умрет, поскольку в больнице ему за два месяца сделали более дюжины операций. Он вернулся, но ходит с тех пор весь согнутый. А Доком мы его прозвали за то, что докторов он на своем веку перевидал больше, чем все посетители нашего бара вместе взятые.
— Не знаю, слышал ли ты вчерашний спор о том, на что больше похож цветом инопланетянин — на гороховый стручок или на шпинат, — говорю я Доку, — но я сегодня встретил парня, который работает с ним и, значит, видит всякий день.
Заметив, что лицо у Дока стало таким болезненным, будто его припекло избавиться от газов в кишках, я говорю Доку «извини», поднимаюсь и подхожу к Хауи. Тот как раз громко вещает о своей красавице жене и о новом автомобиле. Хауи хлебом не корми, дай внимательных слушателей, и я некоторое время покорно внимаю его разглагольствованиям. Затем беру еще «Майкелоб», а потом еще один. Я надеюсь, что Джоу уже закончил треп о хоккее. Сказать по правде, я никак не могу взять в толк, почему он вообще отвлекся на разговор о хоккее, когда я рассказывал ему об инопланетянине. Ведь хоккей бывает каждый год, а чужак из космоса появился впервые. Хотя, конечно, может статься, инопланетяне и прежде посещали Землю, но опускались где-нибудь в горах, и мы этого даже не подозревали. Откуда к нам прибыл «наш» инопланетянин, в точности никому не ведомо, но считается, что он из другой галактики, а ближайшая к нам галактика, как мне объяснил Джоу, находится чертовски далеко — дальше, чем Венера, Марс или Луна, и даже дальше, вроде бы, чем любая, различимая глазом звезда на небе. Первое сообщение об инопланетянине появилось в газете, как говорят, лишь спустя год после его приземления, и многие считают, что ученые парни, которые с ним работают, до сих пор пудрят нам мозги. Я в это не верю — уж больно неважнецкий у ученых вид, когда они, выступая по телевизору, говорят, что общение с инопланетянином еще не налажено, что прикасаться к себе он не позволяет, и поэтому взять у него даже самые простенькие анализы, какие приняты в любой клинике, невозможно. В общем, ничего нового об инопланетянине в последнее время не сообщается, и потому, очевидно, в баре о нем говорят все меньше. Ведь мы живем в Америке — стране, где все должно быть новым, с иголочки, а если что-то хоть самую малость подустарело, то об этом и вспоминать не стоит.
Ко мне опять прицепляется Дейв.
— Расскажи-ка нам, Собачник, об инопланетянине, — требует он.
— Дейв, я не знаю о нем ничего такого, чего бы ты сам не знал, — примирительно отвечаю я.
— Но я же собственными ушами слышал, как ты похвалялся, будто разговаривал с каким-то ученым парнем, — не унимается Дейв. — Так что не прибедняйся, выкладывай начистоту, что да как было.
— Верно, сегодня к нам в зоомагазин заходил ученый, — признаюсь я, а сам всей душой жажду оказаться в любом другом месте. — В общем, он искал Немецкие Деликатесы Оскара.
После этих моих слов Дейв, надрываясь от хохота, хватается за живот, а я внутри закипаю и поделать с этим ничего не могу, хотя понимаю, что подначивает он меня специально. Люди частенько выискивают лишь повод, чтобы поиздеваться надо мной.
— Собачник, — говорит мне Дейв, отсмеявшись, — ты такой потешный, что тебя надо показывать по телевизору вместо, там, Лино или Бенни Хилла.
— Я сказал чистую правду, — говорю я, подавляя обиду. — Ученый действительно искал Немецкие Деликатесы Оскара.
— Ага, — кивает Дейв. — А еще тот ученый парень, поди, хотел подзакусить? И не отпирайся, всякому известно, что в вашем зоомагазине приторговывают из-под полы хот-догами. Ну и как, соорудил ты из своей псины горячую сосиску для ученого? Небось, и горчицы для такого случая не пожалел? Ну, что молчишь? Язык проглотил?
Джоу берет меня за руку и говорит:
— Пойдем, Марти, я покажу тебе кое-что любопытное.
Джоу спас меня от верной смерти, вот что он сделал. Ведь я был на волосок от того, чтобы высказать Дейву все, что о нем думаю, а все потому, что мне по-настоящему не нравится, когда надсмехаются над зоомагазином. Да и в самом деле, чего к нему цепляться? Дело мы ведем честно, и магазинчик этот — единственный источник хлеба с маслом для Сьюзан и ее детей, а то, что платит она мне совсем крохи, так это вовсе не важно, поскольку я точно знаю, что предложить большего она просто не в состоянии. Да и вообще, устроиться на любую работу — дело для меня почти безнадежное.
