Королева Бедлама

— Истину. Я ничего не могу доказать.

— Это начало, — ответил Мэтью, поднимая блокнот.

Кирби пошатнулся. Тяжело заморгал, глядя на фонарь, потом уставился в пространство.

— Мне… мне нужно подумать. — Рука медленно поднялась ко лбу. — Я устал. Я так устал…

— Я знаю, — сказал Мэтью и дал последний свой залп: — Ваша мать спит, даже когда ее глаза открыты. Мне кажется, ей снится, что «Ответ короля» прибыл, что вы входите в дверь. Вот чего она ждет, Тревор. Своего сына, который придет разбудить ее. И если вы прямо сейчас пойдете со мной к Лиллехорну, у вас есть такой шанс.

По лицу Кирби пробежала дрожь — и тут же слезы выступили на глазах. Как будто на виду у зрителей злая буря разрывала на части прибрежный дом — так резко искривилось лицо Кирби, и тяжелое рыдание сорвалось с его губ. Мэтью подумал, что ни один человек не может издать такого звука: это был вопль проклятого, низвергнутого с Небес. Слезы побежали по щекам Кирби, и лицо его снова стало маской — хотя эта маска страдания была превыше любой кары, известной Человеку, — колени его подогнулись, и он свалился наземь, пополз, пополз среди ящиков и бумаг подбрюшья своей профессии биться всем телом о недвижные кирпичи.

Мэтью пришлось взять себя в руки, потому что он тоже был потрясен. Кирби отдал все — положение, невесту, жизнь. Он вел битву, чтобы отомстить за страшную несправедливость, и отдал в этой безнадежной битве свою душу. Мэтью теперь думал, что месть пожирает и невиновного вместе с виновным и обоих их сжигает, обращая в тот же холодный пепел.

Но Мэтью был уверен, что в одном никто не сможет отказать Тревору Кирби.

Он был хорошим сыном.

— Я иду, — услышал Мэтью свои слова, и рыдания стихли. — Вы пойдете за мной, когда сможете?

Ответа не было. Кирби прижимался к стене, пряча лицо.

— Прошу вас, — сказал Мэтью. — Ради нас обоих.

Взяв с ящиков свою треуголку, он надел ее, крепко держа блокнот, и повернулся к лестнице. Вздрогнул, услышав за спиной движение, но нападения не последовало. Он поднялся по лестнице, вышел в дверь — в тот яркий свет, в котором плыл паром, пели птицы и дети играли в свои радостные игры.

Направился он по Брод-стрит к Сити-холлу, шагая не быстро, но и не слишком медленно. Он просто давал хорошему, но заблудшему сыну возможность подумать. Воздух пах солью моря, иногда доносился аромат табака, если проходил джентльмен с трубкой. Мэтью смотрел на здание перед собой, составляя в уме речь, с которой он обратится к Гарднеру Лиллехорну. Как ему все это объяснить, если Кирби так и не появится? Его слова будут тогда бредом сумасшедшего. «Констебль Лиллехорн, желаете ли послушать мой рассказ о коварном сговоре с целью воспитания из приютских сирот профессиональных преступников на службе у…»

Чья-то рука крепко ухватила его за правое плечо, прервав эти размышления. Он резко обернулся и увидел волчье, с запавшими глазами лицо Бромфилда, одетого в ту же широкополую кожаную шляпу и ту же охотничью одежду, в которой он был в имении Чепела.

— Смотри-ка! — Другая рука выдернула из пальцев Мэтью блокнот. — Неожиданная награда, я бы сказал!

Бромфилд обнял Мэтью за шею, как старый приятель, нагнувшийся сказать что-то по секрету, и столкнул его с тротуара в затененную нишу какой-то двери.

— Тихо, тихо, — сказал второй человек — тот, что держал блокнот. — Только доброжелательность, только предупредительность. Не правда ли, мистер Корбетт?

Ошеломленный Мэтью заморгал, глядя в улыбающееся лицо Джоплина Полларда.

Мальчишеская физиономия адвоката наклонилась ближе. На губах держалась та же улыбка, но большие карие глаза искрились не добродушным весельем, а бритвенно-резким блеском жестокости.

— Пожалуйста, совсем без шума. И без хлопот. Предъявите ему предмет, мистер Бромфилд.

Охотник вытащил из-за спины другую руку и показал до жути знакомую соломенную шляпку. Не в силах сдержаться, он содрал с Мэтью треуголку и насадил шляпку Берри ему на уши.

