— Вы щедрый человек, — заметил зоркий Тубал, когда мешик, кланяясь, отошел. — Ему хватило бы и двух зерен…
— Считать деньги — занятие для купцов, — презрительно фыркнул Кортес. — Дело кабальеро — их тратить.
— Может быть, я вмешиваюсь не в свое дело, — вежливо сказал Тубал, — и прошу в этом случае заранее меня простить, но в городе ходят слухи, что дела у вашей бандейры последнее время идут не блестяще. Говорят, Али Хасан так и не расплатился с вами за поход в Манагуа…
— Действительно, это тебя не касается.
К сожалению, Тубал говорил правду. Обычно купцы-мусульмане ведут дела исключительно честно, но Али Хасан оказался обманщиком и мерзавцем. Он нанял отряд Кортеса для сопровождения торгового каравана, который вез в далекую страну Манагуа груз хлопка и стальных пластин. В походе на юг погибло трое кастильцев, а сам Кортес, раненный дротиком в голову, едва не лишился глаза. Но караван достиг цели, и на берегу великого озера купцы с большой выгодой обменяли привезенные с собой товары на красноватое гватемальское золото. Когда же купцы возвратились в Теночтитлан, выяснилось, что Али Хасан уехал куда-то на восточное побережье, не оставив своему партнеру-мешику никаких распоряжений по поводу вознаграждения наемникам. Кортес с трудом поборол искушение вытрясти из купца деньги силой: партнер Али Хасана был подданным Монтекусомы, а мешикские законы стояли на защите граждан Тройственного союза. Он подал жалобу в Диван по купеческим делам аль-Ануака, но сделал это, скорее, для проформы: все понимали, что пока Али Хасана нет в пределах досягаемости, дело с мертвой точки не сдвинется.
'А ты хорошо подготовился к разговору, — мысленно похвалил Тубала Кортес, — разузнал все секреты, собрал все сплетни…'
— В таком случае ограничусь только одним замечанием: мой господин в силах вернуть вам деньги, которые задолжал Али Хасан. Более того, он может справедливо наказать этого недостойного купца, позорящего имя правоверного. Полагаю, вашим людям это придется по вкусу…
— Ты вроде бы говорил, что не знаешь, о чем мы станем толковать с твоим господином, — усмехнулся Эрнандо. — Поэтому не расточай зря цветы своего красноречия, Тубал, а лучше приготовься к хорошей скачке.
Говоря о хорошей скачке, он, конечно, преувеличивал — Теночтитлан не тот город, по которому можно скакать во весь опор. Столица мешиков стоит на острове посреди озера, и хотя улицы здесь широкие и прямые, их то и дело пересекают такие же широкие и прямые каналы. Для сообщения между кварталами построены многочисленные дамбы, но они имеют закругленную кверху форму и не предназначены для верховой езды, так что всадники всякий раз вынуждены были спешиваться и вести коней в поводу. К тому же нынче ночью площади Теночтитлана заполонили отчаянно веселящиеся мешики, и маленькому отряду приходилось проталкиваться через пьяную, разогретую парами октли толпу. Жители аль-Ануака уже давно не боялись лошадей, которых еще двести лет назад почитали за сверхъестественных чудовищ, и дорогу уступали весьма неохотно. Эстебана, который случайно наехал в темноте на глиняное изображение бога Ицкитекатля, едва не стащили с седла — пыл разгневанных мешиков остудили только три одновременно выхваченных из ножен толедских клинка. С трудом пробившись через полную огней Рыночную площадь, всадники миновали освещенную сотнями факелов громаду Большого Теокалли, проскакали мимо обнесенного глухой стеной, погруженного в безмолвие арабского квартала, мимо величественной мечети аль-Азхар, возведенной на месте старого храма Уицлопочтли, и углубились в прохладную тишину садов Атсакуалько. Здесь было совсем безлюдно; сверкающий шар луны висел в густо-фиолетовом небе, и белая дорога, ведущая к озерному дворцу Ахайякатля, поблескивала в ее лучах кованым серебром. Перед понтонным мостом, соединявшим дворец с берегом озера, Тубал остановил своего коня и обернулся к Кортесу.
