Деда Мороза и хоббитов. Ведь чудес не бывает — она это знала точно. Людмила Сергеевна допускала, что где-то, возможно, существует Бог, который создал Вселенную, но при этом никак не могла признать, что у столь величественного конструктора есть хоть какой-то интерес ежесекундно наблюдать за нами, подмечать наши грешки и недостатки, чтобы потом когда-нибудь предъявить счет. То есть, по сути, Людмила Сергеевна была агностиком и испытывала четкую, на грани отвращения, идиосинкразию к любым чудесам. В самом деле, мир — главное чудо, а все эти пришельцы и полтергейсты — слишком человеческое, чтобы быть правдой.
И вот ей предложили заняться чудесами. И цельное мировоззрение дало трещину. Можно было бы, конечно, продолжать держаться той линии, что Архангельский морочит ей голову и проводит какой-то эксперимент, но зачем ему придумывать небылицы? И сам этот мальчик по имени Ась… С первого же взгляда он производил впечатление чужого и… аномального, правильно сказал гражданский генерал. Значит, бывает. Значит, случается. Значит, сказки иногда становятся реальностью. Чёрт побери, и как теперь с этим жить?..
Впрочем, Людмила Сергеевна давно научилась бороться с неуверенностью и резкими поворотами судьбы. Иначе никогда не стала бы той, кем стала. Устранить диссонанс можно только одним способом — разобраться с аномалией, разложить ее на составляющие и вписать эти составляющие в картину мира, понятную и предсказуемую, несколько обновленную, но зато без трещин.
Хотя Архангельский резко усложнил задачу, введя ограничение на контакты с коллегами и нужными специалистами, Людмила Сергеевна была уверена, что сумеет разобраться и без посторонней помощи. Двадцать лет приходится всё делать самой — и как-то ведь справляется!
Прежде всего она запросила доступную документацию по мальчику из будущего: медицинскую карту, результаты осмотров, тестов, анализов, экспертиз. Архангельский лично принес ей четыре пухлые папки ксерокопий, и Людмила Сергеевна потратила на них весь вечер и половину ночи.
По понятной причине больше всего ее заинтересовали материалы психологического обследования. Как и предупреждал гражданский генерал, Ась демонстрировал развитие, которое считается задержанным даже для ребенка с синдромом Дауна. Низкая речевая активность, бедная лексика, неоправданно частая замена названий предметов местоимениями. Диагностический анализ сделанных рисунков указывает на ассоциативную стадию мышления, которую испытуемый так и не преодолел. Классические тесты-рисунки «Моя семья», «Мой дом», «Мои любимые животные» привели к парадоксальному результату: психологу не удалось однозначно идентифицировать объекты, изображенные Асем, с предметами окружающего мира. Здесь Людмила Сергеевна сделала пометку: «Обратить особое внимание!» Преобладание красного и черного цветов выдавало, по мнению психолога, эмоциональное перенапряжение, подавленность и тревогу. Это мнение Людмила Сергеевна отбросила как несущественное, поскольку и так было ясно, что ребенок, находящийся в чуждой ему среде, будет испытывать подавленность и тревогу. Характер рисунков: большая часть листа свободна, отсутствие доминирующих объектов, нечеткая штриховка, множество фигур, похожих на упрощенные изображения лиц без рта, — может свидетельствовать о том, что испытуемый долгое время находился под сильным давлением со стороны взрослых, из-за чего не ощущает себя личностью, боится контактов. Это косвенно подтверждается его панической реакцией на отдельных посетителей — скорее всего, они напоминают ему кого-то из прошлого в негативном контексте. Людмила Сергеевна сделала пометку: «Может иметь значение!» В резюме психолог приходил к неутешительным выводам о невозможности быстрой социальной адаптации испытуемого и потратил несколько страниц на обоснование своего, довольно экзотического, диагноза — сочетание двух синдромов: генетического (Дауна) и фенотипического (Маугли). Здесь Людмила Сергеевна могла бы поспорить: воспитанные животными дети не умеют рисовать и вообще ведут себя своеобразно, а в случае Ася, скорее, следует говорить о длительной депривации, приведшей к одному из вариантов психического дизонтогенеза. При этом, однако, психолог с удивлением отмечал, что у испытуемого наблюдается явно выраженная тяга к словотворчеству, которая характерна для нормальных детей в возрасте от пяти лет. Тут Людмила Сергеевна поставила на полях три восклицательных знака, и ей стало окончательно ясно, что психологу не рассказали о необычном происхождении мальчика, вынудив спотыкаться на ровном месте.
