было понятно. Он не мог осмыслить той Вселенской Высшей Силы, что спасла его страну, его Народ от полного уничтожения зарождающимся, сплачивающимся Мировым Сообществом. Это было непостижимо и фантастично.
Обескровленная, истерзанная, измученная Россия, у которой отняли три четвёрти её исконных земель, заселенных россиянами, отняли враги Её, внедряя тут и там марионеточные бантустаны с марионеточными «суверенными» режимами, ожила, поднялась в полный рост и вернула не только все свои земли, но и величие, которому с тех черных годин предстояло неуклонно расти. Это было чудо. Святая Русь, оккупированная и практически покоренная Силами Зла, расчлененная, разграбленная, преданная собственными иудами-правителями, палачами-коммунизаторами, доведенная до размеров почти пятивековой давности Московского княжества, выгрызаемая изнутри ненавистниками, растаскиваемая, заваленная всемирными отходами и кормящая полмира, поднялась с колен и вымела нечисть со своей земли. Сатанизация Земли была приостановлена — приостановлена до тех пор, пока на ней была Держава Богородицы и Иисуса Христа — Великая и Могучая Россия, Святая Вселенская Русь. Возрождение шло стремительными темпами. Это был взрыв! Ещё недавно полуголодная и обобранная Россия к середине XXI века не имела себе равных, она завалила мир своими товарами, она содержала по всей Земле малоимущих и проживающих за чертой бедности, в Россию приезжали обучаться изо всех уголков Земного шара, ибо не было нигде. Знания выше, Россия осуществляла проекты, которые казались сказкой, Она неудержимо рвалась вперёд и тащила за собой Мировое Сообщество, подпитывая его идеями, разработками, технологиями и просто вливанием средств в его развитие, полагая, что не путем столкновений надо идти, а помогать отстающим, давать им силы к доброму и вечному, отстраняясь от разногласий и усобиц. Помощь России Объединенное Мировое Сообщество охотно принимало, но предпочитало не изменять своему собственному пути… Могущество России росло и вливавшимися в Её Содружество новыми звездными мирами. Оно достигло вселенских величин.
И всё же главное оставалось в другом. Не в материальной мощи Величайшей Сверхдержавы Добра! Не в силе неизмеримой! Россия была обителью Духа! Она несла в Вечность Неугасимую Свечу, зажженную самим Вседержителем. Вот в этом и была её подлинная Сила. В этом заключался феномен её необоримости, неистребимости, вечности!
А Иван всё смотрел в высокое небо. И был одновременно и на Земле, и в проклятом колодце планеты Навей. Тяжесть покидала его голову. Он уже принял для себя решение, и ему стало легче. Кто бы и с какой бы целью его сюда ни прислал, какие бы в него ни закладывали программы, он останется собою, он пересилит их, он посланец Духа, а не Чёрных Сил, они не оборют его, нет!
Руки перебирали трос. Невесомое тело парило в стволе шахты. Меч ритмично бил по бедру. Пытка! Это настоящая пытка! Иван был близок к обмороку, когда всё вдруг внезапно закончилось, трос свился в петлю, упал куда-то во тьму. И сам он вдруг почувствовал тяжесть тела, а потом и удар, от которого лязгнули зубы и лучемёт стволом пребольно долбанул по затылку.
Приехали!
Иван ощупал под собой землю — она была каменистой и сухой. Опора, твёрдая опора, земля — как это приятно! Он чуть было не вскочил на ноги, чуть не бросился в пляс.
— Вот и выбрались из шлюза, — пробормотал он под нос, — теперь можно и передохнуть малость!
Он ещё раз внимательно прислушался — ничто опасности не предвещало, было тихо, мирно и даже скучновато. После этого Иван закрыл глаза и, приказав себе проснуться ровно через тридцать минут, провалился в чёрное забытье очищающего благословенного, но полностью контролируемого сна. Он знал, врасплох не застанут, не выйдет это. А передышка и разгрузка мозгу необходимы. Тьма в сознании слилась с тьмою наружной.
Когда он очнулся, было светло. Иван лежал посреди каменистой мрачной пустыни. Вдалеке виднелись скалы, целое нагромождение скал. Серое давящее небо нависало свинцовой плитой.
— Так-с, — промычал Иван с ехидцей, — очень хорошо! Стоило ползти! — И вдруг закричал во всю силу лёгких: — Эй! Вы там! Не пора ли кончать? Что-то затянулась эта дурацкая комедия!
