусок хрусталя.
— Это? — Максимиллиан поднял глаза. Брови его сошлись на переносице. — Когда смотришь, в глубине хрусталя виден мост перед главными воротами.
— Я так и думал. — Джо резко повернулся и что есть силы швырнул пресс-папье в стену.
Оно глухо ударилось о толстую портьеру, та содрогнулась, от нее отделилась плотная стена пыли и тут же стала разрушаться, отдельные куски ее на глазах превращались в огромных серых драконов; те в свою очередь распадались, плодя грифов, размерами поменьше, а эти последние, наконец, рассыпались на крохотных летучих мышей, которые немедленно и бесследно исчезли неизвестно куда. Пресс-папье бухнулось на сваленный в кучу гобелен и застрекотало по доскам пола к столу.
Максимиллиан подобрал его, положил перед собой и, упершись локтями в ручки кресла, наклонился над кристаллом. Внимательно рассмотрев его со всех сторон, он произнес:
— Ты что, в самом деле расстроился из-за Морганты? — Он выпрямился, достал свою пенковую трубку, набил ее табаком из стоящей рядом коробки, выполненной в виде головы бабуина. Желтые глаза зверя поднялись кверху, следуя за его рукой, два раза моргнули и снова скрестились на плоском, черном и, похоже, вечно влажном носу. — Ладно, рассказывай.
— Макс, — отозвался Джо, — ведь ты же знаешь, прекрасно знаешь, что ты — всего-навсего плод моего воображения. Ну почему ты никак не хочешь с этим согласиться?
— Потому что все наоборот, милый мой: это ты — плод моей фантазии. — Максимиллиан втянул в трубку цветок пламени, распустившийся на конце спички. Выпустив несколько густых клубов дыма, он погладил большим пальцем чашку трубки. — Но я бы хотел поговорить с тобой о Моргайте. Ты и в самом деле не хочешь попробовать еще раз?
— Нет.
— Послушай, Джо…
— Макс, я наконец все понял. Когда-то очень давно мне пришла в голову фантазия создать нечто такое, чего я уже никогда не смогу уничтожить. Я был тогда очень одинок. Мне хотелось, чтобы рядом оказался хоть кто-то, совершенно не похожий на меня. Я взял и создал Максимиллиана. И уже никак больше не мог от него избавиться. Вдобавок я заставил себя забыть, что это именно я сотворил его…
— Ты это серьезно, Джо? Но ведь все было наоборот: это я сотворил тебя! И прекрасно помню, как я это делал. Я очень хорошо помню то время, когда тебя еще тут не было. И даже помню время до того, как тебя тут не было.
— Но неужели ты не понимаешь, что именно я велел тебе помнить об этом?
— Послушай, Джо, ведь все, что касается тебя, — ну совершенная нелепость! Начиная с того, что ты грохочешь с утра до вечера вверх и вниз по лестницам, и кончая твоим этим диким нарядом. Разве подобный кретин может быть настоящим?
— А все потому, Макс, что ты не способен постичь, как люди могут совершать нечто неординарное, не укладывающееся в твои сухие мозги. Ты же сам не раз признавался мне в этом. А раз так, тогда скажи, как сам-то ты можешь считать себя настоящим?
— Ну что же, неплохой вопрос!
— Если ты утверждаешь, что именно ты сотворил меня, тогда почему ты не в силах меня уничтожить, как я только что уничтожил Морганту?
— Потому что я, в отличие от тебя, умею держать себя в руках.
Стрелки на циферблате старинных часов незаметно прокрутились вперед, но теперь каким-то непостижимым образом отстали на две минуты.
Максимиллиан зевнул.
— К тому же я отчетливо помню, как создавал тебя. А вот ты ничего не помнишь…
— Макс, — Джо в отчаянии протянул к нему руки, — ну не станешь же ты отрицать хотя бы того, что я ни разу не видел тебя за пределами этой комнаты?
— Все свои потребности я вполне могу удовлетворить здесь или, скажем, в соседней комнате.
— А вот сейчас, например, ты смог бы пойти со мной?
— Я занят.
— Вот-вот, ты просто не способен выйти отсюда! Это я пожелал, чтобы ты всегда оставался здесь.
— Чепуха. Я часто гуляю — через день, не реже — в одном из нижних коридоров.
— Но почему же, когда я прихожу, ты всегда сидишь за этим столом? В любое время дня и ночи. Я ни разу не застукал тебя снаружи.
— Тем больше причин убедиться в том, что именно я создал тебя. И представь, я никогда не зову тебя — полагаю, у меня это выходит как-то бессознательно… ну да, я допускаю, что временами испытываю к тебе чувство, которое весьма похоже на… нежность.
Джо в ответ только проворчал:
— Ну ладно, ладно. Что ты читаешь?
— «Гагарки». — Максимиллиан погладил переплет. — М. Р. Локли. Прекрасная книга.
