двигающегося всем телом, испачканных в земле пяточек девчонки неожиданно взрывается возбуждением в низу моего живота… большие лапки… доносится ее голос: «Мотто! Мотто!!». Странно… на японку она никак не похожа… ах вот оно что, парень-то японец.
Каору приходится переступать через них, неожиданно она нагибается и довольно чувствительно и звонко шлепает парня ладонью по голой попке, словно подстегивает лошадку, он ускоряет свои движения, с силой двигается вперед-назад, влево-вправо, целуются, смотрят друг другу в глаза. Каору останавливается на несколько секунд, любуясь происходящим, и затем кивком головы зовет идти дальше, я с некоторым опасением переступаю через парочку, подходящую к оргазму и иду дальше.
С опасением… опасением чего?? Странно… Ловлю себя на том, что, оказывается, испытывала напряженное ожидание — не схватят ли они меня, когда я буду через них переступать. А от чего, собственно, напряжение? Вид парочки, самозабвенно трахающейся вот так прямо посреди дороги, меня очень возбуждает… может просто я не знаю — как себя вести, если они и меня притянут к своей игре? Неловкость?… Отчасти да… но не в этом причина. Надо же, никогда не думала, что именно вид испачканных в земле девчачьих ножек может так откликнуться … хочу… Чистые сейчас не хочу, хочу именно испачканные в земле, пахнущие травой… как здорово, когда сексуальность пробуждается, живет своей жизнью, когда возникают спонтанные желания — обычные и необычные…
За деревьями открылась еще одна группа коттеджей, выглядящих очень привлекательно — типа бунгало, из красного кирпича, также окруженные густыми рядами кустов и пушистыми травяными коврами. Уже подходя к коттеджу, куда меня вела Каору, я поняла причину того напряжения — я испытывала негативное отношение к трахающейся парочке! Во мне проснулся отзвук ненависти, которую испытывают обычные люди к открытому сексу. Ну если представить себе, что где-нибудь в Москве в парке прямо посреди дороги кто-нибудь начнет заниматься сексом, представить себе реакцию всех прохожих… Да уж… Нам всем вбили костыль в задницу, и этот костыль — идея «интимности» секса, и ведь мало того — это еще и привычка испытывать ненависть к тому, кто не скрывает своей «интимной» жизни. Надо же… после всех моих сексуальных приключений, после того, как я определенно почувствовала привлекательность реализации самых «развратных», самых разнообразных сексуальных фантазий, обнаружить в себе ненавидящую секс старуху! Как же так?… Да… эту дрянь надо выковыривать из себя, вырывать пучок за пучком, она растет за каждым углом, куда я еще не заглянула…
В коттедже оказалось уютно. Мы с Каору развалились на пушистых матрацах напротив друг дружки, в открытые окна врывалось солнце, птичий гомон, шелест листьев, доносились чьи-то визги — кажется, кто- то плюхался в бассейне.
— У тебя уже есть определенный план?
— План? Нет… — я удивилась этому вопросу, но постаралась не подать виду.
— Странно… а зачем тогда… — Каору прикусила язычок и замолчала. — Тебя ведь Тайга сюда прислала?
— Тайга. А когда ты открыла калитку — как ты поняла, что я не просто любопытствующая?
— Просто любопытствующие выглядят иначе, Майя, и для их отпугивания у нас достаточно адекватных средств, кроме того я видела в твоих руках записку со схемой прохода — улыбнулась, потянулась своим тельцем, вопросительно на меня посмотрела. — Так что будем делать?
Вот уж не знаю, что ей ответить… ну отвечу как есть, что ж теперь…
— Послушай, Каору, я понятия не имею, что мы здесь будем делать:) Я не имею ни малейшего представления, зачем Тайга меня сюда направила. Я так поняла, что здесь живут те, кто занимается практикой прямого пути, и мне было бы интересно с ними пообщаться.
— Пообщаться?… И она ничего, совсем ничего тебе не рассказывала о том, что здесь происходит?
— Нет… — снова проснулась тревожность.
— Понятно. Ну хорошо. Раз она тебя сюда прислала несмотря на то, что ты ничего не знаешь об этом месте, значит она видела в этом смысл… — Каору поджала под себя ножки и села, как маленькая Будда.