— Ты мне вот что напомнил, — говорит Джоу, отводя меня на приличное расстояние от Дейва и от верной гибели. Что мне толкует Джоу, я поначалу почти что не слышу, но возбуждение мало-помалу проходит, и я начинаю понимать, что речь идет об инопланетянине. — Посмотри сюда. — Джоу, достав из кармана листок, разворачивает его. Джоу вечно таскает с собой вырезки из газет и журналов и показывает их людям, и мне эта его привычка очень нравится. — Это — из «Сайэнтифик Америк», — объясняет мне он.
— И что там? — спрашиваю я, даже не глядя на листок: чтобы читать «Сайэнтифик Америк», нужно закончить колледж, но я, в отличие от Джоу, в колледж даже не поступал.
— Предполагается, что инопланетянин для посадки выбрал Шорехам из-за его трубы, которая, как видишь, высоко вздымается над водой, — говорит Джоу, показывая на фотографию. — Возможно, труба эта напомнила ему что-то, связанное с его домом. Ведь с высоты она выглядит очень необычно.
С высоты трубу я прежде не видывал — ни собственными глазами, ни даже на картинках или фотографиях, а вот с берега довелось однажды, когда ездил месте с Андерсонами на рыбалку. В те времена на Шорехаме еще строилась атомная электростанция, но ее так никогда и не включили, потому что не смогли утвердить план эвакуации людей с Острова в случае аварии. Хоть от той давнишней стройки, насколько мне известно, осталась лишь здоровущая коническая труба, а здание самой электростанции было сначала полностью демонтировано, а затем на его месте возведено другое, которое и называется теперь Шорехамскими лабораториями.
Джоу говорит мне еще что-то, а я разглядываю фотографию в его руке и, хотя прежде мне такое и в голову не приходило, пытаюсь вообразить, что думал при виде трубы инопланетянин. Возможно, представляю себе я, на какой-то далекой планете в таких же исполинских конических трубах живут, словно пчелы в ульях, зеленые инопланетяне. Днем они работают, а по вечерам отдыхают в трубах и поют песни. Да, думается мне, наверное, все так и было: «наш» инопланетянин тосковал по родным местам, оттого и опустился рядом с трубой. А кто бы на его месте не тосковал? Я бы, например, тосковал непременно.
На следующий день в магазин наведывается мистер Оливер и жалуется, что у Роджера опять глисты. Сьюзан дает ему необходимые медикаменты и советует, как советовала ему и прежде, не подпускать Роджера к помойкам, а затем они почти час судачат о ветеринаре с Обрывистого Берега, который, говорят, попал под следствие комиссии штата. По-моему, таких ветеринаров, которые оперируют собак ради наживы, без всяких на то показаний, следует запирать в тюрьму, а ключи выбрасывать подальше. Но я молчу, потому что толком еще не отошел от вчерашнего вечера и оправлюсь еще нескоро, потому что я очень ранимый и с годами становлюсь все более ранимым, а это, согласитесь, уже проблема, и, наверное, мне следует сходить к психиатру.
Вскоре в магазин заходит ученый парень, который вчера спрашивал у меня, как найти Немецкие Деликатесы Оскара. Мне сразу приходит в голову, что он-таки решил купить Дейзи, хотя, по его словам, от ее крика ему и хочется лезть на стену. Людей вообще тянет к попугаям, и я сам это не раз замечал. Но, оказывается, ученый пришел не за покупкой, а ко мне.
— Я Билл Пфейффер, — представляется он и протягивает руку.
Мы обмениваемся рукопожатием, а затем ему представляюсь я:
— Я Мартин Богети.
Я говорю это так, будто со мной чуть ли не каждый божий день знакомятся ученые, но на самом деле у меня дыхание перехватило от радости.
— В общем, у меня в голове засела довольно глупая идея, но дело в том, что все умные идеи на сегодняшний день уже опробованы, и ни одна из них, к сожалению, не сработала, — говорит Билл Пфейффер и немедленно объясняет: — Я беседовал со многими своими коллегами о зоомагазине и о тебе, Мартин, о том, что ты воспринимаешь настроения и желания животных. Знаешь, мы решили познакомить тебя с инопланетянином. Да, действительно, почему бы и нет? Ведь попытка, в конце концов, не пытка.
Я киваю, будто понимаю, о чем идет речь. К нам подходит Сьюзан, и ученый, повернувшись к ней,