— Вашу прекрасную подругу взяли загодя. — Поллард продолжал держать ладонь на груди у Мэтью. — К несчастью, она так пнула ногой мистера Карвера по голени, что у меня зубы лязгнули. Так что когда вы ее увидите, она будет слегка в синяках. Но важнее ваше понимание, что ее жизнь зависит от того, что вы сделаете и скажете — точнее, не скажете — в ближайшие минуты.

— Что это зна…

Но Мэтью уже знал, несмотря на полное смятение мыслей. Понимание плеснуло ему в лицо ушатом ледяной воды. Было сказано, что Чарльз Лэнд — адвокат, практику которого унаследовал Поллард, — получил крупное наследство и вернулся в Англию, чтобы стать покровителем искусств и политической фигурой. Так профессор Фелл подготавливал место для новых инвестиций.

«Честолюбивый он, Поллард», — говорила вдова Шервин.

— Вы! — Мэтью произнес это слово как плевок. — Это вы все сделали?

— Все? Ну, это было бы преувеличение. Нет, не все. Просто следил, чтобы каждый делал то, за что ему платят, и чтобы все шло гладко. Это же и есть моя работа. — Он показал зубы. — Ровнять ухабистые дороги и следить, чтобы они сходились. Спасибо за блокнот, мистер Корбетт. Его я сегодня не ожидал получить.

— Можно мне дернуть его за нос, сэр? — с надеждой спросил Бромфилд.

— Никоим образом. Мы в общественном месте и соблюдаем приличия. Мистер Корбетт, вы пойдете с нами, и сделаете это без возражений и не привлекая внимания. Если через разумный промежуток времени вы не будете доставлены в имение мистера Чепела, то прекраснейшая мисс Григсби умрет такой смертью, о которой я даже не могу упомянуть, не потеряв свой сегодняшний завтрак. В силу этого я предлагаю вам следовать моим инструкциям: голову держать вниз, двигаться быстро, не говорить ни с кем, даже если к вам обратятся. Вы готовы? Идемте.

На самом деле, готов он или нет, никого не интересовало. Почти все лицо ему закрывала шляпа Берри, и его тащили двое с двух сторон — по Баррак-стрит, мимо того места, где было найдено тело Осли.

— Мы вас целое утро искали, — говорил на ходу Поллард. — Недавно я тут Брайана встретил на улице, он мне сказал, что вы приходили к Эндрю. Вы не против мне рассказать, зачем это вам понадобилось?

Мэтью был против, потому не стал рассказывать.

— Да не важно, — ответил адвокат на молчание Мэтью. — Я с Эндрю поболтаю и он мне все выложит. Мне кажется, или на самом деле как-то неспокойно было возле Эндрю последние дни? Как по-вашему?

— По-моему, идите вы…

Доблестный, но опрометчивый ответ был оборван парой грубых костяшек пальцев, вбитых в ребра через сюртук, жилет и промокшую от пота рубашку.

— Легче, мистер Бромфилд. Пока что в этом нет необходимости. А, вот мы и пришли.

На углу Барак-стрит и Бродвея стояла карета с четверкой лошадей, но совсем не такая, которая отвезла в имение Мэтью в компании Чарити Ле-Клер. Эта была пыльная и уродливая, специально сделанная похожей на обычные сухопутные паромы, что крейсируют между Бостоном и Нью-Йорком. Такая карета не будет привлекать внимания в потоке пешеходов, фургонов, телег и двуколок.

На козлах сидели кучер и форейтор, оба — мальчишки лет пятнадцати-шестнадцати.

— Внутрь, — сказал Поллард, подталкивая Мэтью вперед. Бромфилд швырнул внутрь его треуголку и отпер защелку на двери. Мэтью уже сел было в карету и тут увидел справа своего друга и одноклассника Ефрема Оуэлса. Тот шел по тротуару, футах в двадцати от кареты, опустив голову. Глаз не было видно за толстыми стеклами очков. Можно было бы позвать на помощь, но, во-первых, эти люди могли с тем же успехом скрутить и Ефрема, а во-вторых, жизнь Берри висела на волоске.

Ефрем прошел на расстоянии вытянутой руки. Тут же кулак Бромфилда уперся Мэтью в спину и запихнул в карету. Там уже сидел длинноволосый жилистый юнец, который был виночерпием на пиру у Чепела — Джереми, называл его хозяин. На волосах у него блестела помада. Как только дверь открылась, в