— Здесь — поселение «ультра».
— Что?
— «Ультра». Так называют себя те, кто в своей практике выбирает прибегать к экстраординарным мерам воздействия на самих себя.
— Например?
— Я все расскажу, не торопись. Посмотри, как живут люди — они занимаются всякой всячиной, ходят в кино, на работу, покупают разные вещи, обустраивают жилища, неторопливо бродят по улицам — в общем, каждый старается получить удовольствие от жизни, как может. А теперь представь, что случилась война. Или наводнение, эпидемия чумы, короче говоря — происходит катастрофа. Посмотри — как меняется жизнь людей. Меняется все! Они одевают на себя одинаковую одежду — военную форму, они добровольно подчиняют свою жизнь военной или трудовой дисциплине, группируются в новые социальные структуры — армию или ополчение или добровольные пожарные команды и так далее. Они полностью меняют свой личный распорядок жизни — уже нет размеренного отдыха и размеренной работы — все поставлено на карту, все силы, все время отдается борьбе за общее дело, потому что цена этой борьбы — жизнь. Они начинают жить по законам военного времени. И ведь нельзя сказать, что это вызывает сплошь страдания. Конечно, люди терпят неудобства, не имеют возможности получать те или иные удовольствия, но тем не менее они часто испытывают радость, полны энтузиазма, потому что понимают — сейчас все делается ради будущего, ради спасения их семей, их самих, их детей от катастрофы — от эпидемии или стихийного бедствия или от терроризма, и ради этого они готовы на все. И еще важный момент состоит в том, что враг известен, и смысл жизни предельно понятен. Так вот мы…
Дверь открылась и вошла та самая итальянка! Одежда в беспорядке, она скорее подчеркивает красоту полуобнаженного тела, чем скрывает ее, видно, что только что выскочила из-под своего мальчика. Плюхнулась на колени, смешно, как собачка, подползла ко мне, заползла за спину, крепко прижала к себе, облокотившись на подушки, и жарко прошептала на ухо: «ты мне нравишься». Вот сучка!:) И когда разглядеть успела… Приятно, что она так крепко меня к себе прижимает. Ничего не делает — просто прижала и сидит и дышит мне в шею.
— … так вот и мы — мы живем по законам военного времени, но эти законы каждый выбирает для себя сам.
— А что за война? С кем?
Каору от удивления даже всплеснула руками, рассмеялась.
— Как это «с кем»? С негативными эмоциями, конечно! С обыденной точки зрения негативные эмоции — что-то вроде невинного грешка, ну разозлился, ну извини, был неправ… Наверное, так когда-то относились к сифилису. Но это будет пострашнее сифилиса, и вполне возможно, что лет через пятьсот человек, испытывающий ревность или злость, будет восприниматься окружающими так же, как сейчас воспринимается тот, кто болен сифилисом и сам не хочет лечиться, и других старается заразить. Негативные эмоции — страшная болезнь, жуткая! Она выедает человека изнутри, выедает самую твою душу, превращает тебя в ходячий труп, лишает совершенно доступа к переживаниям.
Каору, говоря о «страшной болезни», не изменила ни своей ласковой интонации, ни выражения лица. Со стороны можно было бы подумать, что мы обсуждаем погоду.
— Я отношу себя к умеренным «ультра», но среди нас есть те, кто составляет крайне левое крыло, и их точка зрения на негативные эмоции несколько отличается от моей… впрочем, они сами тебе расскажут о себе и о своей практике.
В моем воображении возник образ «крайне левых ультра» — представились люди с автоматами, потом он сменился образом истощенных аскетов, умерщвляющих себя, прижигающих паяльниками свои негативные эмоции, в общем всякая ерунда полезла в голову, и пришлось усилием отбросить наползающую дребедень.
— А где я могу увидеть левых ультра, Каору? Они вообще контактны, с ними можно разговаривать, или они…
— В настоящий момент, Майя, самая что ни на есть левая ультра пробирается своей лапкой к твоей письке! — Каору засмеялась, и через секунду до меня дошло, что она имеет в виду итальянку, чья рука
