лианы, и, обогнув пригорок, замерли.
Впереди, метрах в двадцати от них, лежал человек. Это был рыжий парень в розовой мятой рубашке и белых потрепанных брюках. Босой. Лица его видно не было.
— Человек лежит… — проговорил кто-то, не веря своим глазам.
Все обернулись к егерю. Егерь молча смотрел на лежащего. Лицо его выражало не то скорбь, не то полное равнодушие.
— Лежит… — отозвался он наконец. И было в этом его «лежит» нечто такое, от чего на туристов повеяло ужасом.
— И давно он…
— Второй год, — сказал егерь. — Вообще-то меня просили никому его не показывать, но вы же сами видели, как все вышло… Тропинку пересекло, а другого пути тут нет…
— Он… дышит? — ахнула туристка, вглядываясь.
— Дышит, — помолчав, согласился егерь… — В том-то все и дело, что дышит… Сейчас через овраг пойдем… место скверное… Так что повнимательней там. Что-то предчувствие у меня сегодня нехорошее…
Туристы содрогнулись.
В овраге было красиво. Видимо, это и имел в виду егерь, назвав овраг скверным местом. Запах больших фиолетово-розовых цветов кружил голову. Хотелось упасть в траву, раскинуть руки, закрыть глаза… И нехорошее предчувствие не обмануло. Замыкающий остановился, потом сделал несколько неверных шагов в сторону и, зажмурясь, потянулся носом к цветку.
Его счастье, что егерь оглянулся. Этот удивительный человек чувствовал опасность спиной.
— Не двигаться! — сипло приказал он, и замыкающий, опомнясь, застыл с вытаращенными глазами. Все оцепенели.
— Спокойно… — тихо, напряженно заговорил егерь. — Главное — спокойно, земляк… Пока еще ничего страшного… Попробуй вернуться на тропинку по своим следам… Ну-ка, выпрямись потихоньку… Так… Давай-давай… Левую ножку наза-ад… Теперь правую… Да не спеши ты!..
Кое-как замыкающий выбрался на тропинку — и егерь вытер ладонью мокрое лицо.
— В-вы… — заикаясь, начал глава группы. — В-вы п-понимаете, что натворили!.. Чуть не натворили!..
— Не надо, — попросил егерь. — Ему вон и так худо. Не надо сейчас. Обошлось — и ладно…
Они вылезли из оврага и снова оказались на краю бетонного поля. В центре его круглились жилые купола, чуть поодаль посверкивала посадочная шлюпка с опущенной аппарелью.
— Вы представить не можете, как я вам благодарен! — сбивчиво заговорил замыкающий, когда они вновь вошли в помещение.
Егерь в бешенстве повернулся к нему.
— Сразу же как вернетесь на орбиту, — процедил он, — дадите подписку больше эту планету не посещать!
— Господи! — вскричал виновный, прижимая руки к груди. — Да я и сам теперь ни за что… Да я… У меня в этом овраге даже зуб под коронкой заболел — от страха…
Пилот встал. Егерь впился глазами в лицо туриста.
— Зуб? Какой зуб?
— Золотой… — неуверенно ответил тот. — Зуб, говорю, под коронкой…
Несколько секунд егерь смотрел на него обезумевшими глазами. Потом круто повернулся и молча вышел из помещения.
— Что… правда, зуб? — спросил пилот. Турист открыл рот и показал коронку.
— Ну, ребята… — только и смог вымолвить пилот. — Как же вы оттуда вернулись-то?
Егерь даже не вышел попрощаться. Но туристы и не думали обижаться на него. Поспешно заняли свои места в шлюпке — и над бетонным полем взвыли двигатели.
Егерь хмуро следил, как пропадает в небе вьющийся белый след. Потом вернулся в купол и, подойдя к экрану связи, сердито ткнул клавишу.
На экране возникла зеленая лесная полянка и огромный негр с яблоком в руке.
— Салют! — сказал негр и нацелился откусить от яблока.
— Сейчас я буду с тобой ссориться, Александр, — предупредил егерь.
Негр раздумал кусать яблоко.
— А что такое?
— Я вас, друзья-биологи, с планеты выставлю! — пообещал егерь. — Ты знаешь, что сейчас отчудил твой Рыжий? То есть даже в голову не придет! Представляешь: решил вздремнуть на солнышке у оврага! Рядом с маршрутом! А я как раз туристов веду!
— И что? Заметили?
— Конечно, заметили.
— А как же ты выкрутился?
— Ну, это уж мое дело, — сказал егерь. — Выкрутился.
— Слава Богу… — с облегчением вздохнул Александр.
— Да если бы! — вспылил егерь. — Они же теперь об этом рассказывать начнут! Про такую жуть — да не рассказать?.. И вот увидишь, уже следующая группа завопит, чтобы я непременно показал им этого, который второй год лежит и дышит! — Передохнул, посопел. — В общем так, Александр: придется твоему Рыженькому еще полежать. Он теперь у меня вроде как экспонат.
Александр пришел в ужас:
— Да ты что? Ему же работать надо!.. Слушай, а может, обойдется как-нибудь, а? Через пару месяцев мы передаем материалы в Комиссию. А там, глядишь, планету заповедником объявят…
— Через пару месяцев? А ты представляешь, что это стадо здесь натворит за пару месяцев? Истопчут, изроют, изрежут инициалами и спалят напоследок!.. Нет, Александр, не получается.
Темное лицо Александра стало несчастным.
— Слушай, а может, вместо Рыжего какой-нибудь муляж положить? — с надеждой спросил он.
— А где возьмем муляж?
— Н-ну… сделает он муляж!
— Вот пусть делает. Чтобы один к одному. И чтобы дышал. А пока не сделает… По первому моему сигналу — со всех ног на край оврага! В любую погоду! И чтобы лежал на том же самом месте, в той же самой позе — и дышал! Экспонат!..
Андрей Плеханов
Душа Клауса Даффи
Звонок заголосил, запиликал свою жизнерадостную мелодию, заставив Клауса вздрогнуть и уронить вилку. Клаус вытер салфеткой жир с губ. Поесть не дают. Мешают. Лезут в душу.
Страх, проклятый страх. За все эти годы он так и не разучился бояться. Не смог сделать маленький шажок к самосовершенствованию.
Клаус не ждал чьего-либо визита….. уже неделю никто из людей не заставлял его вспомнить о своем существовании. Черт, как некстати. Он снял со стола тарелку с остатками жареной кроличьей ноги, поставил ее в холодильник, закрыл белую эмалированную дверцу. Так… Остались ли еще следы преступления? Остались, конечно. Запах жареного мяса. Эти учуют запах, каким бы слабым он ни был — обоняние у них, как у собак. Да и все остальные органы чувств — на высшем уровне…
Люди не едят мяса — это знает всякий. С точки зрения Клауса — дурацкий обычай. Ходить голым по улице — это пожалуйста, сколько душе угодно, а вот есть отбивную на ребрышках стыдно и неприлично.