фигурирует более чем в сотне картин, а его роль играли Джеки Чан («Пьяный мастер»), Само Хунг («Три брата») и Джет Ли («Однажды в Китае» и несколько его сиквелов).
Как герой Вон Фэйхун замечателен еще и тем, что его реальный прототип, живший в Гуанчжоу в конце XIX — начале XX века, являлся прямым потомком одного из «10 тигров Шаолиня» — монахов Шао- линьского монастыря, посвященных в секреты особой техники кунфу и основавших свои собственные школы в разных районах Китая. Шаолиньский монастырь с его школой кун-фу, мистическими ритуалами и чудодейственными реликвиями — это еще одна гипертема китайского кино, в которой приключенческий сюжет почти всегда сворачивает с колеи исторического и бытового правдоподобия.
Фильмы о Шаолине снимались и на Тайване, и в КНР, но больше всего их «настрогали» в Гонконге.
Культовыми режиссерами, прославившимися на шаолиньской стезе, считаются Чан Че («Боевые искусства Шаолиня», «Ученики Шаолиня», «Камера смерти») и Лю Цзялян («Палачи Шаолиня», «Тридцать шестой зал Шаолиня», «Непобедимый боец на шестах»). Главный мотив едва ли не всех лучших картин о Шаолине — это фантастические методики обучения кунфу, следуя которым, молодые послушники монастыря глотают огонь, часами стоят на одном большом пальце ноги и усилием воли не дают острию копья вонзиться им в тело. В фильме «Тридцать шестой зал Шаолиня» сакральный процесс обучения кунфу проходит в 35 залах монастыря, больше напоминающих камеры пыток: обучаемый должен выйти победителем в схватке с хитроумными смертоносными механизмами, не дающими ему права на ошибку.
Довольно часто в название фильмов выносится группа героев с явно фантастическим оттенком — «18 нефритовых архатов», «18 бронзовых людей из Шаолиня», «18 бронзовых девушек из Шаолиня» (может быть, знатоки китайской символики объяснят, почему их все время 18?), в результате чего на экране приемы кун-фу демонстрируют полторы дюжины актеров, вымазанных золотистой краской. Впрочем, кроме бронзовых шаолиньцев появлялись и деревянные — именно с этими живыми манекенами сражается Джеки Чан в фильме «Деревянные люди Шаолиня».
Действие фильмов о Шаолине может переноситься и в наши дни (забавный пример пародийного обыгрывания «шаолиньских» штампов — комедия «Убойный футбол», поставленная в 2002 году в Гонконге Стивеном Чоу). Но вполне понятно, что в своей основной массе они обращены в глубокое прошлое, будь то совсем седая древность — эпоха династии Тан (VII–X вв. н. э., время расцвета Шаолиня) или начало прошлого столетия (когда монастырь был сожжен войсками, выступавшими на стороне маньчжурской династии Цин).
Точно такой же «фантастикой прошлого» надо признать рыцарские картины — у-ся пянь. Сюжеты у- ся пянь пришли в кино из тех же опер, китайской литературной классики («Троецарствие», «Речные заводи», «Путешествие на запад») и более низкопробных исторических романов-однодневок, в центре которых непременно оказывается фигура странствующего воина (у-ся). Кроме него в приключенческом сюжете был задействован, как правило, стандартный набор персонажей-масок — наемный убийца, красавица, властитель (князь или император), предводитель бандитской шайки (иногда он же колдун или колдунья), отшельник (он же зачастую волшебник или наставник школы боевых искусств). К чести кинематографистов, эти стандарты им быстро наскучили.
Классиком китайских рыцарских фильмов считается Кинг Ху (Ху Цзиньцюань). Он родился в 1931 году в Пекине, но в 1949-м перебрался в Гонконг и с середины 60-х работал то в Гонконге, то на Тайване. Главным «странствующим рыцарем» его картин нередко становилась особа женского пола (как в «Большом пьяном рыцаре», 1966, не говоря уже о «Женщине-рыцаре», 1969), с учетом чего эпизоды «разборок» с десятком соперников однозначно выходили за грань реального. Но в остальном Кинг Ху был довольно консервативен, больше доверял монтажу, чем эффектным трюкам, и на территорию мистико- фантастического кино предпочитал не вторгаться, Примечательно, что, когда в 1990 году этому классику предложили добавить в рыцарский фильм «Боец на мечах» побольше трюковых фантастических эпизодов, он рассорился с продюсером, и картину пришлось заканчивать другим режиссерам.
Одним из этих режиссеров был Чэн Сяодун (в гонконгской транскрипции — Чин Сютун), продюсером — Цуй Хак. Для китайской кинофантастики эти двое — более чем знаковые фигуры.
