Эти люди просто забывают, что у завров никогда не было другой — естественной, если можно так выразиться — среды обитания, помимо жилого человеческого дома. Дизайнеры специально сконструировали их для роли домашних любимцев.
И однако, с горечью подумал я, когда детям надоедало играть со своими живыми игрушками и постоянно заботиться о них, родители вывозили завров куда-нибудь подальше, в леса или парки, и там оставляли. А это намного хуже, чем выбросить на улицу кошку или собаку. У домашних зверей есть, по крайней мере, дремлющие природные инстинкты, которые способны пробудиться. Заврам в такой ситуации приходится начинать практически с нуля, вот почему они в огромных количествах погибали от холода, голода и жажды, попадали под колеса автомобилей и в желудки разнообразных естественных хищников.
Интересно, подумал я, приходило ли когда-нибудь в голову создателям завров, что их творениям суждено закончить свою жизнь в специальных приютах? Они уверили всех инвесторов, фабрикантов игрушек и потенциальных покупателей, что завры наделены относительно небольшим количеством строго ограниченных реакций на поступающие стимулы. Что завры не более чем органические компьютеры, что они способны лишь запоминать имена, узнавать лица и поддерживать несложную беседу. Правда, еще они умеют петь, в одиночку и хором, очень милую «Песенку динозавра»: жуткую псевдомузыкальную поделку — «Яр-ву, яр-ву! Яр-ву, ля-ля! Мы динозавры и любим тебя!..»
Да, подумал я, эти дизайнеры сказали всем-всем-всем: завры, конечно, удивительные создания, почти чудесные, высшее достижение современной науки на базе горстки модифицированных генов, однако их никоим образом не следует путать с живыми существами! О да, они способны реагировать на стимулы, умеют запоминать, классифицировать и выдавать информацию, но этого явно недостаточно, чтобы сделать завров по-настоящему живыми. Так сказали они…
Из библиотеки вдруг раздался звон колокольчика.
— Хетман! Это Хетман! — заверещал Аксель, отчаянно вырываясь из-под моей левой руки. И тут же поднялась какая-то суматоха на кухне, что-то раздраженно выкрикнула Агнес, поэтому я торопливо извинился перед посетителем и галопом помчался туда. Я поспел как раз вовремя, чтобы увидеть на кухонной мойке живую пирамиду: внизу был Жан-Клод, а на его спине топтался Пьеро, пытаясь отворить дверцу настенного холодильника.
— Идиоты! Кретины! — снова крикнула Агнес. — Немедленно слезайте оттуда!
— Да уж, ребята, — сказал я, снимая нашкодивших друзей с мойки и опуская на пол. — Не могли подождать до ланча, что ли? Вы же знаете, что сырое мясо есть нельзя.
— Не-е-ет, — поправил меня Пьеро. — Мы не хотели его есть. Мы это… сторожили, да. Мы сторожили мясо, чтобы посетитель его не украл!
— Уж лучше бы он украл тебя! — с отвращением рявкнула Агнес, и Аксель у меня под мышкой немедленно возбудился.
— Посетитель украдет Пьеро! Да-да! Унесет его прочь и выбросит в колодец! И тогда Пьеро будет падать, падать, падать и кричать, кричать… АААААААААААААААААААААААXXХ!
— Посмотри, что ты натворила, — упрекнул я Агнес.
— А не надо было делать карнозавров, — огрызнулась она. — Идиотская затея. Это же просто мясо, тупое мясо и больше ничего!
Пьеро и Жан-Клод поспешно выбежали из кухни. Агнес с достойным видом вернулась в свое укрытие, и тогда Аксель наконец успокоился.
Посетителя я нашел уже в столовой, где он внимательно наблюдал за группой завров, собравшихся у большого компьютера. На экране нарисованная ракета оторвалась от нарисованной Земли, вышла в нарисованный космос и полетела все дальше и дальше от планеты.
— Куда летит этот космический корабль? — спросил мягкий, но настойчивый синтетический голос системы.
Услышав этот вопрос, завры начали вполголоса совещаться. Малыш Тайрон, теропод размером с хомячка, склонился к своему приятелю Альфи, который что-то пробубнил ему на ухо. Тайрон кивнул и громко повторил вслух:
— Космическая станция «Валькирия»?