Черновой план работы с Асем наметился сам собой. А потому остальные материалы Людмила Сергеевна пролистала без особой внимательности, тем более что в медицине с генетикой разбиралась слабовато. Мальчик из будущего действительно отличался удивительным здоровьем. Трудно представить, но ни синдром Дауна, ни дефицитарное развитие совсем не сказались на его физической форме. Не наблюдалось и известных для этого синдрома симптомов: ни нарушений в строении черепа, ни утолщения языка, ни дефектов ушной раковины, ни аномалий конечностей, ни главного бича — порока сердца. Эндокринологическое обследование не выявило каких-либо нарушений в функциях желез внутренней секреции. Анализ крови — снова всё в порядке, ни малейших намеков на лейкоз… Ага, ну хоть что-то! Основные дерматоглифические признаки налицо:
Людмилу Сергеевну беспокоило что-то еще в представленных материалах, но она устала и никак не могла сосредоточиться, чтобы поймать за хвост ускользающую мысль. Решив, что утро вечера мудренее, она разделась, забралась под одеяло и мгновенно уснула. Сон, правда, был тревожный. Снились длинные мрачные коридоры с разноцветными линиями на стенах, которые, куда бы ни пошла Людмила Сергеевна, всегда приводили ее в одно место — в большое помещение, похожее на крытый хоккейный стадион, в центре которого стоял массивный гроб.
Утром — Людмила Сергеевна едва успела принять душ — заявился Архангельский. Он был гладко побрит, подтянут и выглажен, благоухал дорогим одеколоном. Его сопровождал молчаливый охранник, принесший завтрак в пяти пластиковых контейнерах: маринованный лосось, французская ветчина, немецкие сыры, разнообразные салатики в тарталетках, свежие фрукты и соки.
Людмила Сергеевна с удовольствием позавтракала. Бесцеремонный Архангельский не дал ей остаться в одиночестве и трепался без умолку, изложив в общих чертах, какую информацию Министерству обороны и ему персонально хотелось бы «выудить» из пришельца. Прежде всего — цель визита. Зачем он здесь? Почему для визита был выбран именно две тысячи девятый год, а не какой-то другой? Почему была выбрана Россия и Подмосковье? Не связан ли этот выбор с неким значимым событием, которое вот-вот должно произойти и которое будут помнить даже через сто лет? Какое средство использовалось для перемещения во времени? Есть ли на орбитальном корабле оружие?..
Людмила Сергеевна спокойно слушала этот бред, а когда закончила есть и промокнула губы салфеткой, подытожила:
— Вы слишком многого хотите, Михаил. Он же еще ребенок. Я думаю, он вообще не понимает, где и почему оказался. Может быть, он проник в вашу машину времени случайно. Вы, кстати, рассматривали такую возможность?
Архангельский ответил уклончиво:
— Да, у нас есть несколько… э-э-э… гипотез, объясняющих странности его прибытия сюда.
— Ну вот, нам будет куда проще работать, если вы изложите их все.
— Я бы этого не хотел, — признался Архангельский.
— Почему?
— Это может повлиять на вас. И вы начнете подгонять свои выводы под нравящуюся гипотезу. Коррекция результатов — одна из проблем научного поиска. Мне приходилось сталкиваться с подобным, поэтому я хотел бы, чтоб вы начали с чистого листа. Но в свое время я всё расскажу, честное слово.