Чэн Сяодун был моложе Кинга Ху на 22 года. Уже в первой его рыцарской картине «Смертельная дуэль» (1982) рукопашные бои между «хорошими» и «плохими» героями выглядели фантастически-гротескно. Злодеи-ниндзя летали на воздушных змеях, а огромный самурай на глазах ошеломленного героя превращался в группу обнаженных «ниндзеток». Спустя семь лет Чэн пошел еще дальше. В его фильме «Террактовый воин» (ко-продукция Гонконга и КНР) чисто фэнтезийная коллизия с элексиром бессмертия накладывалась на реальный исторический факт — археологическую находку в провинции Шэньси, где в древней императорской гробнице была обнаружена целая армия глиняных воинов численностью несколько тысяч человек. Благодаря раскопкам превращенный в статую герой рыцарского сюжета[10] оживал и переносился из третьего века до нашей эры в 30-е годы XX столетия.
В первом «Бойце на мечах», том самом, с которого ушел Кинг Ху, интрига свелась к поискам очередного сакрального свитка с секретами кун-фу. Фантастическими придумками зрителя здесь особо не побаловали, Но зато в «Бойце на мечах-2» (1991) и особенно «Бойце на мечах-3» (1993) Чэн Сяодун выпустил джинна из бутылки. На экране появились женщины, фехтующие ядовитыми змеями, и кудесники, способные с помощью вызванного ими смерча свалить с ног лошадь, Парусники трансформировались в подводные лодки, пушки были ручными, как современные гранатометы, бичи сметали стволы деревьев, а телескопические мечи поражали противника на расстоянии шести метров. Поединки велись на водной глади и на парусах (!) кораблей, В главных ролях весьма эффектно выглядели декадентская красавица Бриджит Лин (китайская Анастасия Вертинская) и крепкий профессионал кун-фу Джет Ли (к сожалению, он сыграл только в «Бойце-2»).
Фильмы Чэн Сяодуна дали достойный ответ западным боевикам «плаща и шпаги», от «Багдадского вора» до «Горца». Но не только им! Ответом на западный фантастический хоррор стали фильмы о китайских привидениях, прославившие Чэна не меньше, чем рыцарские саги.
Фильмы о привидениях составляют в китайском кино особый поджанр, сюжеты которого пришли все из тех же средневековых романов и опер. Главная особенность этих сказочно-мистических историй в том, что в подавляющем большинстве случаев привидения — это молодые красавицы, иногда злобные и коварные, но чаще трепетные и страдающие из-за того, что по воле рока должны подчиняться стоящим за ними адским силам. В красавицу-привидение влюбляется главный герой (музыкант, поэт или ученый), в силу чего вся история решается в пронзительно-сентиментальных мелодраматических тонах. Так было и в 30-х («Полночная песня» Масю Вэйбэна), и даже в начале 80-х («Очаровательная тень» Ли Ханьсяна).
Снимая в 1987 году свою «Историю китайского привидения», Чэн Сяодун явно не стремился выжать из зрителя сладкие слезы. В сюжете, по ходу которого молодой сборщик налогов (Лесли Чунг), заночевавший в заброшенном даосском храме, влюблялся в героиню-призрака, присутствовала некоторая доля сентиментальности. Но традиционный любовный роман выглядел бледным полевым цветком в букете фантастических приключений, героев-монстров и заморочек в духе черного юмора. «Этот фильм наполнен остроумием, действием, чудовищами, боевыми искусствами, привидениями, фантастическими придумками, сочными кадрами, прекрасной музыкой», — писал про «Историю…» один из западных критиков. Силами зла верховодил мерзкий монстр — Дух Дерева, чей огромный язык сокрушал на своем пути даже стены домов, чтобы потом обвиться вокруг горла жертвы и высосать «мужскую субстанцию» — «ян». «Призрачная» Не Сяосин в исполнении тайваньской звезды Джоэй Вонг была не оперной красавицей, а по-современному эротичной героиней эпохи постмодерна. Ее образ — летящая по темному небу дева, как комета, с шлейфом из белых шелковых одежд — стал одной из визитных карточек нового китайского кино.
Спустя три года Чэн поставил «Историю китайского привидения-2», где борьба героев с силами зла приобрела по преимуществу комический характер. Чувствовалось, что новых идей и сюжетных ходов режиссеру не хватает, но отдельные эпизоды и метаморфозы злых персонажей (замораживание карикатурного монстра или его расчленение, после чего его ноги бросаются наутек, а руки и голова продолжают идти в атаку) не могли не вызывать восторга даже у интеллектуалов.
