произведение (опубликованное в прошлом году), название которого «Роман», жанр — роман, имя главного героя — Роман. Действие происходит в середине прошлого века. Герой приезжает в деревню к тетушке, влюбляется в девушку, которая его отвергает, потом встречает другую. Стилизация под Тургенева, Лескова, Гончарова — виртуозная. От доктора-нигилиста Роман получает в подарок топор. После свадьбы он берет топор… тут стилистика романа резко меняется от классического критического реализма к хармсовскому гротеску — и убивает всех подряд.
Звали Русь к топору? Вот и получайте. Десятки страниц заполнены перечислениями: «Роман убил Анну… Роман убил Елизавету… Роман убил Ивана» Это можно толковать как иносказание: скольких же у нас в России убили и продолжают убивать.
Коллеги-критики пишут: «Постмодернистский перечень». Нет, шире. Что у нас произошло в Буденновске? В Кизляре? В какой газете полностью опубликован список погибших? То-то и оно, что ни в какой. Сорокин не считает себя моралистом, он пишет как ему пишется, но я интерпретирую его «Роман» как кошмарный итог XX века, куда вели прелестные тургеневские девушки и любимые ими революционеры… Кончилось все топором. «Роман умер» — такова последняя фраза произведения. Герой ли? Жанр? — гадать читателю. Это произведение концептуальное, синтез и пародии, и фантастики, и литературоведения — некое «среднеарифметическое» русского романа прошлого века. Сорокиным пародийно подведен итог не только русской литературы, но и в какой-то мере отечественной общественной мысли.
Сегодняшняя жизнь полна штампов, которые, сталкиваясь, складываются в пародии. Все просто. Достаточно написать «Выйду замуж или женюсь. Интим исключен» — и все уже хохочут, хотя это обыкновенный монтаж из элементов разных объявлений на одну тему. Или: надеть парик «под Аллу Пугачеву» и поплясать под фонограмму — это имеет успех, потому что в зрелищном искусстве работает идея двойника. Прием эффектный, но быстро приедается. Масса пародийных и полупародийных передач на телеэкране, на эстраде — все говорит о том, что сознание заштамповалось, что идет постоянная оглядка на прошлое, осмысление — в том числе эстетическое — огромного пласта пережитого.
Цитата Маркса «Человечество смеясь расстается со своим прошлым» стала одним из приевшихся стереотипов. Жаль: Маркс был образованным человеком, а в цитате, если восстановить контекст, речь идет о пародийности Лукиана, который в свою очередь подводил итог древнегреческой литературе, еще не знавшей, что она древняя. Более точный перевод Маркса звучит так: «Это нужно было для того, чтобы человечество смеясь простилось со своим прошлым». Правильная и тактичная формулировка, оправдывающая, кстати, появление Лукиана, к творчеству которого некоторые люди до сих пор относятся как к кощунству.
Надо понимать, что литература, культура всегда растет снизу. Вершина не может висеть в воздухе. Из анекдотов, эротики, детектива, «чтива», пародии родится что-то небывалое. Этот закон, который открыли Тынянов и Шкловский, назвали канонизацией младших жанров. «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», — ахматовские строки об этом.
Наше время — время подведения предварительных итогов, но не конца. Я противник идеи конца культуры, и этому будет посвящена книга, которая готовится к выпуску в издательстве «Книжный сад». Все на свете уже заци-тировано, перепародировано, высмеяно. Остается только одно — придумывать новое.

Михаил Тырин
МАЛЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ

Электронное средство связи, — задумчиво произнесла Аллочка, покусывая карандашик. — Восемь букв.
— Телефон, — рассеянно бросил я.
— Точно! — Аллочка наклонилась над кроссвордом, но через несколько секунд вновь подняла на меня свои большие, полные разочарования глаза. — Восемь букв. Не подходит.
— Ну тогда — радиотелефон.
— Восемь букв, Алик! Какой радиотелефон?!
— Может, рация?..