Он очень образно представил себе такую картину: сидят в хорошо обставленном и прекрасно оборудованном кабинете местные мохнатые боссы, потягивают местное пивко, покуривают местные сигары и поглядывают с ленцой на большой экран. А на экране этом он, Иван, посреди дикой пустыни, кричит, мечется, ищет выхода, а может, входа. И решают эти самые боссы показать ли ему, Ивану-дураку, вход в свой заколдованный мир или же прихлопнуть его как мошку да и дело с концом. Та, чужая, непонятная память подсказывала, что именно так и должно быть, что он под «колпаком».
— Ну и чёрт с вами! — выкрикнул Иван тише.
И побрел к скалам — а куда было ещё брести в этой проклятущей пустыне? До них идти не так далеко — километров шесть-семь, глазомер не мог подвести Ивана.
Тут ходу всего на час, Но дело обернулось иначе. Три дня шёл Иван к скалам, а они, похоже, убегали от него, отодвигались за окоем и торчали оттуда островерхими пиками. Дважды Иван отбивал нападения страшно облезлых, тощих и, по-видимому, столь же страшно голодных шакалов местного пошиба — длинномордых, бесхвостых, трехглазых. Он бил их мечом, а шакалы лезли и лезли. Они страдали явно не призрачным аппетитом. Но блюдо оказалось им не по зубам. Ночью на Ивана свалился с беззвездного неба крылатый, хищник, похожий на грифа, но раза в три побольше. Иван срубил ему ощипанную голую голову. Тело ещё долго билось в пыли, когтистые лапы скребли каменистую поверхность.
Недоступные скалы, до которых невозможно было дойти-добраться, на четвёртый день будто по мановению волшебной палочки выросли перед Иваном неприступной стеной. Он даже опешил, но потом догадался — очередные штуковины свёрнутого пространства, многомерная геометрия, короче, дело привычное и скушное.
Эхе-хе!
— А это что ещё?! — не сдержался он, увидев вдруг каменных идолов, внезапно выросших, казалось, из-под земли. — А ну-ка! — он вытянул руку, ни на минуту не сомневаясь, что она пройдёт сквозь идола- призрака, сквозь только на вид твердокаменную поверхность. Но рука уперлась в шершавый и ноздреватый песчанник бурого цвета. Идолы были настоящими. — Вот как? Произнес Иван глубокомысленно. — Ну-ну!
Лица у идолов были застывшими, высокомерными и глуповатыми. И торчали эти идолы вдоль гряды скал направо и налево насколько глаз хватало. Иван внимательно вглядывался в лица, пытаясь обнаружить какие-либо явные или сокрытые отличия от земного типа лица. Но ничего особенного не находил, ничего инопланетного, «чуждого» в идолах не было. Таких могли запросто оставить лет тысячу назад, скажем, аборигены острова Пасхи.
Но выводы делать рано.
Иван пытался постичь назначение идолов. Но никак не мог. Ведь не только лишь для красы их тут поставили?
А почему бы и не для красы? Нет. Надо лезть на скалы — ежели и есть чего-то путное в этом мире, так оно там, за ними. Иван задрал голову вверх и присвистнул — Джомолунгма была раза в полтора поменьше этих чертовых нагромождений. И всё равно он залезет, пробьется через эту преграду. Даже если будут только отвесные стены, всё равно! Он будет выжигать лучемётом ступеньки-ямки и лезть. Сколько на это уйдет — месяц? два?! Тут ночи короткие, а дни длинные, всё не как на Земле. Но тем и лучше!
Иван вспрыгнул на ближайший камень. Ухватился за выступ. Подтянулся.
За час он взобрался достаточно высоко, наземь было страшно смотреть. Но громадина не казалась ниже, наоборот.
Когда он залез на трехкилометровую высоту, то понял всю тщетность своей попытки. Скалы росли вместе с его движением вверх, даже немного быстрее — высота их становилась непокоримой. Внизу на многие версты простиралась безжизненная пустыня — ни пригорка, ни ложбинки, дико и просто.
Иван присел на выступ, привалился спиной к бугристой скале. Задумался.
В ушах его звенел неумолкаемо голос седовласого собеседника: «…всё в лоб да в лоб! Люди лезут в чужие миры, не давая себе ни труда, ни времени понять их, они бьются словно мотыльки о стекла, раздражаются, теряют контроль над собой, крушат всё подряд, лишь бы добраться до цели, которая им самим и не видна вовсе! Ты понимаешь, Ваня, не видна! Любой муравей, любая букашка без души и разума
