крылья как у гигантской летучей мыши или у самого дьявола, когти, шипастые крючья, вытянутая вперед хищная морда с оскалом кривых клыков... и остекленевшие, почти человеческие глаза.
Первым опомнился Иван.
– Это человек, – тихо сказал он. – Я видел таких. Их начали выращивать в секретных лабораториях еще до прихода нечисти.
– Теперь этим занимаются рогатые, – добавил Глеб.
– В Пристанище есть умельцы, – как-то уклончиво пояснил Иван.
– Причем тут Пристанище!
Иван грустно улыбнулся и прошептал себе под нос:
– Пристанище везде и повсюду, и Земля лишь часть Пристанища, вот причем... Никто его не понял. Но Кеша решил прервать прения.
– Да плевать мне, где их выращивают! – просипел он.
– И из кого! Бить их надо, гадов поганых, вот и все!
– Бить надо, – согласился Иван, – да вот беда, материалу много, слишком много... вон, Глеб-то понимает, о чем я толкую.
Сизов стоял в оцепенении. До него только стало доходить, что такую вот тварь могли сотворить из любого его бойца, из жены, из брата, из друга, из него самого. Материала очень много, чудовищно много – в подземельях миллиарды людей! Биомасса!
– Там еще двое, – сказал вдруг оборотень Хар, задирая свой влажный черный нос к небу, – я чую их.
Иван вскинул одновременно и бронебой, и лучемет. Теперь и он видел, как из мрака беспросветных небес несутся прямо на них две крылатые твари с мордами птеродактилей. Они были еще больше и отвратительнее, чем первая. Но он не стал разглядывать гадин, Люди? Ну и пусть! Они были людьми, пока не продали свои души... Выстрелы грянули сразу из пяти стволов, грянули с такой убойной силой, что гадин разорвало в клочья, бросило вниз, в черную пропасть над площадью Величия и Процветания.
– Ловко они нас обдурили! – с неожиданной злобой процедил Кеша, забрасывая лучемет за спину, в наскафную тулу. – Правильно умные люди говорят: век живи, век учись
– дураком помрешь!
– Чего ты психуешь? – Глеб уставился на Булыгина, будто впервые увидел его.
– А ничего! Все кончено. Крышка! – Кеша скрипел зубами и матерился. – Сперва они развели у нас этих са-танистов долбанных, из них вырастили рогатую сволочь, выползней всяких. А потом до остальных добрались... Ты сам был там, а ни хрена не понял!
Глеб возмутился, пошел на Кешу.
– Чего это я не понял?!
– А того, что таких как эта тварь, – Кеша пнул ногой труп крылатой гадины, – у них будет сорок пять миллиардов! Это ж получается, что мы своими руками, вот этими,
– он потряс металлопластиковыми перчатками скафа,
– должны перебить каждого бывшего человечка, всех до единого, а там клоны всякие пойдут, мать их! И-эх!!
Иван похлопал Булыгина по спине, похлопал успокаивающе.
– Позднее у тебя зажигание, Кеша, – сказал он с доброй улыбкой. – Но ты не отчаивайся, всех сразу в демонов и гадов они перестроить не смогут, иначе тут бы сейчас летали тысячи таких. Но процесс пошел, в этом ты прав.
Кеша притих. Потом спросил робко, с надеждой, будто провинившийся юнец:
– Значит, драться будем? Бить гадов?!
– А чего ж нам еще остается. Иван первым вошел в черный бутон бота. И через полчаса, вдосталь покружив над развалинами Нью-Вашингтона, они опустились в его пригороде, в центре того самого форта Видстока, где в прежние времена была собрана вся «мозговая» мощь Мирового Сообщества. >
– Об этот орешек Дил Бронкс обломал себе зубы,
– пояснил Иван. – Тут мы потеряли Цая ван Дау. Потом взяли...
– Взять то взяли, – не выдержал Глеб Сизов, – да сколько народу положили. А разблокировать тайники Исполнительной Комиссии так и не сумели.
– У нас было мало времени.
