– Вандализм! – проговорила она. – Чистейшей воды вандализм, а мистер Кип тем временем протирает штаны в деревне! Он думает, он такой ас, что ему позволено всем приказывать и указывать, а сам порядок навести не может!
– Не понимаю, – пробормотал Мур. – Зачем кому-то…
– Мотор за день не починишь, – не унималась молодая женщина, – даже если удастся достать здесь запчасти! Нет, я этого так не оставлю!
Мур махнул рукой в сторону домика за границей летного поля:
– Может быть, они ночью что-нибудь видели или слышали. Пошли. – Он потянулся, чтобы взять Яну за руку, и она отпрянула, а потом следом за ним прошествовала к грузовику.
Над дощатым домиком грозовой тучей висела тишина. Пустой загон, сарай, на квадратном клочке земли – зеленые стебли табака. На крыльце лежала велосипедная рама без колес, а сбоку за домом стоял старый громоздкий автомобиль. Тесно сплетенные кроны деревьев походили на крашенный зеленый потолок, а несколькими ярдами дальше начинались дикие джунгли.
Мур с Яной взошли по гаревым ступенькам на невысокое крыльцо. За дверью-ширмой темнела настежь распахнутая входная дверь.
– Добрый день! – крикнул Мур в дом. – Есть кто дома? – Он подождал ответа. Ему показалось, что он слышит странное гудение, что– то вроде жужжания насекомых, но он не был в этом уверен.
Яна постучала в дверь:
– Господи, да есть тут кто-нибудь?
Мур вдруг определил, откуда доносится жужжание. Он прошел по крыльцу к дальнему его краю, посмотрел вниз, весь помертвел и отступил на шаг.
Яна подошла к нему:
– Что это?
На земле лежала собака – лежала там, где, по-видимому, пыталась заползти под крыльцо. Ее голова была почти оторвана, зияющую рану кольцо на живое копошащееся кольцо облепили бесчисленные мухи. Из другой раны, на брюхе, вываливались кишки. Задние лапы были оторваны, а кости начисто обглоданы.
– Господи… – негромко сказала Яна.
Мур содрогнулся. Он вернулся к двери, открыл ее и вошел.
Стулья были перевернуты, столы разбиты в щепы, на полу блестело битое оконное стекло. «Осторожней, не порежьте ноги», – предостерег Мур вошедшую следом за ним Яну. Сердце у него вдруг учащенно забилось, по спине побежали мурашки, и он понял, что в доме кто-то есть.
Яна подавила острое желание вскрикнуть, потому что внезапно почувствовала во рту резкий, металлический, какой-то ржавый привкус – привкус крови. Она хотела отвернуться и не смогла и как зачарованная смотрела на скорченное тело в углу.
Это был труп негра средних лет; на лице застыло выражение потрясения и невообразимого ужаса. С темени был снят скальп, обнажена страшная масса искромсанных тканей, горло разорвано точь-в– точь как у пса под крыльцом. От правой руки осталась лишь половина: ее переломили в локте, а лучевую и локтевую кости раздробили, словно пытались добраться до мозга. Полоса засохшей крови вела за порог, по коридору, в другую открытую дверь.
Мур с колотящимся сердцем осторожно двинулся вперед; Яна несколько мгновений медлила, не трогаясь с места. Она тупо смотрела на диковинный рисунок, созданный кровью на штукатурке стены, и ждала, чтобы волна дурноты либо захлестнула ее с головой, либо схлынула. Наконец она втянула сквозь стиснутые зубы глоток воздуха, тщетно пытаясь отцедить запах смерти.
Вторая комната – кухня – тоже была разгромлена: ни двери, ни одного целого окна, кухонная утварь рассыпана по полу. Здесь тоже было очень много крови, но не было тел. Глядя на эти свидетельства насилия и убийства, Мур испытал смутный ужас – словно кто-то нашептывал ему на ухо предостережение, которое он не мог до конца понять. Его передернуло. Что здесь произошло? Но сознание, не желая скатываться за грань безумия, тотчас отринуло этот вопрос.
Яна вопросительно взглянула ему в лицо.
– Боже правый, что…
– Не знаю, – поспешно ответил Мур и крепко взял ее за руку. – Пошли отсюда. – Он отступил от окна.
