«Кода Шишада» завершалась Преданием об Атаву, овьетахе талман-коваха, отправившемся вместе с целой армадой межзвездных кораблей в сторону неведомого. Двести сорок лет спустя Пома написал «Кода Ситеда». Пома был одним из основателей Драко и овьетахом талман-коваха на этой планете. Предания об Эаме, Намвааке и Дитааре, три последние книги Талмана, посвящались развитию Драко и колонизации многих других планет, а также началу и концу Тысячелетнего восстания, в результате которого — за век с лишним до рождения Коперника — появилась Палата драков.
Далее, вплоть до конфликта Соединенных Штатов Земли с Палатой драков из-за судьбы планеты Амадин, драки столетие за столетием наслаждались миром…
Талма.
Талма состоит из фундаментальных законов оценки ситуаций, постановки целей, следования к осуществлению намеченного; из методов познания собственного места, своих желаний, способов перемещения от одного к другому — как индивидуально, так и коллективно. Она представляет собой основу любой деятельности, от межличностных отношений и общественных взаимосвязей до науки, предпринимательства, законотворчества.
Джетахи, магистры-знатоки Талмана, изучают, изобретают, экспериментируют, применяют эти фундаментальные законы на практике. Тал-ман-ковах — их рабочее место: это и лаборатория, и библиотека, и философский клуб. «Овьетахом» называется Первый магистр талман-коваха. В данный момент этот титул носил Тора Соам.
Тора Соам был дракским аналогом главного экономиста, политика-теоретика, генерального прокурора, главного военного стратега, президента академии наук и много чего еще — в одном лице.
При всякой остановке военных действий, достаточно продолжительной для объявления перемирия, Тора Соам, как и все его предшественники-овьетахи, предлагал противнику мирные переговоры. Джоанн чувствовала, что мир рано или поздно должен наступить, иначе оборвется человеческий род. Драки с неослабевающей решимостью вели межпланетарную войну на протяжении тысячелетия. Токийская Роза говорила, что теперешняя война невечна. Однако драки были готовы воевать столько, что, с точки зрения Джоанн Никол, срок этот равнялся вечности.
Настал день прощания с чирн-ковахом.
На ногах у нее были сандалии. Все, с кем она успела познакомиться, желали ей всего наилучшего. Пур Сонаан пообещал держать ее в курсе своих достижений по части возвращения ей зрения, правда, напоследок произнес таинственные слова:
— Джоанн Никол, если в будущем все будет хорошо, то у вас появится причина меня возненавидеть. Когда это случится, очень вас прошу вспомнить вот этот момент. То, что я сделал… — Врач замялся, не находя слов. — Нет, лучше ничего не говорить. Просыпайтесь с каждым утром все более здоровой.
Джоанн сидела на краю своей койки, наслаждаясь мягкостью нового платья и испытывая страх: ведь ей предстояло покинуть знакомую палату и оказаться в совершенно неведомом мире за ее стенами.
До нее донеслись незнакомые шаги. Шаги замерли довольно далеко от койки. После непродолжительного молчания раздался голос:
— Я — Тора Кия. Меня прислали перевезти вас в имение моего родителя.
Она встала.
— Джоанн Никол.
Твердые шаги по палате, шершавое прикосновение к ее левой руке.
— Нам пора.
До ее ноздрей долетел резкий запах «пастилки счастья». Джоанн нащупала манжет, которым заканчивался рукав, и удивилась: гражданские драки обычно носили платья.
— Кто вы?
— Я назвал себя: Тора Кия. Я — первый в потомстве Торы Соама.
— Судя по вашему рукаву, на вас военный мундир.
— Я служу в тзиен денведах, то есть служил раньше… — прозвучал смех, в котором угадывалась истерика. — Другой мой рукав пуст, землянка.
10
Пока Джоанн поспешно вели из чирн-коваха к машине Торы Кия, ей в голову закралась странная мысль: эти создания вызывали у нее любопытство, как, естественно, и ее собственная участь; между тем прозрей она — и все вокруг вызвало бы у нее ужас.
Тора Кия кипел ненавистью, но это было как раз вполне по-человечески. Чуждость неведомого превращалась для нее в обыденность, ибо отсутствовали зрительные образы; благодаря этому она не теряла способности размышлять.
Джоанн усадили на бархатную обивку. Хлопнула дверца, и она ощутила неистребимый запах новой машины. Новые хлопки дверями, движение обивки слева от нее под чьей-то тяжестью, негромкое гудение — и инерция заставила ее откинуться. Машина набирала скорость. Несмотря на звукоизоляцию салона, в него проникали шумы, подсказывающие, что они движутся в потоке транспорта.
— В имение, Баадек! — отдал Тора Кия лающий приказ.
— Ваш родитель велел мне завезти эти записи…
— Вернешься в город и завезешь. Сначала доставишь в поместье этого… нашу гостью.
Оба существа, находившиеся в машине вместе с Джоанн, умолкли. Шум прочего транспорта пропал, у Джоанн заложило уши: не иначе, они ехали куда-то вверх, хотя и по хорошей дороге, если верить мерному звуку. Определенно, их путь лежал в горы.
— Молчишь, землянка?
— Я подумала, Тора Кия, что вы не одобрите, если я буду навязывать вам беседу.
— Ммм…
Еще какое-то время они ехали молча.
— Ваш родитель, Тора Кия, как будто не так пылает ненавистью, как вы.
— Мой родитель! У него все конечности на месте. Для Торы Соама война — гигантская головоломка, увлекательная задачка. Родитель, по-моему, наслаждается ее масштабами и сложностью. Вы и я — всего лишь два параметра среди триллионов, из которых состоит головоломка.
— Сколько в вас горечи!
— А говорят, что вы незрячая!
Казалось, они забираются все выше; дорога отчаянно петляла. В машине опять повисло удушливое молчание. Потом в ноздри Джоанн ударил запах «пастилки счастья», и драк по имени Баадек не выдержал:
