Майя: Форс-минор

Обратно мы ехали молча, порой переходя на мелкую рысь, я в самом деле устала, говорить ни о чем не хотелось. Словно вторя моему настроению, снова наполз туман, клочьями повисая на приземистых деревьях, обдавая сыростью.

— Прощай, морда! — Я потрепала свою лошадь, отдавая поводья конюху. — Больше мы с тобой не увидимся, наше совместное путешествие закончилось.

Глядя в ее большие глаза, я внезапно так остро ощутила боль расставания, что захотелось расплакаться. Я никогда, никогда больше ее не увижу, никогда… вечность разводит нас, и когда-нибудь она развеет и меня саму… как это глупо — вдруг испытать боль расставания с какой-то лошадью… да нет, не глупо, просто прорвалось что-то внутри и больше не хочет зарастать.

До машины мы шли тоже в полном молчании. Шафи, увидев меня, повеселел (соскучился, видать:), галантно распахнул дверь.

— Мэм.

— Спасибо, Шафи. Пока, Дэни, заглядывай в гости, если будет желание. Можно прямо сегодня вечером, только попозже, мне хочется поужинать и поваляться в кровати, может я даже немного посплю, а часиков в девять приезжай к моему «отелю», посидим, поболтаем еще. Шафи, ведь если он возьмет шикару, лодочник сможет по названию найти твой дом?

— Да, мэм, разумеется, это то же самое, что и в городе. Вот, на всякий случай, — он протянул Дэни визитку.

— Я обязательно приеду сегодня. Если ты будешь спать, я могу тебя разбудить?

— Да. Шафи, покажешь Дэни мою комнату.

Шафи, видимо, понял, что между нами зарождаются не только дружеские отношения, и заговорщицки подмигнул.

— ОК, мэм, как скажете.

Глава 08

…Снег был сухим и жестким, жестокие ветры сделали его таким плотным, что ставить ногу приходилось с усилием, чтобы зубья кошек хорошенько зафиксировались. Клюв ледоруба со скрипом втыкался в него и с легкостью выскальзывал. Западная вершина Эльбруса была похожа на дружелюбный ослепительно белый холм на фоне ярко-синего неба. За нее зацепилось облако, и эта идиллическая картинка означала, что там буйствует ураган. Казалось, что вершина не так уж и далеко, — на тот момент нас отделяло от нее полтора километра непрерывного преодоления себя, головной боли, пробирающей насквозь усталости, бессонницы, горького воздуха и великолепия безжалостных гор.

Вокруг была ослепительная серость тумана. Шел снег, но холодно по-прежнему не было. Был день, но идти вперед уже не представлялось возможным и делать было абсолютно нечего — совершив акклиматизационный выход вверх с рюкзаками, мы спустились на 200 метров вниз и поставили палатку. (С таким трудом лезть вверх, а теперь спускаться!!! Это просто варварство!). Впрочем, мы оставили на ночь провешенные веревки в самых трудных местах, так что завтра подъем по ледовой стене займет уже не 3–4 часа, как сегодня, а полчаса-час. Мы валялись на спальниках и каждый думал о своем. Олега уже прихватил герпес — вчера он недостаточно тщательно смазал губы мазью от загара, а сегодняшний мороз довершил начатое солнцем, губы распухли, потрескались, и судя по всему это было довольно болезненным. Сонливость то наступала, то отпускала, тотальная апатия, казалось, висела в воздухе. В палатке довольно быстро стало жарко, и я даже не могла определенно понять — как я себя чувствую, и это было еще утомительнее, чем если бы я чувствовала себя определенно плохо. Стоило только закрыть глаза, как тут же возникали образы прошедших дней… шаг за шагом вверх по бескрайним снежным полям Эльбруса — мы идем в связке, я посередине… десять шагов, отдых, еще десять шагов, отдых… жизнь разбита на куски по десять шагов… на ногах — тяжеленные гири пластиковых ботинок «Асоло», сто шагов — большой отдых, я просто валюсь набок в снег на рюкзак и лежу на нем, широко открытым ртом хватая воздух, лишенный кислорода, сердце бьется, я закрываю глаза, расслабляю все тело и ловлю каждый миг отдыха… да что же это такое — невозможно даже отдохнуть, подремать, стоит только закрыть глаза, и снова все наваливается, снова я иду вверх, и что самое ужасное — устаю от этого наваждения не меньше, чем от реальности! Вздрагиваю, пытаюсь отогнать прочь усталость и подумать о чем-нибудь приятном… глаза закрываются… я снова иду к вершине… ребята что-то обсуждают, рассматривают гору в монокль… ужасная зона трещин, чуть не засосавшая меня в свою пасть — под ногой вдруг оказалась пустота, снег расступился, я потеряла равновесие и упала вправо, но не провалилась в трещину, а, сдерживаемая веревкой, застряла в снегу вниз головой, руки почему-то оказались за спиной, утрамбованные снегом, сбросить рюкзак невозможно, вишу и громко смеюсь — понимаю, ребята меня сейчас вытащат, совсем не страшно было, а вот сейчас страшно… небо сине-черного цвета… все кружится перед глазами, снова хочу отодвинуть от себя эти образы и не могу, и это еще больше утомляет, это проклятая горная болезнь… какие-то обрывки фраз назойливо вертятся в голове и нет покоя…