— Правильно! — радостно воскликнул компьютерный голос, и система лихо проиграла веселую мелодийку. Все присутствующие завры дружно зааплодировали.
Я взглянул на посетителя, который стоял, как соляной столп, взирая на этот урок космологии, и сказал ему:
— Некоторые из завров бывают очень умны. А некоторые не очень. Одни прекрасно разговаривают, а другие совсем не могут. Проблема в том, что не всегда удается отличить одно от другого… Есть завры, которые умеют говорить, но не хотят. Есть умные завры, которые ведут себя очень глупо. Все они когда-то получили очень тяжелые травмы и до сих пор от них не оправились.
Аксель опять заерзал у меня под рукой, потом поднял лапку и принялся махать Альфи и Тайрону.
— У меня создалось впечатление, — помолчав, сказал посетитель, — что все завры в вашем приюте связаны тесными эмоциональными узами. Вроде как бывает у мужа с женой или у родителя с ребенком, ну, вы понимаете. Но ведь всегда считалось, что завры не имеют пола…
— Не только вас удивляет их привязанность друг к другу, — ответил я, пожимая плечами. — Исследователи, которые работали с заврами, совершенно сбиты с толку. С репродуктивной точки зрения, тут вы правы, все завры изначально нейтральны. И вдруг один начинает называть другого супругом или родителем, третьего своим сыном, четвертого братом… Как будто необходимость установить родственные связи оказывается принципиально важнее генетики! А впрочем, кто знает? Уж точно не разработчики, которым сейчас известно о заврах гораздо меньше, чем в самый первый день их творения. Взять хотя бы продолжительность жизни: предполагалось, что она составит максимум пять лет… Вы видели в гостиной Дока? Ему уже стукнуло двадцать восемь. Агнес, которая прячется под столом, исполнится двадцать пять.
— Как ты смеешь, придурок! — грубо рявкнула из-под стола Агнес. — Ну чего уж, давай выкладывай ему все!
Есть вещи, о которых я никогда не расскажу посетителю, да и любому другому человеку. Например, про Бронте, которая вечно сидит на кушетке, согревая своим теплом осиротевшие птичьи яйца, которые регулярно находит и приносит ей Слагго. Из некоторых действительно проклевываются птенцы — крошечные малиновки, воробьята или зяблики, и Слагго кормит их, пока птички не подрастут настолько, что смогут выпорхнуть из окна. А недавно я обнаружил, что Бронте насиживает довольно крупное яйцо, совсем не похожее ни на одно из птичьих, которые мне когда-либо приходилось видеть…
Я повел посетителя в библиотеку, и мы понаблюдали, как завры читают, беседуют, слушают радио. В центре комнаты Фред и Джинджер старательно репетировали очередной танец. Пять Мудрых Буддозавров решили подключиться к синтезатору, и грянула полнозвучная какофония, в которой иногда возникала прелестная музыкальная фраза. В дальнем углу библиотеки, куда падали прямые солнечные лучи, стояла возле открытого окна кроватка Хетмана. Рядом топталась апатозавр Гермиона, которая в тот день приглядывала за ним.
— Все в порядке, — доложила мне Гермиона. — Это был просто дурной сон.
— Прошшу просстить, никого не хотел бесспокоить, — слабо прошелестел Хетман. — Случайно задел колокольчик во ссне.
— Господь всемогущий… — пробормотал посетитель, уставившись на Хетмана, и резко побледнел.
Хетман все время лежит в своей медицинской кроватке, с того самого дня, когда его доставили сюда. Задние ноги Хетмана переехал автомобиль, его передние конечности вырваны с мясом, а вместо глаз зияют выжженные впадины. Когда его нашли, никто даже не предполагал, что Хетман сможет протянуть больше дня или двух, однако он уже несколько лет живет в нашем приюте.
— Не извиняйся, Хетман, — сказал я. — Здесь всегда кто-нибудь есть, ты же знаешь. Мы сделаем все, что тебе потребуется.
— Я тоже здесь! — заволновался Аксель, заелозив у меня под рукой. — Я тоже все сделаю для Хета! Я всегда буду рядом! Можно, я останусь здесь, можно? Ты хочешь, чтобы я остался с тобой, Хетман?
