— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Девять, — ответила она.
— Девять, — нежно повторил он и покачал головой.
Гнев и печаль боролись в его душе. Девятилетний ребенок должен играть на летнем солнышке. Девятилетний ребенок не должен сидеть в темном подвале, будучи одной ногой в могиле. Это несправедливо! К чертям собачьим, как это несправедливо!
— Как тебя зовут?
— Сью Ванда. Но мама зовет меня Свон. Как это вы стали гигантом?
Слезы были у него на глазах, но ему удалось улыбнуться.
— Наверно потому, что в детстве я хорошо ел кашку, когда я был примерно в твоем возрасте.
— И от каши вы стали гигантом?
— Ну, я всегда был большим. Раньше я играл в футбол, сначала в университете в Оберне, затем за Нью-Орлеанских «Святых».
— А сейчас?
— Сейчас — нет. Я…
Я борец, — сказал он. — Профессиональная борьба. Выступаю в роли плохого парня.
— Ох, — Свон подумала про это. Она вспомнила, что один из многих ее дядей, дядя Чак, раньше ходил на борцовские матчи в Вичите, а также смотрел их по телевизору.
— Вам это нравилось? Я имею в виду, быть плохим парнем?
— По правде говоря, это как бы игра. Я просто изображал плохого. И я не знаю, нравилось мне это или нет. Это просто было то, что я умел делать. — Суслик в норе! — сказал Поу-Поу. — Господи, пусть он уйдет!
— Почему он все время говорит про суслика? — спросила Свон.
— Его мучает боль. Он не понимает, что говорит.
Поу-Поу бредил что-то о комнатных тапочках, что хлебам нужен дождь, потом опять впал в молчание. От тела старика несло жаром как из открытой печки, и Джош понял, что долго тот не протянет. Лишь Богу известно, что произошло в его мозгу, когда он смотрел на взрыв.
— Мама говорила, что мы едем в Блейкмен, — сказала Свон, отвлекая его внимание от старика. Она поняла, что он умрет. — Она говорила, что мы едем домой. А вы куда едете?
— В Гарден-Сити. Я должен был там выступать.
— Там ваш дом?
— Нет. Мой дом в Алабаме, далеко-далеко отсюда.
— Мама говорила, что мы едем к дедушке. Он живет в Блейкмене. А ваша семья живет в Алабаме?
Он подумал о Рози и двух сыновьях. Но теперь они — часть чьей-то другой жизни, если, конечно, еще были в живых.
— У меня нет никакой семьи, — сказал Джош.
— Разве у вас никого нет, кто вас любит? — спросила Свон. — Нет, — ответил он. — Думаю, что нет.
Он услышал стон Дарлин и сказал:
— Лучше бы тебе посмотреть за матерью, а?
— Да, сэр. — Свон поползла было от него, но потом оглянулась во тьму туда, где был гигант. — Я знала, что должно было случиться что-то ужасное, — сказала она. — Я знала про это в ту ночь, когда мы покинули трейлер дяди Томми. Я пыталась объяснить это маме, но она не поняла.
— Как же ты узнала?
— Мне это поведали светлячки, — сказала она. — Я поняла это по их свечению.
— Сью Ванда? — слабо позвала Дарлин. — Свон? Где ты?
Свон ответила:
— Тут, мама, — и поползла назад к матери.
Светлячки ей сказали, подумал Джош. Правильно. По меньшей мере, у девочки сильное воображение. Это хорошо: иногда воображение может стать самым лучшим укрытием, когда дела идут совсем неважно. Но вдруг он вспомнил стаи саранчи, в которые попал его автомобиль. Они летели из полей тысячами в последние два-три дня, говорил Поу-Поу. Что-то странное.
Может, саранча узнала как-то про то, что должно будет случиться в этих полях? — удивился Джош. Наверное они умели ощущать несчастье, может, улавливали его запах в воздухе или в самой земле?
Мысли его перешли к более важным вопросам. Сначала ему нужно найти место, чтобы помочиться, иначе его мочевой пузырь лопнет. Прежде ему не приходилось мочиться на четвереньках. Но, если с воздухом будет хорошо и они еще протянут сколько-нибудь, то с их добром что-то надо будет делать. Ему не улыбалось ползать по своему добру, как, впрочем, и по чужому. Пол был из бетона, но он весь растрескался от толчков, и тут он вспомнил про садовую мотыгу, на которую наткнулся где-то в завале, она могла бы оказаться полезной, чтобы выкопать отхожее место.
Он решил, что обследует на четвереньках подвал до другого конца, собирая банки и все прочее, что попадется в руки. Явно здесь есть много пищи, а в банках может быть достаточно воды и соков, чтобы им продержаться какое-то время. Нужнее всего был свет, но он не знал, сколько им придется быть без электричества.
Он отполз в дальний угол, чтобы помочиться. Долго придется ждать до следующей ванны, подумал он. Зато в ближайшее время не понадобятся солнечные очки.
Его передернуло. Моча жгла, как аккумуляторная кислота, вытекая из него.
Однако я жив! — подбодрил он себя. Может быть, не так уж много в мире того, ради чего стоит жить, но я жив. Завтра, может, я и умру, но сегодня я жив и мочусь, сидя на коленках.
И в первый раз после взрыва он позволил себе подумать, что когда-нибудь, каким-нибудь образом он еще сможет снова увидеть наружный мир.
ГЛАВА 18
СДЕЛАТЬ ПЕРВЫЙ ШАГ, ЧТОБЫ НАЧАТЬ
Темнота опустилась внезапно. В июльском воздухе стоял декабрьский холод, и черный ледяной дождь продолжал лить на руины Манхеттена.
Сестра Ужас и Арти Виско вдвоем стояли на верху гряды, образованной развалившимися зданиями, и смотрели на запад. На другом берегу реки Гудзон все еще полыхали пожары на нефтеперегонных заводах Хоубокона и Джерси-Сити, и огонь там был оранжевого цвета, на западе же пожаров не было. Капли дождя стучали по сморщенному пестрому зонтику, который Арти нашел руинах магазина спортивных товаров. Магазин этот снабдил их и другими сокровищами: ярко-оранжевым рюкзаком «Дей-Гло», висевшим за спиной Арти, и новой парой кроссовок на ногах Сестры Ужас. В сумке «Гуччи» за ее плечом была обгоревшая буханка черного хлеба, две банки анчоусов с ключиками для открывания на крышках, пакет жаренных ломтиков ветчины и чудом уцелевшая бутыль имбирного пива, пережившая катастрофу. Им потребовалась несколько часов, чтобы пересечь пространство между верхней частью Пятой Авеню и их первым пунктом назначения — Туннелем Линкольна. Однако туннель обрушился, и река текла затопила его прямо до ворот для сбора пошлины, возле которых горой лежали раздавленные автомобили, бетонные плиты и трупы.
Они молча отвернулись. Сестра Ужас повела Арти на юг, к Голландскому туннелю и другим путям под рекой. Прежде чем они дошли, наступила тьма, и теперь им нужно было ждать утра, чтобы выяснить, не обрушился ли и Голландский туннель. Последний указатель, найденный Сестрой Ужас, гласил «Двадцать Вторая Западная улица», но он валялся на боку в золе и мог быть заброшен взрывом далеко от самой улицы.
— Ну, — сказал спокойно Арти, глядя за реку. — Не похоже на то, что кто-нибудь там живет, правда?