32. Не понимаешь ты истории, землянин
Джонни Абилен был поражен, узнав, что Нора к тому же — сандулеанский агент. Вернее, она была землянкой, нанятой сандулеанами с целью возвращения Абу-аль-Хаула на Магелланово Облако. Магелланов император, который вместе со своим Объединенным конгрессом мелких и крупных облаков затащил все Магелланово Облако на орбиту вокруг Млечного Пути и превратил Сандулек в «сверхновую», чтобы переправить Джонни Абилена на Землю, нашел Нору с помощью «оп-ля» и приставил тайной надзирательницей к Абилену.
«В таких делах никому нельзя доверять», — сказал мне много позже сам император. Один Иззи знал в то время все подробности, но сейчас на Санди эта история отражена в песне «Брак — это когда двое чужих прячутся друг от друга», занявшей в списке 432-е место: так, по крайней мере, обстояли дела, когда я слышал ее последний раз — одну миллиардную секунды назад.
Путем осеменения землянина и смешивания Магеллановой и млечной ветвей великой семьи Абу император и мой папаша (а также, втайне от них, Нора) собирались создать Мессию-Сфинкса. «Но всякий раз, когда мы пытались достучаться до Абу, ответ гласил: «Адресат неизвестен», — сказал мне как-то раз император за нейронным коктейлем. — Сам понимаешь, тут того и гляди станешь агностиком. Вот мы и решили прибегнуть к психологии».
Но они все равно не знали, как воспользоваться мной, чтобы добраться до Абу. Тайный агент «Джонни Абилен», посол доброй воли, путешествующий по миру под личиной музыканта, ставший моим отцом, бросил Нору и меня, чтобы заняться поиском ключа. Но всюду, куда он совался, уже кишели египтологи или астрофизики.
Никто — ни император, ни Джонни, ни Нора — не мог сообразить, как добраться до Абу через Мэла, пока Шаман по небрежности не показал им путь. Дальше началась гонка на опережение: земной Шаман, преследуя собственные эгоистические цели, угрожал сорвать все их планы. Магелланов император послал Цыгана в корабле-кафе на помощь Норе. Этому, естественно, предшествовала подготовка: американская дорожная сеть была усеяна кафе, похожими на корабль, чтобы кафе Цыгана смогло незаметно приземлиться.
Кстати, если все это, по-вашему, менее достоверная информация, чем сведения о битве при Гастингсе или изобретение хлопкового джина, которые то и дело пересматривались из-за «оп-ля» или в угоду политическому ревизионизму, — то вы ничего не понимаете в истории.
Джонни Абилен был сильно удивлен. А представьте себе мое изумление! Нора, моя мать, снова была беременна, теперь уже моим ребенком… Не знаю только, что теперь входило в понятие «мой».
33. После смерти Нассера
В суматохе, последовавшей за смертью Нассера, Иззи был вызволен из тюрьмы. Погребальный комплекс в Гизе был закрыт для туристов. Лила Кодзи привезла Иззи на лошади в сопровождении Сарвадуки, Джонни Абилена и одного из «Косарей», только что прилетевши го «Люфтганзой» из другого Мемфиса. Их никто не остановил. Я наблюдал за ними сверху и со спины, слушал, как в подземных погребальных камерах отзывается стук конских копыт, смотрел на них, крохотных, с высоты миллионов миль. Еще я ощущал их изнутри, причем это было не хаотическое созерцание, которым меня наделил Шаман, продырявив мне голову, а вполне ясное, уверенное: недаром я был Абу-аль-Хаулом.
Иззи помахал маленькой синей книжечкой.
— Готово, Мэл, бродяга! Это твой паспорт. Теперь мы смоемся из Сахары. — Они въехали ко мне в загородку. — Слава «Полароиду»! Сарвадука — герой, ты тоже молодец. Теперь при нас Джонни Абилен, значит, дело в шляпе.
Иззи слез с лошади и показал мне паспорт. Лила тоже спрыгнула и повисла на его руке.
— Мой однобровый красавчик, ты полный псих! Интересно, как ты протащишь Великого Сфинкса через таможню?
Мой папаша обнял могучей рукой Сарвадуку. Сарвадука был бледен и хмур, как труп. Это снаружи. Изнутри он готов был взорваться.
«Все у него получается! — доносились до меня его мысли. — И бабы на нем виснут, и мой «фольксваген» он гоняет в хвост и в гриву… А что имею с этого я? Только мозоли от седла».
— Тут такое дело, — стал объяснять Иззи. — Если мы доберемся туда через час после заката, то таможенник его пропустит. Он подумает, конечно, что творится что-то забавное, но не поймет, что к чему. Хорошо усекли?
— Зачем тебе вообще его трогать? — спросил Сарвадука и мысленно добавил: «Тупой развратник, провалиться тебе на этом месте!»
— Последнюю часть мы опустим. На вопрос отвечу так: мне надо заняться им в мастерской. Здесь, в Сахаре, я не сумею защитить его от Шамана. У меня слишком бледная кожа.
— Не стану спрашивать, как ты собираешься переместить известковую статую высотой в шестьдесят пять футов через пустыню, протащить ее через таможню, поднять по трапу в самолет, да еще убедить окружающих, что это простой менеджер «Кока-Колы». Кстати, в длину он насчитывает все двести сорок футов!
— Ты внимательно следил за свето-звуковым шоу, — похвалил Иззи. — Но забыл, что я провозил в самолетах и не такое.
Они стояли у меня под подбородком, там, где прежде свисала моя бородка, создававшая тень Тутмосу, когда он выкапывал меня из песка. Мой папаша, Джонни Абилен, угощал присутствующих водой из своей фляжки — видавшего виды сосуда, подобранного в Долине Смерти.
— Я долго ждал этого момента, Ваше Величество, — сказал он Иззи.
— Не называй меня так при НЕМ, — прошипел Иззи.
34. Уменьшенный Сфинкс
— Ты знаешь, что делать, Джонни А., — сказал Иззи.
«Косарь» достал гавайскую гитару и стал что-то наигрывать, а Джонни напрягся. При этом он поджал губы и прищурился. Небо сначала почернело, а потом засияло так ярко, что всем пришлось прищуриться и прикрыть глаза. Откуда-то снизу раздалось глухое урчание.
— Сейчас этот громила станет у нас карликом, — прохрипел Джонни. — Будет расхаживать среди нас, как обычный человек. Главное, не смотреть на него слишком пристально. Я постараюсь сделать так, чтобы никто не мог к нему приглядываться, пока он не окажется в мастерской у Иззи.
На Сарвадуку это не произвело впечатления.
— А самолет? — спросил он. — Самолет не выдержит такой невероятной тяжести.
— Все, что соприкоснется со стариной Абу после того, как я его уменьшу, тоже «прищурится».
— За дело, ковбой! — распорядился Иззи, обливаясь потом под полуденным солнцем.
Джонни поднатужился еще раз.
— Йэ-эх!
Ничто вроде бы не изменилось, но все вдруг стали смотреть на меня по-другому, не задирая голов. Я был уже не Сфинксом, а соринкой в уголке глаза. Я превратился в иллюзию. Джонни небрежно похлопал меня по каменному плечу и чмокнул в щеку. Все залезли на лошадей и поехали.
35. Космический Народ
