нашей родней, но рассуждают они не так, как мы, — внушал мне старик хриплым от курения голосом. Я стоял с ним рядом в пижаме, с любимым одеялом под мышкой, а он держал меня за другую руку. Я помнил, каким высоким он мне казался, когда я смотрел снизу вверх в его лицо любителя виски. — Жители равнины считают себя индивидуалистами; мерило каждой личности — paбота. Мы другие. Семья для нас важнее рода, род важнее клана, клан важнее государства».
Нет, вряд ли Сэм простил бы мое отсутствие.
— Черт возьми, Кэрол, я же старший в семье! — крикнул я в отчаянии. Как объяснить такие вещи человеку с равнины? Я попытался взять себя в руки. — Я теперь самый старший в клане. Я должен присутствовать на похоронах.
Видя мое упорство, она зашла с другого боку.
— Вдруг потребуется твое участие в переговорах? Посол Мэйн говорит, что он у тебя в долгу. Ты уедешь, и мы лишимся этого козыря!
Я припомнил, как посол вместе с Кэрол вскоре после покушения явился навестить меня в приемный покой больницы. Голос у него был сухой, как наждачная бумага, и четкий, как у компьютера; он нервно подергивал головой, становясь похожим на моего попугая. На этом его сходство с птицей заканчивалось. Посол, называвший себя Мэйном4, был приземистым, несколькими дюймами выше Кэрол, и широким в плечах. Я знал, что под его одеждой скрываются мышцы и костяк, а самые уязвимые места прикрывает экоскелет. Он был всеяден и происходил, по утверждению ксенобиологов, от прямоходящих охотников, совсем как первобытные люди. Он больше напоминал росомаху, чем примата, но мне нравился склад его мыслей.
В том-то и состояла проблема. Я понял это еще тогда, когда нас нашел их торговый корабль. При всем различии наших рас, мы были слишком схожими, а это таило потенциальную опасность соперничества. Наша раса больше преуспела в области некоторых технологий, зато инопланетяне не позволяли нам забыть, что это они нашли нас, а не наоборот. На нашей орбите завис их корабль, способный достичь любой точки на Земле, поэтому на переговорах они чувствовали свое превосходство.
Возможно, мы обогнали их по части производства оружия, но не могли запустить его в космос и поразить цель. Наши носители были чересчур слабы, а пришельцы исправно уничтожали любой объект, приближающийся к кораблю и представляющий хотя бы намек на угрозу-Зато сами они были способны забросать нас астероидами. Но астероидные удары не приблизили бы их к пониманию нашей технологии генной инженерии и не помогли бы затащить к себе на борт людей, чего им, по слухам, очень хотелось.
Поэтому мы обменялись послами и приступили к переговорам. Переговоры тянулись уже очень долго, и им не было видно конца.
— Когда вы страдаете, страдаю и я, — сказал мне Мэйн в больнице. Взяв мою руку в свою, он заглянул мне в глаза. — Отныне ваше имя занесено в списки членов моего клана.
Кэрол удивленно приподняла брови, но для меня слова посла были полны смысла. Какие обязательства накладывает принадлежность к его клану? Я хотел было отвергнуть подобное родство, но воздержался, не представляя себе реакцию инопланетянина. Безопаснее было согласиться.
«Ты серьезно? — спросил внутренний голос. — Ты совершенно уверен?»
Я обдумал ситуацию.
— Согласен, — ответил я. — Но осмелюсь предупредить, что ответной акции не последует: вы не можете стать членом моего клана.
Он помялся и произнес, опустив голову:
— Понимаю и принимаю. Возможно, наступит день, когда я заслужу право вписать свое имя в списки вашего клана.
Я вздохнул с некоторым облегчением: никаких угроз войны!
— Но я обещаю вам покровительство своего клана на время вашего пребывания здесь и буду рад принять вас у себя, — сказал я.
Он поднял глаза, черные и неумолимые, как у акулы. Я попытался прочесть выражение его лица, но оно было слишком чужим.
— Согласен. — Ответив так, он встал и покинул палату.
Я смотрел вслед, на его спину, обтянутую тканью. Теперь я принадлежал к его клану, а он находился в союзе с моим. Оставаясь на Земле, он мог потребовать защиты и помощи от меня и моих близких.
Мне хотелось надеяться, что Мэйн не оценил всего значения моего жеста. Выяснять меру его щедрости тоже было не в моих интересах.
Этот разговор состоялся неделю назад, а казалось, что минуло целое столетие. Неделю назад Сэм был жив, а я был свободен поступать, как мне заблагорассудится. Теперь передо мной стояли проблемы иного рода, и Мэйну среди них места не находилось. Моей главной проблемой стал Сэм и те перемены, которые внесла в мою жизнь его смерть.
Я потряс головой, отгоняя воспоминания, и взглянул на Кэрол.
— Ты не права. У нас с Мэйном сугубо личные отношения. Так что присутствие моей скромной персоны никак не повлияет на ход перегонов.
— Но…
— Нет, — отрезал я и встал. — Я еду на похороны. Через час у тебя будет мое заявление об отставке.
На следующий день я был уже в Омахе. В аэропорту меня встречала Роз, за нее цеплялась Элизабет. Увидев меня, Роз помахала рукой. Я поспешил к ним навстречу. Женщина обняла меня, девчушка чмокнула в щеку.
— Тебе хочется полетать, Элизабет? — спросил я.
— Нет, — твердо ответила она и спрятала личико в материнской юбке. Потом на меня глянул один лукавый глаз.
— Ну, немножечко! — не отставал я.
— Тони! — взмолилась Роз. — Прямо здесь?
— Здесь! — решительно постановил я.
Я подхватил Элизабет под мышки и подбросил в воздух. Она раскинула руки и ноги, не обращая внимания на пассажиров. Как я по ней соскучился! Она хохотала, запрокидывая голову, ее волосы раздувал ветер. Роз улыбалась, качая головой.
— Готово? — спросила Роз, когда я вернул Элизабет на землю. Девочка пыталась идти прямо, но ее походка напоминала движения хмельного матроса. Она продолжала хохотать до тех пор, пока я не усадил ее себе на плечи.
— Да, готово.
Мне понравилась Омаха и дом Стива. Он был выстроен у подножия холма в стиле ранчо, и на первый этаж приходилось подниматься по лестнице. Дом стоял на западной оконечности города, где, словно дикие цветы, вырастали новые кварталы и где кукурузные поля проигрывали сражение бульдозерам строителей.
Элизабет схватила меня за руку и потащила показывать дом, лужайку, свои цветы и игрушки. За нами неотступно следовала Роз и причитала:
— Я видела в новостях, как тебя подстрелили. — С этими словами она мгновенно изменилась. Только что она была моей беспечной невесткой, а теперь превратилась в сестру милосердия, обеспокоенную состоянием пациента. Сначала она окинула меня внимательным взглядом, потом подошла ближе, чтобы осмотреть грудь в том месте, куда ударилась пуля.
— Как ты себя чувствуешь?
— Меня осматривали в Уолтер-Рид, — заверил я ее. — Я не пострадал.
— А посол?
— Ни царапины.
— Ты его больше не охраняешь, Тони.
Я взглянул на тюльпаны, которые показывала мне Элизабет: белые, красные нераскрывшиеся бутоны.
— Охрана не отступает от него ни на шаг. Я всего лишь один из многих.
Роз отошла в сторонку. Элизабет увидела бабочку-данаиду и кинулась за ней в погоню. Уверенный,
