Глава 6
…И широкие просторы, залитые спокойным светом луны,
расстилались перед нами, не омраченные тенью новой разлуки.
Чье-то огромное лицо плавало в воздухе в нескольких дюймах от моего лица. Лицо растянулось в улыбке, и я услышал глубокий, довольный смешок.
— Это было неплохо, Лэмб. С-сказать по с-совес-сти, то, что вы с-сделали, было прос-сто превос- сходно!..
Это был Туклик. Судя по широкой улыбке, настроение у него было отменное.
— Вы пос-ступили в точнос-сти как напис-сано у вашего пис-сате-ля Конрада. С-самопожертвование ради других. Умереть, чтобы с-пас-ти других и с-собственную чес-сть. Ис-скупить кровью. Ос-сень по-ка- толичес-ски, ос-сень по-з-земному, Лэмб. Я преклоняюс-сь перед вами.
— Так я жив?! — вырвалось у меня.
— О, да, живы и невредимы. К тому же теперь вы герой. — Туклик перестал шипеть. — Я уже сообщил мадам Дюбуа, что вы живы. Когда через несколько часов мы приземлимся в парке, вас придут встречать тысячи людей!
— Герой?.. — переспросил я растерянно.
— Вы отдали жизнь, чтобы спасти людей, Лэмб. Они знают это. И молодые колонисты, и старшее поколение понимают: вы пожертвовали собой, чтобы остановить беспорядки. Чтобы никто больше не погиб… — Он громко рассмеялся, так что все его жирное тело заколыхалось, словно резиновое. — Это было идеальное решение, Лэмб. Для пущего эффекта я дал вам секунды полторы, потом выключил луч, но все, кто собрался на улице, успели увидеть вас внутри огненного столба. Они видели вас в огне! Все дальнейшее было делом техники, как говорят у вас на Земле. Я использовал стат-поле, чтобы перенести вас на борт, настроил вживленные устройства на полное восстановление, и вот… — Туклик драматическим жестом развел свои короткие ручки.
— И вот — результат. Герой жив и здоров!..
— Сознайтесь, Туклик, вы нарочно это подстроили. Ведь вы сделали это со мной специально, не правда ли? — сказал я спокойно. Я чувствовал себя таким усталым, что мне не хотелось ни возмущаться, ни протестовать.
Инопланетянин торжественно кивнул; при этом склонилась не только его голова, но и все тело Туклика слегка подалось вперед. Он как будто поклонился мне, а не просто сказал «да» в ответ на мою догадку.
— Тогда почему я жив?..
— Почему? — Туклик слегка пожал плечами. — Мы хотели сохранить колонию, Лэмб, хотели, чтобы жизнь здесь наладилась, и…
— Нет, — перебил я его. — Я хотел спросить, как вышло, что я не сгорел, не превратился в золу… Вы сказали, что перенесли меня на борт, настроили приборы и… А ведь от меня не должно было остаться даже дыма! Я же своими глазами видел, как рядом со мной закипел асфальт!
— Ах, вот вы о чем! — Туклик снова улыбнулся. — Дело в том, Лэмб, что на нас, сгудонцев, это оружие не действует. Вообще-то, оно довольно слабое. Особое излучение с заданной длиной волны воздействует непосредственно на молекулы, возбуждает их, дестабилизирует, разрывает межмолекулярные связи. Но мы… — Он сделал небольшую паузу, немного подумал, потом закончил неопределенно: — Но мы защищены.
— И я?
— И вы тоже, Лэмб.
— Я тоже… защищен?
Туклик внимательно посмотрел на меня, вздохнул протяжно, словно терпеливый взрослый, разговаривающий с умственно отсталым ребенком. Я не хотел слышать, что он ответит, однако иного выхода у меня не было.