И в этот миг на них упала тень, резко пахнуло гнилью и кровью: из дверей к Муру, целя ему в горло, тянула скрюченные руки какая-то тварь.
Мур толкнул Яну назад, за себя; девушка в ужасе закричала. Тварь схватила его за шею, впилась ногтями, навалилась всем телом. Она зашипела и, морща истлевшие губы, оскалила желтые клыки. Мур в бешенстве ударил, стараясь отбросить тварь назад, но та уже вцепилась в него, и в глубине кошмарных глазниц он различил красное вулканическое пламя ненависти.
Его повалили на пол. Он задохнулся от удара; зомби – на его когда– то человеческом, а теперь жутком истлевшем лице натеками проросла плесень – стукнул его головой о пол, оседлал и разинул пасть, чтобы вгрызться в горло. Мур толкнул его в провалившуюся грудь, чувствуя под руками кости и закаменевшие легкие, но он ослаб от удара по голове, и перед глазами закружилась черная мгла. Он увидел, как пасть раскрывается – шире, шире – и острые зубы приближаются к яремной вене.
И тотчас Яна на четвереньках поползла вперед, лихорадочно перебирая и отбрасывая кухонную утварь в поисках того, что непременно должно было быть здесь, и наконец схватила искомый предмет – большой, острый разделочный нож. Она увидела, что зомби вот-вот вцепится Муру в горло, и думать не осталось времени. Яна вся подобралась, подскочила к страшной твари и, одной рукой вцепившись ей в лицо, другой что было сил воткнула нож в спину.
Зомби сотрясла дрожь. В руке у Яны остались клочья истлевшей плоти, в нос ударил удушливый запах тухлятины. Она вскрикнула от страха и злости, выдернула нож и вонзила его обратно, выдернула, вонзила, выдернула, вонзила, чувствуя, как напрягается тело. Она знала, у этого ходячего трупа должно быть больное местечко, и била ножом с такой силой и яростью, что у нее заныла рука, а когда еще раз вцепилась зомби в лицо, почувствовала, как что-то оторвалось – остатки носа, щеки или губы.
Следующий мощный удар ножом вырвал у твари пронзительный крик – тонкий, сиплый звук, исторгнутый прогнившим горлом, – и зомби вскочил, отшвырнув от себя Яну. Нож выскользнул из ее пальцев и остался торчать в спине живого мертвеца, чуть ниже левой лопатки. Мур обалдело потряс головой, отполз в сторону и увидел, как кошмарная тварь рухнула на колени, тщетно пытаясь дотянуться до ножа; мотая головой, как раненый зверь, она разевала рот, но оттуда не выходило ни звука. Потом плюхнулась на живот и, часто дыша, корчась и содрогаясь, поползла к дверям. Комнату наполнило зловоние. Зомби, во весь рост вытянувшись на полу, одной рукой очень медленно тянулся к дверному косяку, чтобы выбраться в коридор. Послышалось страшное протяжное шипение, и тварь замерла, изогнувшись ломаным S, с простертой к двери рукой, царапая ногтями косяк.
Яна услышала собственный крик; она кричала и не могла остановиться, хотя эти звуки пугали ее, как будто кричала не она, а кто– то другой, далеко, все громче, громче, громче, истошнее, истеричнее. «
– ЯНА! – Мур встряхнул ее. – ЯНА! – Он резко развернул ее к себе, и она вдруг умолкла и посмотрела на Мура так, словно не знала ни кто он, ни где они, ни что произошло. Мур поднес руку к горлу, почувствовал, что там вспухают следы ногтей, и снова посмотрел на труп. Он поднялся, подошел к нему, держась за стену, и вытащил нож из мертвых пальцев. Крови на лезвии не было, не было ее и на полу возле твари. В ней, высохшей как осенний лист, не осталось ни капли жизненных соков. Он поддел ее носком ботинка, взялся за лохмотья рубашки и перевернул навзничь. Алый огонь, горевший в глазницах, погас, осталась лишь тьма и пустота. Череп скалился ему в лицо – карикатура сразу и на жизнь и на смерть.
Глядя в эти пустые глазницы, Мур понял, что за наследство принесла им подводная лодка: мучения душ, заключенных в разлагающуюся плоть, обреченных на жизнь в смерти. Какая-то нечестивая сила не давала им отойти в мир иной, схоронила живыми трупами в железном гробу… а он помог им выбраться из склепа.