— Дальше тебе придется идти одному, кабальеро. Твои люди подождут здесь.
Эрнандо осмотрелся. Залитый лунным светом берег казался совершенно пустым, так что подобраться к всадникам незамеченным не смог бы даже самый искусный лазутчик. Но темные окна дворца таили в себе смутную угрозу, и Кортес решил не рисковать.
— Нет, Тубал. Мои люди пойдут со мной.
— Во дворец не войдет никто, кроме тебя, — на этот раз в голосе Тубала звенела сталь. — Я ведь предупреждал…
— В таком случае, мы возвращаемся, — перебил его Кортес. Сейчас он просто не мог позволить себе отступить. Кроме того, это был хороший способ проверить, насколько заинтересован в нем таинственный господин Тубала. — Поворачиваем, сеньоры!
Тубал заскрежетал зубами.
— Погодите! Я должен посоветоваться…
Он неожиданно ловко соскочил с коня и, переваливаясь с ноги на ногу, побежал по раскачивающемуся понтонному мосту.
'Отлично, — подумал Кортес. — Похоже, дело и вправду серьезное'.
Презирая торговцев, он тем не менее перенял кое-какие их приемы и хитрости. Одна из таких хитростей сводилась к тому, что ты никогда не узнаешь, на что способен человек, если не припрешь его к стенке.
— Капитан, — негромко спросил Диего, — вам не кажется, что это ловушка?
— Возможно, — коротко ответил Кортес. Глупо было бы отвергать такой вариант. Его отряд считался одним из лучших в западных землях, их услуги стоили дорого, а это означало, что у них есть и завистники, и враги. — Будьте готовы к драке. Если нас пустят во дворец, не теряйте друг друга из виду, держитесь вместе, спина к спине.
Он мог бы и не говорить этого — и Диего, и Эстебан были опытными бойцами, — но слово командира есть слово командира. Предусмотрительный Диего опустил щиток шлема и на длину ладони выдвинул клинок из ножен.
— Там движение, капитан, — шепнул остроглазый Эстебан, не отрывая взгляда от мрачного фасада дворца.
Закутанная в черный плащ фигура растворилась в темном проеме ворот. Ни скрипа, ни стука — значит, двери были распахнуты настежь. Кортесу показалось, что во мраке, повисшем за раскрытыми створками, шевелятся какие-то тени. 'Слишком откровенно для ловушки, — подумал он. — Хорошая западня должна быть устроена так, чтобы жертва ни на миг не заподозрила неладное. Тут же, словно нарочно, все наоборот'. Мысль эта успокоила Кортеса, но делиться своими соображениями с лейтенантами он не стал. Пусть лучше думают, что им действительно грозит опасность.
Тубал вернулся через десять минут. Во взгляде, которым он наградил Кортеса, читалась плохо скрываемая неприязнь.
— Вы можете пройти, — произнес он бесстрастно. — Однако прошу вас дать слово, что вы сохраните в тайне все увиденное и услышанное здесь.
— Слово кабальеро, — небрежно сказал Кортес, легонько трогая коня шпорами. В отличие от Тубала, он собирался проехать по мосту верхом — его конь, великолепный арабский трехлетка Сид, не боялся раскачивающихся понтонных переправ.
— Лошадей лучше оставить здесь, — сказал Тубал ему в спину. — Они могут испугаться…
Кортес был уже у самых ворот дворца, когда ему вновь почудилось какое-то движение в темноте. В следующее мгновение мрак перед ним сгустился и глухо зарычал. Сид прянул назад и сделал свечку, молотя передними копытами воздух. Загремела цепь, и невидимый страж потянул огромную зеленоглазую пантеру обратно во тьму, повисшую в проеме дверей.
— Я предупреждал, — в голосе Тубала звучало скрытое злорадство. — Оставьте лошадей, во дворце они вам все равно ни к чему…
— Спешиться, — приказал Кортес своим лейтенантам, поворачивая коня. — Тубал, если с нашими конями что-то случится…
— За ними найдется кому приглядеть. Идите за мной.
Только на первом этаже Эрнандо насчитал восемь человек, двое из которых держали на цепях рычащих пантер. Сколько еще воинов пряталось за ширмами и перегородками, можно было только гадать.
