поражать, но она быстро надоедает, и мы переходим к другим играм, а вечные вопросы остаются, и писатель соответственно своему дару пытается ответить на них. Отсюда и построенные ими модели. Они не должны подавлять своей невообразимостью. Ведь мы живем не в придуманных мирах, и главные вопросы поставлены перед нами опять же не придуманными мирами.
МАСТЕР-КЛАСС ЛИТЕРАТУРНОГО ВОЛШЕБСТВА
Это первый за достаточно долгий промежуток времени сборник популярного волгоградского фантаста и поэта, укомплектованный новыми произведениями. «Портрет кудесника в юности» – цикл из двадцати пяти рассказов, имеющий подзаголовок «Баклужинские истории». С четырьмя из них читатели уже знакомы по публикациям в «Если».
Евгений Лукин не изменяет своему творческому кредо: он по-прежнему не стремится в космические дали и туманное техногенное грядущее. Объект его исследований – наш мир, российская глубинка, частная жизнь Человека Русского Обычного. Однако социальной сатиры, характерной для его романов, в сборнике почти нет; интонация городских сказок (а это самое близкое определение «Баклужинских историй») иная – шукшинская, добрая, лишь подправленная ироничной усмешкой.
Впрочем, по ходу чтения догадываешься: мир-то не совсем наш. То ли Лукин, вопреки своим правилам, забежал-таки в некое будущее, где столицей России является город Суслов (предположительно, бывший райцентр); то ли это Россия расположена в смежном измерении. А может, все дело в том, что текст российского (а раньше – советского) гимна оказался «со сглазом» (и не в первый раз – вспомните «Союз нерушимый республик свободных»), и Россия опять двинулась не по начертанному поэтом маршруту (под эту теорию, кстати, Лукин подводит эзотерическую и даже математическую базу). Множественность миров – физических и астральных – Лукин приветствует, однако «база» здесь не материалистическая, а сакральная. К тому же в мире-пространстве Баклужино колдовство, ведовство, знахарство, равно как шныряющие неприкаянные души умерших, посещение астрала и прочая экстрасенсорика не являются чем-то аномальным. Более того, материалистом быть стыдно и неприлично.
Волгоградский фантаст настолько талантливо вкраивает Чудо в координаты окружающей реальности, что оно как бы уже и утрачивает свою «нереальность». Чудесное по Лукину – норма жизни. «Осень вступала в свои права. Глеб стоял у тусклого окна и с помощью духовного зрения наблюдал, как на крыше дома напротив сбиваются в небольшую стаю мелкие перелетные барабашки…»
«Баклужинские истории» содержат в себе и изрядный познавательный элемент. Оберегая образ лидера партии национал-лингвистов, волгоградский писатель именно на языке и акцентирует внимание читателя, предлагает увлекательнейшее путешествие по словарю Даля с детальным этимологическим разбором и остроумным развенчанием лингвистических мифов и гипотез. Рассказы пронизаны неприятием заимствований и искренним восхищением живым русским языком, бесконечно далеким от вымученно-былинных потуг иных сочинителей славянской фэнтези.
Одна из отличительных черт лукинской фантастики – отсутствие в ней исключительных личностей. Вот и в этом цикле центральные персонажи – вполне себе обыкновенные, буквально «с соседней улицы» люди: старый колдун «от сохи» Ефрем Нехорошев и его ученик, бывший трудный подросток Глеб Портнягин. Колдуны не замахиваются на глобальное, не пытаются спасти и перекроить мир. Их работа куда «приземленнее» – они решают частные проблемы заурядных граждан: снимают порчу, отсушивают и привораживают, бывает, припугнут фантомом классика зарвавшегося плагиатора и пассивно конкурируют со столичными студентами-магами. На этом фоне писатель моделирует завидное множество комических ситуаций (хотя нет-нет, да и просочится сквозь шутливую интонацию ядовитая ухмылка). Раскрывать их в рецензии – занятие неблагородное, поскольку каждый из двадцати пяти рассказов сборника – блестяще выстроенный литературный анекдот в лучших традициях новелл О'Генри: емкий, содержательный, афористичный, брызжущий остроумием. Убежден, очень скоро лукинский цикл порастаскают на афоризмы, цитаты и эпиграфы. Да вот хотя бы такую политически актуальную фразу: «Как заговорят о добре в мировом масштабе – значит, жди бомбежки. Примета такая…» Или такое обреченное на хрестоматийность мудрое наблюдение: «…Не надо подтрунивать над фанатами тонких миров, не стоит дразнить их астралопитеками и менталозаврами, как это иногда случается. Да, в общении с нами они подчас туповаты и лишены чувства юмора. Зато они умны в астрале».
Анекдот – высший пилотаж малой прозаической формы, и «Портрет кудесника в юности» в этом смысле – эталон жанра, мастер-класс. Не так уж и много в российской фантастической словесности обнаруживается подлинных виртуозов короткого «ударного» рассказа. Точнее, всего три таких писателя: Кир Булычёв, с чьим Гуслярским циклом у Баклужинских историй известное родство, Борис Штерн и Евгений Лукин. Теперь, увы, единственный из этой славной триады.
Евгений ХАРИТОНОВ
С
Пожалуй, ни одна из книг, выходивших в серии «Альтернатива. Фантастика», до такой степени не соответствовала «формату» серии, как эта. Данный роман прославленного американского фантаста ну никак не укладывается в рамки стандартных представлений об НФ.
Итак, живет в США писатель Филип Дик (альтер-эго автора «Валиса»). Страдает раздвоением личности из-за пережитой драмы – самоубийства некогда любимой женщины. Поэтому и считает Дик, что рядом с ним обитает еще один, воображаемый, человек, которого фантаст прозвал Жирным Лошадником. И вот в одну несчастную ночь ударил в писателя розовый луч, и неожиданно для себя начал Жирный Лошадник записывать в тетрадку религиозные откровения, якобы транслирующиеся Валисом – Всеобъемлющей Активной Логической Интеллектуальной Системой.
Религиозную систему, которую развивает главный герой романа, можно смело назвать техногностицизмом. Древние гностические построения о нашем несовершенном мире, сотворенном слепым и безумным богом Самаэлем, фантаст дополняет гипотезами об инопланетных носителях божественной сущности – плазматах. Впрочем, заметно, что эти гипотезы предлагаются Диком не слишком серьезно; он будто испытывает теологические концепции на прочность, осмысливая и отбрасывая их одну за другой.
В итоге главный герой не смог признать за истину ни одну из псевдогностических идей. Сомнение вызвало даже откровение, которое принесла людям девочка София – якобы воплощение другого, рационального божества, противостоящего Самаэлю. Текст «Валиса» насыщен неразрешенными вопросами и глобальными мировоззренческими проблемами до такой степени, что временами грань между художественным произведением и философским трактатом почти стирается. Поэтому, несмотря на любопытные идеи, колоритных героев и образцовый перевод, при чтении ловишь себя на мысли – нет, это вам не «Помутнение» и не «Человек в Высоком Замке».
Глеб Елисеев
