— Какие гарантии, что это прекратится?
— Когда вы узнаете, как я это делаю, вы сами сможете гарантировать. Итак…
Босс сказал:
— Нет. Прежде надо многое выяснить. Во-первых…
Я его оборвал:
— Выясним вот что. Я расскажу вам, как делаю деньги. Я отдам вам… приспособление. А от вас требуется только обещание, что за прошлое меня не привлекут. В моем предложении нет никакого подвоха — я больше не делаю денег, а вы оставляете меня в покое до конца жизни. Если одна из сторон нарушит свое обещание, договоренности конец, и другая может делать все, что сочтет нужным.
Он вцепился в оброненное мной слово:
— Приспособление! Вы их делаете, по-настоящему делаете? Это не оптическая иллюзия?
Я кивнул.
— Да, делаю. Прямо у вас на глазах. Если мы договоримся, вы заберете приспособление. А я никогда больше не сотворю и десяти центов!
Босс посмотрел на Секретную Службу, Секретная Служба посмотрел на Налоговое Управление, и они все посмотрели на меня, а я извинился, что покину их. Когда я вернулся из ванной, они явно нервничали. Заговорил босс:
— Макнолли, помоги вам Бог, если вы лжете. Мы пойдем на сотрудничество, потому что другого выхода у нас нет. Ну ладно, мы не предъявим обвинений за то, что вы уже совершили. Но если вы попробуете снова провернуть что-то в таком же духе, то пожалеете, что родились на свет. И я говорю серьезно. Это ведь может стоить нам всем наших должностей. Вы совершили тяжкое преступление, но остаетесь на свободе. Все ясно?
Свое предупреждение он пролаял, и я понял, что это не пустая угроза. Но и я говорил серьезно. А потому сказал, что меня это вполне устраивает.
— Тем лучше. Ну так выкладывайте. Как вы это делаете?
Я рассмеялся.
— Я открыл это совершенно случайно. Вы и сами можете. Вот этот кофейный столик…
Они поглядели на столик.
— Ну и что?
— Вы — начальник, — сказал я ему. — Начните первым. Просто положите какую-нибудь купюру на стекло и начните думать. О том, как было бы приятно получить еще одну, такую же. Думайте о том, на что уйдет ваше следующее жалование.
Надо отдать боссу должное. Мысль, что он поставит себя в дурацкое положение, была ему невыносима, но он попытался. По-настоящему попытался. Достал купюру из бумажника и скептически уронил на столик. Поежился под взглядами остальных двоих, бросил свирепый взгляд на меня, а потом попробовал сосредоточиться на деньгах. Ничего не произошло.
Он посмотрел на меня и открыл было рот…
— Это не розыгрыш, — сказал я мягко. — Вы первый, кто об этом узнал. Даже моя жена не догадывается.
Что было абсолютной правдой.
Он снова сосредоточился. Я сделал знак Секретной Службе и Налоговому Управлению отойти в сторону — боссу будет легче, если мы трое перестанем дышать ему в спину. И мы отошли на несколько шагов. Я отхлебнул из моей банки.
И чуть не захлебнулся, услышав, как ахнул босс. Я снова торопливо нагнулся над столиком. Все повторилось: туманная дымка, зеленый цвет и готовая купюра. Босс выпрямился и утер лоб.
— У-уф, — сказал он.
— Дайте, я попробую, — почти хором сказали Секретная Служба и Налоговое Управление. Они по очереди нагнулись над столиком. Все повторилось.
Тут они опустились в кресла, ожидая, что скажу я. Но я только откинулся на спинку, ожидая их вопросов. Первый мне задал босс:
— Как вы это делаете?
Я сказал ему абсолютную правду.
— Не знаю. Просто как-то вечером я сидел с женой и думал о наших долгах, и тут она вынула наши последние десять долларов и положила на столик, показать мне, на какой мы мели. И я сидел и грустно думал о жизни вообще. И вдруг, понимаете, перед нами оказались две десятки. Вот так.
Они все обернулись к кофейному столику. Босс сказал:
— Откуда у вас этот… портативный монетный двор?
— Наследство от родственников, — сообщил я ему и продолжал объяснять про баньши, эльфов и прочую нечисть. Он ни слову не поверил. В отличие от Секретной Службы. Позднее я узнал, что фамилия того была Келли. Тоже кельтские предки.
— Так что же нам теперь делать? — спросил босс с раздражением.
— Я ведь сказал вам, что вы можете забрать приспособление. — (Ничего другого я и не хотел.) — У меня есть дом, машина и достаточно денег в банке. Я всегда думал, что мог бы писать рассказы, если бы мне представился шанс. И все время ждал. А теперь вот дождался. Забирайте столик на здоровье.
Он поглядел на столик.
— И кто угодно может его задействовать? Кто угодно?
— Наверное. Вы же сами только что…
Без малейшего колебания он ударил рукояткой пистолета по столику. Раздался отчаянный звон, в котором чудилось что-то женское. Ковер усыпали осколки.
— Унесите эту… эту дрянь наружу, — скомандовал босс, и Секретная Служба вытащил деревянную подставку на крыльцо. Босс прыгнул на нее и топтал, пока не остались только щепки. А Секретная Служба самолично принес из фургона псевдотелефонной компании канистру с бензином.
Мы все смотрели, как горели щепки, пока от них не остался только пепел, который развеял ветер, едва я легонько поворошил его носком ботинка. Затем они ушли все вместе, не сказав ни слова. Никого из них я больше никогда не видел. А Келли узнал по фотографии в газете, когда он несколько лет спустя получил повышение.
Вот и вся история. Больше я никогда не делал купюры — слово было дано, столик разбит и сожжен, пепел унес ветер. Иногда я пописываю рассказы, но мой талант невелик, и продаю я лишь немногие. Хорошо, что у меня были деньги в банке, когда столик сожгли. Теперь ведь раздобывать их далеко не так легко, как когда-то.
Иногда я жалею, что лишился кофейного столика — как-никак семейная реликвия. И пока он у меня оставался, делать деньги было так легко, что жизнь казалась сладким сном. Но все-таки хорошо, что босс разбил его и сжег. Если бы он сохранил его на время, то безусловно выяснил бы, что это был самый обычный столик, а купюры изготовлял я, пока они тупо пялились в деньги. Причина заключалась в моих предках, исключительно моих. Но то, о чем они не знают, вреда им не причинит. Я сдержал свое обещание. Однако я не давал обещания не сотворять дубликаты чего-либо другого.
В настоящее время немало людей занимаются поисками и реставрацией автомобилей старых моделей. В будущем году я поеду во Францию присмотреться к «бугатти», модель 51. Двадцать лет назад одна машина обходилась в сорок тысяч долларов, а теперь их сохранилось всего четырнадцать. Типчик по имени Парди, живущий в Нью-Йорке, заплатит, насколько мне известно, приличную сумму за пятнадцатую. А в Европе я, кроме того, изучу в музеях редкие марки и монеты. Мне говорили, что это тоже очень выгодное дело — абсолютно законное и куда более прибыльное, чем сочинение рассказов, вроде этого.
Пол Ди Филиппо
