— Вы были мертвы.
Через некоторое время Доктор спросил:
— Вам хочется побыть одному?
— Если можно, — прошептал Кейз.
Синий человек поблек и исчез.
Джэн…
Кейз был в смятении, он даже не мог определить, что с ним происходит. Беспощадный критик в глубине сознания (мы все знаем, как он неусыпно наблюдает за нами) твердил ему: «Идиот! Сентиментальный слабак! Тебе что, было бы легче, если бы ее не стало всего лишь двести лет назад? И злишься к тому же! На кого тебе злиться?»
— На кого… — прошептал он. — На кого угодно…
Кейз огляделся, прищурился. В пустынном помещении и разбить нечего, и он изо всех сил стукнул себя кулаком по ладони. Ушибленное место заныло, а вместе с болью возникло какое-то мерзкое воспоминание — злобный смех. Смех обрел почти материальную форму. Он исходил неизвестно откуда, издевательский хохот от радости, что мышь угодила в мышеловку. Две мыши, Кейз и Джэн.
Он сделал над собой усилие — смех исчез. Он закрыл глаза и приказал себе думать о другом.
Примерно так… Сначала за ними гнались, а перед тем была посадка, а перед нею — спасательная лодка, а перед тем… перед тем было непонятное, ведь они покинули корабль в мерцающем тумане сверхскорости, но быстрее света или медленнее, кто может ответить? Аппаратуры для подобных измерений не было, да и какая аппаратура могла бы это точно зафиксировать? Электроны лились небывалым? странным потоком, графики полей и волн немыслимо искажались.
Никто в том пространстве раньше не бывал, ни на один сигнал ответа не поступало. Поговаривали, что «С» (скорость конечная) — это путь в иную Вселенную либо в неизвестную фазу пространства. Наверное, такое влечет за собой смерть и полный распад тканей, ибо все явления электробиохимии, согласно законам физики, претерпевают изменения, при которых материя и жизнь неминуемо гибнут. А было и другое мнение: феномен трансформации (массы в энергию, затем в пространство, затем во время, с пропорциональной взаимозаменяемостью) создает некую модель, и, вполне вероятно, возникает иная, неугадываемая форма жизни. Высказывалась и уверенность, что в отрыве от рукотворного чрева — космического корабля, поддерживающего жизнедеятельность, искусственную гравитацию и все остальные необходимые условия, — человек попадает в среду совершенно необычную, враждебную, опасную. Катапультирование в стратосферу, под которой девяносто пять процентов атмосферы, температурный скачок до двухсот градусов — это неминуемый смертельный исход. А что же тогда в космосе, да еще в том неизведанном пространстве, где само понятие времени искажается?
Было еще одно мнение: скорость сама по себе не основной фактор. И в те далекие дни, когда строили первые железные дороги, ученые предсказывали, что при двадцати милях в час в ушах лопнут сосуды, зрение замутится, нарушится кровообращение. И все эти рассуждения о скорости логически так же недостоверны: нет абсолютной скорости, она всегда относительна, и опасность при катапультировании в космосе лишь одна — оказаться в невесть каких немыслимых далях.
Так вот, Кейз обнаружил, что происходит в таких обстоятельствах, но не сделал при этом никаких выводов, кроме одного — можно выжить. Не ведая, что и как с ними произошло. Визг сигнала тревоги, громовой голос, подавший команду «покинуть корабль», страх, бросок к спасательной лодке. Затем корпус корабля прогнулся, отсек позади треснул и взорвался со всем, что в нем было. Кейз пробрался, сам не зная как, к запасной площадке, выкарабкался через люк над чьей-то головой; он Дергал ногами, извивался, задевал кого-то ступнями, вытягивал шею, Пытаясь разглядеть, где остальные, но ничего не увидел. Остался ли там Кто или нет, совесть его была чиста (хотя он всегда будет сокрушаться о Погибших) — автоматические контрольные приборы в его секции отключились, он свалился в спасательную лодку, за ним закрылся люк, лодка оторвалась от корабля. Сработало поле инерции, и мучительное Ускорение не чувствовалось, но невыносимо мучительным для организма был вибрационный эффект. Кейз заметил, что еще один член экипажа спасся и был, похоже, в таком же состоянии, а вообще-то Кейзу ясно запомнилось, как исчезал, вращаясь вокруг своей оси, корабль с рваной пробоиной в середине корпуса.
Какое-то время он находился без сознания. Кейз смутно помнил, что, взглянув на пульт, он не получил никакой определенной информации, а лишь увидел, что лодка в исправности, и конвертер поглощает необходимый объем атомарного водорода, обеспечивая горючее и жизненно важные для организма элементы.
В лодке с контурами акулы с удлиненным спинным плавником был запас продовольствия, конвертеры, горючее. В плавнике помещались каюты на шестерых и пульт управления. Удобно, безопасно.
Много места, воздуха и еды. На шестерых. Для двоих — роскошная жизнь. И никакой надежды.
Наконец Кейз посмотрел на второго. На того, кто сумел спастись вместе с ним.
Он сразу отметил про себя, что с ним отнюдь не тот, кого он ожидал увидеть. Не старый ворчун капитан, не потешный малыш Хенни из «черной» бригады, не Боукор, который всегда оставался для Кейза загадкой, не Мери Ди, которая не подозревала, что не очень-то нравится Кейзу… Увидел он лицо весьма неприметное, одно из многих. В школе, бывало, не запоминаешь, кто из какого класса, знаешь лишь, что учишься вместе. И фамилию не сразу вспомнишь. Как сейчас. То ли Кэндер, то ли Дэнсер. Ксенобиохимик постоянно сидела в уголке с коллегами из секции науки, толковали они обычно о своих исследованиях.
— Дженифер?
— Джэнет Джэносек.
Она обвивала рукой подпорку, за которую ухватилась при резком повороте лодки. Вероятно, она зорко следила, как Кейз проверяет обстановку. Кейз выше по званию. Следовательно, Джэносек у Кейза в подчинении, и все же она не должна ни единой мелочи оставлять вне поля зрения. Оптимальный результат соответствующей тренировки следить за самым основным, не упуская, однако, мельчайших деталей — Кейз и Джэн могли полагаться лишь на себя.
— Кейз Хардин, лейтенант, — представился он.
— Я знаю, сэр.
Последовало неловкое молчание. Естественно, в экипаже офицеров гораздо меньше, чем рядовых. И рядовые всех офицеров знают в лицо-«Представляться было незачем, напыщенный хвастун».
Глаза у нее продолговатые, миндалевидные, блестящие, не поймешь, что во взгляде (а он многое таит); волосы туго зачесаны назад над гладким, без единой морщинки, лбом. Высокая, тоненькая (и то, и другое в меру).
Кейз пожал плечами и кивнул на пульт. В поле зрения — ни единого корабля, ни лодок, ни одной планеты, ни одного светила. Попадались на пути какие-то обломки, исчезали… Уголка, где можно было бы спастись и укрыться, компьютер не находил.
— Рядовым ничего не говорят, — заметила Джэн.
— И лейтенантам говорят не все. Мы испытывали новую модель двигателя. Теоретически наш способ перемещения в пространстве неосуществим в гравитационных полях определенной плотности, поэтому мы отправились в глубины космоса. Математики оценивали фактор безопасности корабля в три единицы, то есть мы летели в межгалактическом пространстве с тройным показателем безопасности. В общем, либо они ошиблись, либо плохо просчитали конструкцию, либо капитан и помощники сделали что-то не так. Корабль вышел из-под контроля. Ускорение нарастало, и дело закончилось аварией.
— И никто больше не…
— Только мы.
Они смотрели друг на друга. Что таилось в блеске этих удлиненных глаз? Вопрос: почему спасся ты? Или скорбь о ком-то?
На миг Кейз горько пожалел, что ничего не знает: он никогда не слушал сплетен, не лез в чужие дела, не интересовался, кто в кого влюблен, у кого романы, за кем какие водятся грешки. У Кейза был острый ум, стремление к поиску; задачи — труд, ответственность, служение долгу. Он подавлял свои душевные порывы и неукоснительно следовал приказам непосредственного и высшего начальства. Преданный делу офицер. Никогда не гнался за высокой оценкой своей личности. А теперь и подавно. И вот сейчас их двое, и из них двоих он — командир. Теперь у нее не было возможности сравнивать его с кем- нибудь другим и, судя по всему, больше не появится. Кейз вздохнул (отчего бы?) и отвернулся. Он ничего не