— Тебе надо чем-нибудь занять себя, — чей-то голос настойчиво вырывает из бредового марева — а… это Андрей меня тормошит. — Лучший способ быстро акклиматизироваться — найти себе занятие. Например, можно построить ветрозащитную стену вокруг палатки (Что??!! Ну нет…) или зашить что-нибудь, или поговорить, а если будешь так вот валяться, будешь только еще больше уставать — странно, но факт.

От каждого движения противно пульсирует боль в голове, тряхнула головой, пытаясь отогнать ее и чуть не взвыла от резкого приступа.

— Вот, выпей. — Андрей протягивает пару таблеток.

— Что это?

— Пей, говорю, не бойся, это цианистый калий, сейчас станет легче…

Не смешно… обезболивающее? Выпиваю, совершаю трудовой подвиг, приподнимаюсь на локтях в спальнике и сажусь.

— Что ты искал в Мексике? — спрашиваю Олега, чтобы хоть что-то спросить.

Внимательно смотрит на меня, как будто изучая, и вдруг сквозь внешнюю неприступность и раздутые герпесом губы проступает улыбка, он как будто почувствовал, что мной движет не просто любопытство.

— Знание, которое могло бы вывести за пределы этого мира.

— Почему именно там?

— Ты же наверняка читала Кастанеду? — после того, как я утвердительно кивнула, он продолжил, — я хотел найти магов. Я думал, что если приду в те места и мне удастся создать намерение, то я смогу вступить с ними в контакт. (М-да… а все ли у него в порядке с головой? Поперлась в горы… сейчас как пойдет мир магов искать…) Но либо намерение у меня было хреновым, либо маги все повывелись, а ничего не происходило. Неделю за неделей я переезжал с места на место по этой дикой и не слишком дружелюбной стране, но так и не встретил ни одного человека, который хоть отдаленно был бы связан с магией. Мне попадались только самые обычные люди, по уши погрязшие в обыденности. Жить в городах было невозможно из-за шума и грязи, в туристических центрах жить было бессмысленно и дорого, а вне городов и вдали от туристов — небезопасно. Я мог бы много рассказать об этих путешествиях, но все это не имеет никакого значения, ведь меня не интересовали путешествия в банальном смысле этого слова. Я был почти во всех местах, которые описаны у Кастанеды, за исключением, конечно, тех, названия которых он не указал. Можешь представить себе мое разочарование, когда я нашел самые обычные места, самую обычную жизнь и толпы обкурившихся туристов. Я думал, что был готов к этому, но оказалось, что нет.

На какое-то время он замолчал, опустив глаза, как будто ему сложно было продолжать, и у меня опять возникла доверительная симпатия — он искал, и пусть даже эти поиски похожи на сумасшествие, но все же это вызывает больше отклика, чем размеренная, умиротворенная жизнь, в которой прозябает человечество, тратя свои силы и время на бесконечное улучшения условий и на попытки испытать довольство от полученного. Всплыл образ одной моей прежней подруги, которая сначала тусовалась вместе со мной, носилась по двору и казалась такой же, как я, а потом она скоропостижно вышла замуж и неожиданно нашла смысл своей жизни сначала в том, чтобы обустроить гостиную, прихожую, кухню, ванну…