В партитуре Пая есть несколько вставных сольных номеров (называемых в подобном репертуаре брейками или риффами), где солирующий инструмент возвращается к электронной версии природного голоса, дабы озвучить комбинированные пассажи и фиоритуры имени Бетховена-Берри. К началу своего соло я был уже на ногах, приплясывая, крутясь и вертясь, и принялся расстреливать аудиторию в упор виртуозными очередями моей виолонты.
Майра в восторге закрутилась юлой, она качалась и моталась, скакала белкой и ковыляла уточкой, а Рюб в обнимку с челоттой безумно вальсировал по сцене, то яростно сражаясь с ней, то страстно прижимая к груди.
Под конец, вернувшись к оригиналу Бетховена, мы разразились запредельным овердрайвом: невыносимый, сотрясающий разум бас виолончели слился с воплем боевой скрипки, яростно извергающей антиматерию, а моя виолонта зашлась в таком заоблачном визге, что стеклянный резервуар с Юмми-Бумми, завибрировав, лопнул и рассыпался на мелкие куски.
Потом наступила мертвая тишина.
Я всегда полагал, что это просто избитый оборот речи, и был не прав.
Сотни багровых фигур с рачьими усами и клешнями застыли в абсолютном молчании и неподвижности, сильно напоминая стоп-кадр из ночного кошмара подвыпившего рыбачка, уснувшего на голой земле у костра.
И эту звенящую тишину нарушил плаксивый голос Дорка.
— Боже мой, что это было?! — простонал он.
— Третье Бэ! — охотно сообщила Майра. — Вы должны это знать: Бах, Бетховен, Берри.
Я ухмыльнулся, глядя на несчастное лицо посла.
— Сдается мне, что этот Берри им понравился!
Ракомедведи потихоньку зашевелились и принялись трясти головами, словно пытаясь избавиться от остаточного эффекта коллективной акустической лоботомии.
— Ну а теперь, — продолжил я по-деловому, — самое время решить вопрос о положительных баллах, которые мы только что заработали.
Нахмурившись, Дорк кое-как поднялся на трясущихся ногах и высокомерно объявил:
— Не думаю, чтобы ваш кошмарный шум можно было назвать достойным выступлением!
— Что ж, воля ваша, — кротко ответил я и обернулся к Майре.
— Палочка, конечно, остается у тебя, но вот этот джентльмен, как мне кажется, никак не может обойтись без Вивальди… Не продолжить ли с того места, где мы остановились?
Майра согласно кивнула.
— Мы здесь для того, чтобы угождать публике! Прошу вас, джентльмены, натуральная мода…
Мы быстро перестроили инструменты и по ее кивку начали с такта, на котором были прерваны разъяренными ск’ррли. Уже через пару секунд толпа угрожающе заворчала и сделала несколько шагов к сцене.
— Прекратите! — умоляюще вскрикнул Дорк. — Пожалуйста!
— Воля ваша!
Мы отняли смычки от струн, продолжая держать их в полной боевой готовности.
— Ладно, вы получите ваши баллы, — злобно прошипел он.
— По максимуму? — осведомился я.
— Это что, наглый шантаж?!
— Всего лишь обычная сделка, — ухмыльнулся я, доставая из кармана нашу электронную копилку. — Не будете ли вы так любезны…
Тут Рюб опустил смычок и бегло изобразил прелестную минорную фразу Шостаковича. Толпа ракомедведей взвыла и придвинулась к сцене.
— Будьте вы прокляты!
Дорк поспешно схватил копилку и сделал свое дело.
— Благодарю вас, — вежливо ответил я, демонстративно проверяя, не надул ли нас господин посол. (Клянусь, в тот самый день, когда я поверю дипломату, то добровольно обменяю виолонту на козу!) Все оказалось в полном порядке, и я с довольной улыбкой вернул копилку в карман.
В жизни иногда бывает так, что вам внезапно представляется редкая возможность совершить воистину доброе дело, причинив одновременно моральный ущерб тому, кто по праву того заслуживает. Мне только что выпал этот золотой шанс, и я не собирался его упускать.
— Раз уж вы проявили такую неслыханную щедрость, — саркастически поклонился я, — мы просто обязаны отплатить той же монетой! «Триаксион» продолжит концерт и с радостью удовлетворит музыкальные вкусы этих добрых пейзан.
Дорк с отвращением содрогнулся и вытаращил на меня изумленные глаза.
— Чего ради?! Зачем вам это нужно?
Жизнь музыкального рекрута ВЗДС целиком и полностью в руках самоуверенных дуболомов наподобие Дорка, и как же приятно видеть в глубокой луже того, кто совсем недавно был властен изрядно попортить тебе кровь.
Не в силах устоять перед искушением, я протянул руку и постучал костяшками пальцев по его дубовому лбу. Дорк мучнисто побелел, и в тот же миг грянул дружный хохот: сотрудники посольства, выползшие из-под сцены, веселились вовсю… Что ж, в конце концов нам все-таки удалось поднять их моральный дух!
— Эй, есть там кто-нибудь? — вопросил я, постучав еще разок. — Ты так ничего и не понял? А ведь мы только что узнали, что на самом деле нравится ск’ррли! Дайте им побольше музыки подобного сорта, и вы получите столько мр’ххг, сколько надо, и даже больше.
Дорку моя музыкальная идея явно не понравилась, но уже через секунду в глазах его мелькнул расчетливый блеск.
— Ну а должность посла предполагает, да что там, требует, — настойчиво дожимал я, — убедить ск’ррли, что им предлагается товар самого лучшего качества.
Дорк в замешательстве покачал головой; его элегантная прическа совсем растрепалась, и волосы торчали неопрятными перьями.
— Но как?..
— Да очень просто! Ты должен слушать эту музыку вместе с туземцами и делать вид, что пребываешь в таком же восторге, как и они.
Дорк позеленел пуще прежнего.
— И я должен улыбаться посреди этой кошмарной какофонии?!
— Улыбайся, покуда щеки не заболят. В конце концов, Дорк, мой мальчик, успешное завершение торговой миссии есть единственный способ заработать положительные баллы, необходимые для перевода! Куда-нибудь в хорошее, цивилизованное место с чертовой кучей стен и на почтительном расстоянии от планеты, которая вот-вот заделается заповедником рок-н-ролла.
— Мр’ххг!
Полагаю, на сей раз посол имел в виду не только представителей лестной фауны.
Так как музыка подобного сорта была специальностью Майры, она и составила всю остальную программу. Кое-какие пьесы почти любой музыкант признал бы классическими, но большинство было знакомо мне лишь потому, что Майра потчевала нас ими в свои жокейские вечера. Но мы сыграли все — и сыграли от души! Спускаясь со сцены далеко заполночь, вся наша троица была в поту и в мыле, почти не чувствуя ни рук, ни ног, ни натруженных пальцев.
Рок/поп в глаз отнюдь не входит в наш обычный репертуар, но думаю, этот концерт «Триаксиона» ск’ррли будут помнить до конца своей жизни. Мы усладили туземный слух бескомпромиссными, рвущими в клочья барабанные перепонки версиями таких древних шедевров, как «Рок с утра и до утра» и «Неудовлетворенный». Мы запузырили «Чародея пинбола» и «Хочу держать тебя за руку», урезали «Рожденного для побега» и «Красные башмачки» и лихо оторвали «Гордую Мэри» с «Городом суфражисток». Мы раздраконили для них «Не бойся старухи с косой»… и многое, многое другое!
В некоторых композициях Майра исполнила вокальные партии, воспользовавшись микрофоном посольской переводящей системы. Последний выдавал примерно столько же шума и воя, сколько
