кубарем не полетела вниз. Схватившись за перила, я осторожно спускалась по ступенькам и молилась, чтобы Маркус не стал задавать свои странные вопросы до того, как я спустилась вниз, типа: «Мистер Дарлинг, знаете ли вы, что у японцев есть слово для описания истеричной веры, что пенис может усыхать?»
— Джессика! — с удивлением воскликнул отец, словно в последний раз он меня видел на рисунке на картонной коробке из-под молока.
Маркус осмотрел меня снизу доверху.
— А, рааазве эээто не милааашка Джееес Даааарлинг! — произнес Маркус, растягивая слова точно так же как в первый раз в офисе у секретаря. Это было в прошлом году. Так давно.
— Это она, не так ли? — сказала мама, не понимая шутки. — Я говорила ей, что она милашка.
Думаю, я выдавила из себя «спа» вместо спасибо, проглотив остальные звуки, при этом нервно хихикая.
Прощание я помню как-то смутно. Я очнулась, когда мы с Маркусом сидели в «кадиллаке».
— Я понравился твоим родителям, — сказал он. — Очевидно, они не знают, кто я.
— Очевидно, — ответила я.
Маркус включил CD-плеер. Услышав барабан и басы, мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это была за музыка.
— Это «Оттенки грусти», — сказала я.
— Да.
— Хай сказала, что «Оттенки грусти» — это один из самых лучших джазовых альбомов, когда-либо записанных, — продолжала я.
— Хай была права, — ответил Маркус.
— Мне ненавистно то, что она была права, — продолжала я. — Было бы намного легче ненавидеть ее, если в чем-то она оказалась не права.
Я слушала музыку, представляя, где и когда я лишусь девственности. Вернемся ли мы обратно к нему домой? Или ко мне? Мои родители идут на вечеринку, но время их возвращения непредсказуемо. А что, если прямо здесь, в его машине? Заднее сиденье в «кадиллаке» довольно широкое.
— Разве тебе не любопытно, куда мы поедем сегодня вечером? — И не дожидаясь моего ответа, сказал: — Сегодня вечером я собираюсь взять тебя в турне. В турне, которое я называю «Пять чудес Пайнвилля» — самые странные сооружения, которые есть в нашем городе.
Я фыркнула:
— Разве их пять? Трудно поверить.
Он повернул машину на заброшенную стоянку.
— Смотри, — сказал он, — торжественно взмахнув рукой. — Бутылка из-под шампанского с пропаном.
Бутылка из-под шампанского с пропаном — это восьмиметровая конструкция из бетона в форме бутылки вина. Когда мы были детьми, она служила рекламой винного магазина. Но винный магазин превратился в бензозаправочную станцию, умные владельцы перекрасили ее, и она стала служить их нуждам.
— Вероятно, ты проходишь мимо бутылки из-под шампанского с пропаном каждый день, — сказал Маркус. — С дороги она кажется такой невзрачной. Но смотрела ли ты на нее с достаточно близкого расстояния?
Я призналась, что нет.
— Ее красили так часто, что каждый раз, когда откалывается кусочек или слезает полоска, под ними обнаруживается слой краски другого цвета. Это просто модерн.
Он указал мне на кусок, где зеленый цвет проглядывал сквозь розовый, тот, в свою очередь, был покрыт голубыми пятнышками, в которых были видны вкрапления красного. Маркус прав. И так дюйм за дюймом. Это было очень красиво.
— Знаю, как сильно ты ненавидишь Пайнвилль, — сказал он. — Я подумал, что сегодня вечером покажу тебе, что ты пропускаешь, когда не всматриваешься.
В течение часа мы посетили другие «чудеса» города, в котором мы оба родились и выросли: динозавра из лилового стеклопластика, непонятным образом возведенного у центра «Волшебные ковры- самолеты и древности», появившегося до Барни лет за двадцать. Динозавр не менее шести раз был обезглавлен автомобилями, вышедшими из-под контроля. «Дер Вундер Винер», крошечный магазин на колесах в форме хот-дога, припаркованный напротив заброшенного Вулворта так давно, сколько мы себя помним, но у которого, кажется, никогда не было покупателей. И потом еще четвертое «чудо» — белый «фольксваген», посаженный на крышу магазина запчастей Оги. Я стала беспокоиться, как же дальше будут развиваться события. Особенно когда Маркус повернул направо от светофора как раз у развязки, ведущей к моему дому.
— Ты везешь меня домой?
— Не совсем.
Он проехал мимо моего дома (не включая фар) и затормозил, подъехав к детскому парку, в котором я бегала по ночам.
— А это — парк, не тронутый временем. Он — единственный, который не был диснейлизирован и покемонизирован. Он точно такой же, когда мы учились еще в начальной школе. Качели, лестница с перекладинами, карусель. Все, как было в детстве.
Этот парк был моим любимым местом. Мне понравилось, что он привез меня сюда. И захотелось раскрыть перед ним все свои секреты.
— Я бегала здесь по ночам, когда у меня была бессонница.
— Правда?
Я показала на дерево без листьев.
— Я летала на качелях, пытаясь достать ногами листву, — сказала я, чувствуя себя достаточно смелой, чтобы взглянуть Маркусу прямо в глаза. — Это просто игра, в которую я когда-то играла.
— Игра?
— Да, — ответила я, пытаясь подавить улыбку, но не смогла. — А сейчас я разговариваю с тобой.
Маркус засунул руки в передние карманы куртки. Мне стало казаться, что он чувствует себя очень неловко, словно ему хотелось с головой прыгнуть в свои брюки и исчезнуть там.
Затем, не сказав ни слова, он побежал к карусели. Я последовала за ним и села внутри большого (фасного круга посередине. Маркус прыгнул и сел, скрестив ноги, глядя на меня. Ветер слегка раскачивал карусель, но я чувствовала, что теряю контроль.
— Я дал мое первое новогоднее обещание, — сказал он.
— Правда? Я думала, что ты уже изжил все свои пороки.
— Почти все, — ответил он.
— А какой же остался? — спросила я, сидя на корточках. Мне очень хотелось узнать, что же он собирается делать в новом году. Боже, помоги мне, если сейчас он соберется дать обет безбрачия.
— Ну это имеет отношение к тебе.
Я хотела вымолвить: «Ко мне?», но слова застряли у меня в горле.
— Я пообещал, что перестану вводить тебя в заблуждение.
— Что?
Он приложил палец к моим губам, не давая мне произнести ни слова.
— Тебе никогда не надо было читать стихотворение «Осень», — сказал Маркус.
Наши колени соприкоснулись.
— Почему? — спросила я. — Мне нравятся твои стихи.
— Но это дает тебе неправильное представление, что я хочу от тебя.
Он собирался извиняться, что хотел заняться со мной сексом. Я просто знала это. Я узнала, когда смотрела шоу «Реальный мир», что для людей с разными зависимостями слова «Я прошу прощения» — это этап номер девять в программе для анонимных алкоголиков, состоящей из двенадцати этапов. Но Маркусу он не нужен.
