Они не разрешали себе посторонних мыслей, мол, зачем все эти Приготовления, безнадежная, в общем-то, затея. Двойной взлет, конечно, позволит им быть вместе в космических далях. Улетать придется ли-спасаясь от чего-то бегством, либо стремясь к какой-то определенной
А может быть, здесь суждено остаться навсегда. «И все же, — сказал Кейз, — пусть будут в полной готовности, даже если и не понадобятся. Лучше предусмотреть все».
И снова они лежат, укрывшись своим импровизированным одеялом.
Кейз, ты что делаешь?
Снимаю напряжение. По инструкции в учебнике — это альтернатива применению возбудителя.
— Ага. «Помощь организму в достижении биопсихологического равновесия». Глава: «Здоровье индивидуума в экстремальных условиях».
— Точно. А пункт этот…
— Я помню инструкцию, Кейз, только сейчас условия у нас не экстремальные.
Не часто Джэн позволяла себе перебивать Кейза. Кейз выглянул наружу — прохлада, черное беззвездное небо.
— Как это — «не экстремальные»?
— Мы можем найти выход.
— Но возбудитель потерялся.
— Потерялся.
— Ага, понимаю. Ты собираешься заняться мною сама.
— Собираюсь.
— Мне это приходило в голову, — серьезно заметил Кейз. — Только у меня есть твердое правило — не использовать свое положение в личных целях. Я следую этому принципу.
— Этот принцип не всегда верен, — заявила Джэн. — Женскому организму тоже требуется помощь в достижении биопсихологического равновесия.
— В самом деле?
Кейз не собирался спорить. Просто он никогда над этим не задумывался. А сейчас вдруг осознал, что так оно и есть.
— Что ж, это разумно.
— Конечно.
И она страстно обняла его. Кейз был потрясен. Он понял, отчего Джэн громко вскрикнула (не так уж он был наивен), но не мог уразуметь, почему она разразилась слезами. Наслаждение не уступало по силе действию возбудителя. Кейз осознал, что его ждут еще большие радости.
Они построили себе жилище. Когда однажды ночью пошел дождь, им стало скверно как никогда. Авария, ушибы, сбитые ступни, колючки в коже, даже голод не были так мучительны, не повергали в такое уныние. Промозглая сырость, холод, темень — и некуда деться, нужно дожидаться рассвета. Они прильнули друг к другу, мокрые с головы до ног под промокшим насквозь одеялом, и с первым проблеском света занялись строительством. Нашли скалу, нависшую над краем песчаного берега, возле которой росли два больших развесистых дерева; со скалы в ответвления на стволах деревьев уложили жерди — остов крыши. Жерди оказались настоящим сокровищем, а найдены были на выгоревшем участке леса, где полегли деревья.
Нашлась в зарослях и лоза. Жерди поверху оплели лозой (плети спускались до земли по сторонам и концы побегов закрепили. Попалась еще и другая лоза, чьи плети были много толще и крепче. Их пропустили через жерди поперек — получился остов для крыши и стен, на него можно было настелить ветки. Такая кровля (как и наживку для рыбы, ее придумала Джэн) давала защиту от ветра, дождя и насекомых. Кусок ткани, служивший одеялом, изрядно поизносился, но им завесили дверной проем, и вообще… и вообще они были там счастливы.
В книгах не найти точного определения, что такое «счастье». Пока ты счастлив, ты этого не замечаешь и осознаешь только позднее.
Кейзу понадобилась на это целая вечность.
— Однажды мы поссорились, — продолжал Кейз после недолгого молчания. — Тогда, по-моему, и наступили наши мучения.
Началось все с диктофона. Я пошел за рыбой — у нас в воде была устроена ловушка. Мы заметили небольшую излучину, заложили вход в нее камнями в форме треугольника вершиной к берегу и там, в камнях, оставили щель. Рыбы заплывали через щель, а как выплыть из нее, не догадывались. Скоро ловушка кишела рыбой. Крупные пожирали мелких, и у нас не было с ними никаких хлопот. Загарпунить любую можно было стоя на берегу. А потом вытащить. Я принес отменную толстую рыбину с треугольной головой, совершенно без чешуи, и, знаете, когда думаешь порадовать, а получается…
Джэн напустилась на меня. Я бросил рыбину на землю, схватил Джэн за плечи, как следует ее тряхнул и лишь после этого выяснил, из-за чего она подняла такой шум.
