Желтый.
Белый.
Ослепительно голубой.
Исполнялся цветовой звездный гимн Рессела-Кнута, давно вошедший в опознавательную окраску всех кораблей Межзвездного сообщества.
…И этот свет становился все нежней, он расслаивался, в нем, не смешиваясь, вспыхивали фиолетовые искры, зеленые отсветы, голубоватые сполохи – бесконечный рассвет над безмерными океанами Оффиуха.
Хенк невольно привстал.
Его переполнил восторг. Ему хотелось всплыть, зависнуть над силовым шаром невидимого, воплотившегося в свет оффиухца. Его останавливали лишь редкие зрители на галереях и в ложах. К тому же его парение могло не понравиться тем же Арианцам.
…А в силовом пузыре, заполненном нежным сиянием, уже металась смутная тень, которая не могла быть и тенью, так она была легка. При всем при этом это, несомненно, было живое существо, и, оглянувшись, Хенк увидел, что просветлели даже лица Арианцев.
Хенк замер.
На мгновение его захватила острая, пронзительная тоска.
Он опять был грандиозным облаком. Звездный ветер опять гнал его бесформенное тело в сторону от квазара Шансон, прямо к Стене, в мрак, в бездонную тьму, в ничто. Звездный ветер опять вырывал из него мириады атомов, но он, счастливое пылевое облако Хенк, тут же восполнял потери за счет рассеянной межзвездной пыли. Он был туманностью, небулой, рассасывающейся в кромешном пространстве; и такой же туманностью, такой же нежной небулой казалась ему тень оффиухца – бесконечно длящийся взрыв непостижимо добрых лучей, заставляющий его вновь и вновь переживать счастливую уверенность в вечности звезд, в вечности всего Разумного.
Потом оффиухец развернулся в широкий линейный спектр.
Но это не был просто спектр.
Хенк не один час провел над камерой спектрографа, он видел тысячи самых разнообразных линий в тысячах самых разнообразных сочетаний, но сейчас перед ним разворачивался и сиял
Хенк застыл в восхищении.
Он никогда не бывал на планете оффиухца, но теперь он знал, планета оффиухца – не худшее место в Космосе.
И услышал испуганное восклицание.
Арианцы!
Хенк хлопнулся в кресло.
Он и завис-то над креслом на какую-то секунду, но Арианцы успели это заметить. Его странный поступок испугал и возмутил их. Им нравился оффиухец, но они не могли больше оставаться в зале.
Хенк молча проводил Арианцев взглядом.
Они испугались!
Они испугались его!
Он покачал головой.
Конечно, он забылся. Непростительная забывчивость. Его нелепые звездные привычки многим могут казаться со стороны дикими.
Он встал.
Кажется, ему не везет на Симме…
Тем с большим удовлетворением он подумал, что скоро, очень скоро, может, уже через сутки он стартует с Симмы к Земле.
9
И вторая ночь оказалась для Хенка нелегкой. Он почти не спал, прикорнул только под утро. Но странно, к диспетчеру Хенк явился отдохнувшим.
Диспетчер сидел перед огромным экраном Расчетчика, внимательно следя за нескончаемыми пляшущими перед ним рядами цифр. Рядом с диспетчером примостился Челышев. Увидев Хенка, он поднял голову, и в его глазах мелькнуло недоумение.
– Я пришел за картами, – сообщил Хенк.
Диспетчер, не оборачиваясь, ткнул пальцем в одну из клавиш, и на пороге внутренней двери появился робот, выполненный в типичном для Симмы квазичеловеческом стиле. Над широкими металлическими плечами робота торчала сферическая антенна, это еще больше делало его похожим на человека.
«Универсал, – оценил модель Хенк. – Таких можно использовать в любом качестве – от обыкновенного мусорщика до личного секретаря».
Мгновенно забыв о Хенке, диспетчер и Челышев вновь, как зачарованные, уставились на ряды цифр, стремительно сменяющиеся на экране Расчетчика. Цифры возникали, росли, теряли знаки, взаимно уничтожались – бесконечная странная пляска, неожиданно закончившаяся нулем.
Просто нулем!
Хенк невольно удивился: как мог оказаться равным нулю столь долгий и громоздкий ряд цифр?
Удивился он вслух.
– Нас это тоже интересует, – раздраженно ответил диспетчер. – Однажды я слышал о чем-то подобном, – он посмотрел на Челышева, – но сам никогда ни с чем таким не встречался.
И спросил:
– Повторить, Петр?
– Сколько можно! – Челышев хмуро откинулся на спинку кресла. – Впрочем, повтори.
– Послушайте, – нетерпеливо сказал Хенк. – Я пришел за своими картами. Чем быстрее я стартую с Симмы, тем приятнее останутся мои воспоминания о ней. Оставьте в покое Расчетчик. Разве все это имеет отношение к «Лайман альфе» и к моим картам?
– Имеет! – жестко отрезал Челышев.
Цифры опять крутились на огромном ярком экране, как оффиухец в силовом пузыре. Цифры неслись по экрану, как цветные гребешки по поверхности океана Бюрге. Хенк невольно пожалел Челышева и диспетчера: через несколько часов он, Хенк, стартует, а им еще неизвестно сколько оставаться тут, на этой странной планетке.
«Надо успеть набежать в бар, – подумал он. – Люке обещал найти для Шу шляпу».
– Хенк, – вдруг спросил Челышев, – почему ты так неохотно выполнял приказ Земли? Почему нам пришлось уговаривать тебя?
– Я чту Свод.
– Это главное?
Хенк вызывающе глянул на Охотника:
– Одиночные протозиды никому не опасны.
– Не так уж он одинок, как ты думаешь, – буркнул, не оборачиваясь, диспетчер.
– Да?
Челышев усмехнулся.
В его усмешке не было ничего угрожающего, но по спине Хенка вдруг пробежал холодок.
Впрочем, он отдал должное Челышеву – Охотник умел объяснять кратко.
Протозид, которого Хенк считал одиночным, на самом деле был одним из многих, вдруг устремившихся в сторону квазара Шансон. По сообщениям Арианцев и Цветочников, именно так всегда начинались зафиксированные в их истории вторжения к звездам, выбранным протозидами для уничтожения. Из равнодушных, ничем не интересующихся существ протозиды мгновенно превратились в грозный очаг опасности.
– Эти данные подтверждены?
– Разумеется.
– Но что они означают? – Хенк все еще не понимал Охотника.
– Далеко не то, на что ты надеешься, Хенк…