— Да, Лэмб. — Туклик кивнул. — Помните, однажды я сказал, что вы — один из нас? Это утверждение соответствует действительности в гораздо большей степени, чем вы тогда подумали. Вживленные в ваше тело устройства — они восстанавливают, создают, перестраивают, регулируют. И защищают.
— Я об этом не просил.
— Нет, вы можете спорить, — возразил он мягко и снова улыбнулся мне своей широкой улыбкой, которая впервые показалась мне приятной и почти… человеческой. — Я помогу вам, и мы прекрасно проведем время. — Туклик неожиданно потянулся ко мне и обнял меня своими короткими, тонкими ручками. Наверное, я единственный из землян, кто может похвастаться тем, что его обнимал сгудонец.
Несколько часов спустя, когда на востоке взошел Арран, мы действительно подлетели к одному из самых больших парков Льюкарса и, на несколько секунд зависнув над ним, с пронзительным ревом опустились на центральный холм. В парке тотчас собралась толпа. Несколько минут спустя открылся люк, откинулся широкий трап-пандус, и мы — Туклик и я — торжественно спустились по нему на землю. Клаату барада никто.
Туклик был прав, разумеется. И старые колонисты, и молодежь приветствовали меня с одинаковым воодушевлением и радостью. Я был тем ответом, который они так давно мучительно искали. Им нужен был лидер, вождь, человек, которым они могли бы восхищаться и за которым готовы были идти в огонь и воду. Особенно радовалась моему возвращению мадам Дюбуа — теперь уже просто Кларисса. Я думаю, государственная власть всегда была для нее тяжким бременем, и она была только рада, когда ей представилась возможность переложить ответственность на кого-нибудь другого.
Да и Туклику тоже был нужен человек, способный сплотить, консолидировать каледонское общество. Ведь как ни суди, каледонская колония действительно была форпостом на окраине империи, крепостью на границе таинственных, туманных пустошей, в которых скрывались племена хитрых, коварных дикарей.
Туклик уже объяснил мне, какое значение для Сгудона имеет этот орбитальный перевалочный пункт, лежащий на пересечении нескольких торговых трасс, и какое значение приобретает в этой связи земная колония, население которой могло поддерживать орбитальную станцию в рабочем состоянии. Как я и думал, с самого начала все дело было в прибыли — и ни в чем другом.
Ну а я… Что ж, я по-прежнему считаю себя просто стареющим поэтом. До сих пор мне удается выкраивать пару часов в неделю, чтобы занести в компьютер несколько мыслей и поделиться ими с Дженнис. Внешне, впрочем, я представляю собой ходячее доказательство совершенства сгудонской биотехнологии. Выгляжу я очень молодо — намного моложе, чем имею право выглядеть, да и чувствую себя превосходно. Достаточно сказать, что я никогда не болею и никакие стариковские слабости давно мне не досаждают. Дженнис, во всяком случае, считает, что мы — прекрасная пара, и я еще ни разу ее не разочаровывал.
Ах да, моя рука… та, которая была нашпигована раскаленным шлаком и почти парализована воспоминаниями о боли и стыде, терзавшими меня несколько десятилетий… Теперь она совсем здорова; травмированные мышцы и сухожилия обрели былую силу и гибкость, так что по крайней мере в физическом плане я снова могу считать себя полноценным человеком. И только вонзившиеся глубоко в мякоть оплавленные песчинки я попросил не убирать.
Почему я не спешу расстаться с этими безгласными свидетелями моего прошлого? Мне кажется, что я еще не заслужил этой награды. И, стоя на балконе Дома Правительства и глядя на деревья городского парка, над которыми виднеется белая громада Тукликова корабля (как раз сегодня, после нашего последнего ужина, он наконец-то должен отбыть на Сгудон, чтобы доложить о своих успехах), я думаю о том, что вряд ли когда-нибудь ее заслужу.
А еще я думаю: теперь это, наверное, не так уж важно. Важно только то, что происходит с тобой здесь и сейчас.
И этого, мне кажется, достаточно каждому.