Глеб скривился, желваки на его худых, обтянутых желтой кожей скулах заходили ходуном.
– Зато у них на все времени хватило!
Развалины форта были покрыты таким же толстенным слоем окаменевшего, оледеневшего пепла, что покрывал и саму бывшую столицу бывших Всеамериканских Штатов. Но приборы показали, что именно здесь наибольшая глубина освоения – до трех миль. Там, внизу, были тысячи ярусов-этажей, путеводы, шахты, подземные дороги, лаборатории, энергоустановки, убежища и еще черт-те что.
Едва ступив шаг из бота, Иван бросил наземь шнур-поисковик. Тот вздрогнул, свился спиралью и уполз. Кеша поглядел на Ивана как-то особенно тепло, будто припоминая что-то давнее, полузабытое.
– Вот так-то, друг Иннокентий, – улыбнулся Иван. – А вот эта штучка тебе ни о чем не говорит, а?
Иван разжал кулак. На ладони у него, на матовом метал-яопластике перчатки, лежал черный подрагивающий шарик.
– Зародыш! – изумленно выдохнул Кеша. – Ты помнишь, как мы ползли по этим чертовым норам! На Гиргее! Как пробивались на базу?!
– Помню, помню, – Иван прервал Кешины излияния, сдавил шарик-зародыш в кулаке и отбросил его метров на десять от себя.
Глеб стоял насупившись. Он ничего не понимал. Хар терся облезлым боком о Кешину ногу и с подозрением поглядывал на раздувающийся зародыш. Серая подрагивающая масса росла снежным комом, пучилась, дыбилась, становилась все больше.
– Живохо-од!– наконец выдал Кеша. И прихлопнул себя по бокам.
– Угадал, – подтвердил Иван. – Бот по ярусам не пройдет. А на этой животинке можно попробовать, других у нас нету. Кроме того, – Иван обернулся к Сизову, – проверим, как нечисть реагирует на чужую биомассу, верно?
Глеб недоуменно развел руки.
А Кеша все стоял с полуразинутым ртом, и слезы умиления текли из его воспаленных глаз на заросшие щеки. Он все помнил. На проклятой Гиргее точно такой же живоход спас их от смерти. Они прорвались на нем к базе, к огромному Д-статору... и потом, уже на Земле, лежать бы его косточкам в лесу, возле роскошной дачки предателя и выродка Толика Реброва, которого сожрали его собственные рыбины, там был капкан, дачу взяли в кольцо броневики спецназа, так называемого Управления по охране порядка, они с Харом вырвались чудом, их буквально из пасти смерти вынесла эта послушная и резвая животинка, тогда пришлось бросить ее, в спешке сматываться с Земли куда подальше... и вот так встреча!
– Ладно, хватит нюни распускать! Вон, шнур ползет обратно.
Иван подтолкнул Кешу к плоскому шевелящемуся «языку», что высунулся большой лопатой из чрева живохода. Глеб засомневался было. Но Иван поглядел на него строго. Язык сграбастал сначала одну пару, потом другую. Извивающийся и раздувшийся шнур остался снаружи, показывать дорогу.
– Родная моя!
Внутри было тепло, светло и удобно. Пахло почему-то ладаном и медом. Кеша с ходу прыгнул в полуживое кресло-полип. Оно уныло обвисло, не подчинилось ему.
– Чего это... – начал обижаться Булыгин. Но Иван не дал ему долго думать.
– Скаф сбрось, Кеша! – сказал он.
Разоблаченного Булыгина полип принял с удовольствием, потек живым стволом по хребту, выгнулся мягким изголовьем, облепил затылок. Первым делом Кеша дал полный обзор – и передняя стена будто рухнула, исчезла напрочь.
– Вперед! – скомандовал Кеша, уставившись на чуть светящийся во тьме шнур-поисковик.
Вход в подземелье оказался за три сотни шагов от места их высадки, приборы черного бутона не наврали. И все же живоходу пришлось прожечь дыру, расширить ее метра на полтора, чтобы протиснуться внутрь.