Из-за диктофона. Ей удалось вытащить диктофон из лодки в целости и сохранности, и она пользовалась им постоянно — записывала какие-то свои мысли. Я понимал, что нельзя вмешиваться, и никогда не Прослушивал записей. Я думал, она ведет бортовой журнал. И пусть, если ей хочется. Так вот, оказалось, что диктофон исчез, и никогда ни до, Ни после не видел я Джэн в таком гневе.
Я целый час втолковывал ей, что не брал аппарат, что она его сама Куда-то дела. Джэн оказалась перед неразрешимой загадкой — я не стану лгать, по крайней Mepie, такого ни разу не было, а она точно знала, Что диктофон был на месте. Она пребывала в сомнениях, которые не оставляли ее до… до самого конца.
Через некоторое время я все-таки уразумел, какое огорчение она испытывала.
У меня был целый набор каменных инструментов: наконечники стрел, каменные ножи и рыбочистки — сколько я потратил и времени, и сил, и стараний, пока их смастерил, и потом не мог без них обходиться. Скала, где мы пристроили свое жилище, стала задней стеной, на ней был выступ, я там разложил весь свой скарб. И без конца, каждую, свободную минуту что-нибудь доделывал, улучшал. Не знаю, поймете ли вы, какое чувство я испытал, когда зашел за топориком и увидел, что все мои инструменты исчезли — все до единого. Джэн собирала в лесочке какие-то плоды, а когда вернулась, я встретил ее разъяренный, как лютый зверь. Наверное, сцена, за этим последовавшая, показалась бы постороннему человеку презабавной: я вопил, она оправдывалась, я не верил, я сомневался в Джэн — а ведь она мне ни разу не солгала. Но наша гневная перепалка кого-то рассмешила. Послышался хохот.
И ссоры как не бывало. Сразу же мы опомнились. Прильнули друг к другу, не дыша, прислушиваясь. Мне сперва показалось, что звуки зародились в моем сознании. Я не мог определить источник. А потом я почувствовал, что Джэн тоже слышит — смех, заглушающий все вокруг.
В ту ночь нас разбудило нечто иное — запах. Ни одна химическая лаборатория во всем мире не смогла бы выработать такого отвратительного зловонного соединения. Непередаваемо мерзкое, тошнотворное, гнилостное. Мы выскочили, задыхаясь, выбежали вон, помчались через пляж и кинулись в воду. Смрад стоял повсюду.
Потом этот запах исчез. Примерно через час. Исчез без следа. Джэн сказала, что снова слышит раскаты хохота.
Назавтра мы взяли корзинку, полную фруктов (ее сплела Джэн), и отправились к высокому холму поглядеть, что происходит вокруг. Мы уже один раз взбирались туда; с холма взгляду открывалось большое пространство. Если на планетоиде кто-то или что-то появилось, мы хотели выяснить, что именно.
Путь был долгий, подъем крутой — год назад нам было его не одолеть, но теперь кожа на ступнях у нас огрубела, тела закалились, нам были не страшны ни жара, ни ветер, ни колючки. Нас все сильнее И сильнее мучил страх, а то бы получилась отличная прогулка.
Мы ничего не увидели — только устали до предела да еще нанюхались по пути смрада, и опять нам слышался хохот.
Похолодало. За два дня озеро и наш небольшой запас воды покрылись льдом. Единственной нашей надеждой было рваное покрывало, мы закутались в него и лежали, дрожа от холода. К концу суток нам пришлось выйти по малой нужде. Оказывается, можно умирать от жажды, но все равно возникает потребность освободить мочевой пузырь. Через минуту мы вернулись, но за это время исчезло покрывало.
