Северная буря

пока ты не покажешь мне их будущее, самое верное и непременное, где я не увижу тех, кого люблю, умерщвленными руками и злыми чарами дикарей. И мне все равно, если это приведет тебя в постель Рекхи!

Не поэтому ли приплыла именно Рекха, а не Джанне? У Итрак всегда было преимущество молодости перед седеющими волосами и раздающимся в поясе телом Джанне Дэйш. Но Итрак — бутон, захиревший от засухи, по сравнению с Рекхой, находящейся в самом цвету женственности. И, как я вижу, кое-что неизменно во всех моих брачных связях. Например, невозможны беседы, где я окажусь не прав, что ни скажу. Но будь я проклят, если хотя бы не попытаюсь сказать…

— Итрак, послушай меня, — он опять схватил ее за плечи и на этот раз встряхнул, остановив Джевина яростным взглядом, заметив, что раб готов был вмешаться. — Да, мне часто бросали туманные намеки, о которых ты говоришь, а порой и не туманные. Правда, что для островитян было бы огромным утешением, если бы ты родила дитя как залог твоей веры в будущее Чейзенов. А если бы ты выбрала меня отцом ребенка, многие поверили бы в мою преданности им и владению, учитывая, что я здесь не рожден. — Он махнул рукой в темнеющие небеса за окном, где проступили звезды. — Крылатый Змей движется в дуге небес, где принято искать предвестия любого рода, касающиеся детей, а змеи, какие угодно, напоминают о двух сплетенных в объятиях существах мужского и женского пола. Ни то ни другое не дает мне права что- либо тебе навязывать. Исстари повелось, что жена решает, когда принести мужу дитя и приносить ли вообще.

Итрак замерла в его руках. Кейда подался вперед, чтобы еще раз поцеловать ее щеку, прежде чем заговорил мягче.

— Если ты пригласишь меня на свое ложе, когда сочтешь, что время наилучшее, я приму это как честь. Ты прекрасная и желанная женщина. Прости меня, если я до сих пор не дал тебе этого понять; я не хотел вмешиваться, когда ты горевала по Чейзену Сарилу. Я знаю, что ты вышла за него по любви. Я умею ждать, а если мне понадобится чье-то тепло, я найду с кем разделить ложе и такую, которая не потребует цены, какую взяла бы за свои ласки Рекха Дэйш, — заключил он напрямик.

— Прости, — Итрак запнулась. — Мне следовало сказать…

Кейда покачал головой:

— Не извиняйся. Нам уже давно пора об этом поговорить, здесь столько же моей вины, сколько и твоей. А раз уж встал вопрос о детях, ты должна очень хорошо подумать, хочешь ли завести малыша от меня. На каждого мудреца, который утверждает, что невинный, затронутый волшебством, не осквернен им, найдется другой, который говорит, что само пребывание рядом с волшебством пятнает навеки. Я не раз и не два пребывал рядом с волшебством, Итрак, сколь бы честны ни были мои намерения. Если ты не хочешь ставить под удар будущее своего дитяти, зачатого от такого отца, я тебя упрекать не могу. Рядом всегда есть Джевин, — он постарался не глядеть на юного раба. — Он подарен тебе Тайсией Ритсем, а это владение, безусловно, не затронуто магией.

Он тебя не трогал или ты уже обращалась к нему за утешением? А разве это важно? У меня нет права указывать, кого тебе брать, а кого не брать на ложе, а присутствие Дева не позволяет мне чувствовать себя благополучным.

Итрак ошарашила его дрожащей улыбкой:

— Я об этом никогда не думала. То есть не о Джевине, а обо всем, что связано со скверной волшебства. — Она пожала плечами. — Если сама по себе встреча с волшебством заражает злом, то меня мог не раз и не два заразить кто угодно, переживший нашествие дикарей. — Она задрожала, несмотря на то что было тепло. — У тебя есть новости с трирем на западе? Мне снятся эти дикари на горизонте и все, что они с нами сделали.

Если дело военного вождя — читать знамения, которыми полон мир вокруг, то женщины, и никто иной, видят сны, что связывают их внутреннюю жизнь с прошлым и будущим через непрерывную нить крови.

— Пришло время с ними покончить, — твердо произнес Кейда. — Знамения на этот счет ясны. Как только мы отметим приход нового года, я призову каждого бойца и каждый корабль, какими мы располагаем, и очищу все острова владения до последнего. Я оставлю от их прибежищ золу и брошу в море их расколотые кости.

Ее глаза расширились в ответ на его горячность:

— Будь осторожен.

— Непременно, — пообещал он.

Властный стук в дверь, ведущую в сад, заставил обоих вздрогнуть. Джевин поспешил отворить. Там стоял Дев, который принялся обозревать покой с лукавым любопытством.

— Вы готовы к обеду с Рекхой Дэйш и сумеете убедить ее уверенностью, что Чейзены ждут весьма успешного для себя года? — Северный колдун надел простую рубаху и штаны из коричневого шелка и заложил парные мечи за широкий кушак. Его медная кожа лоснилась от масла, вставил в ухо серьгу с рубином, ограненным так, как принято на материке, где он родился.

— Я должен еще раз поправить краски у тебя на лице, моя госпожа, — мягко напомнил Джевин. — Они слегка размазались.

— Явился посланец, которого ты, возможно, пожелаешь увидеть, — проворно вставил Дев. — Если у нас есть еще чуток времени.

— Думаю, мы вполне можем заставить Рекху подождать, — Кейда уверенно поцеловал Итрак в губы, ибо теперь не боялся размазать краску. — Жена меньшего достоинства должна во всем уступать первой жене.

Он последовал за Девом сквозь сумрак сада, а потом через приемный зал, где шли приготовления к праздничному пиру. Они тщательно обошли слуг, вносивших высокие подставки для ламп, и мальчика-раба, идущего с кувшином масла.

— Зеленое масло, мой господин, — заметил Дев с ухмылкой. — Чтобы показать любому любопытному, что чейзенские торговые связи и ныне тянутся до земель варварского севера.

Кейда хмыкнул.

— Мы, правда, не совсем так одеты, чтобы завидовать. И Рекха получит некоторый повод для радости.

— Что, несомненно, подстрекнет Итрак заключать самые выгодные сделки, — заметил маг, — чтобы иметь возможность пригласить сюда на следующий год всех жен из соседних владений, включая и Дэйшей. Пусть поглазеют на тщательно подобранные занавеси, ковры, подушки и одежды всех и каждого. Хочешь, поспорим?

— Это первый обычай Архипелага, который ты усвоил? — спросил вождь. — Биться об заклад, чуть только представится повод?

И ведь тебе чуждо истинное понимание того, как мы испытываем свое чутье настоящего, надеясь постичь, что преподнесет будущее. Ты просто хватаешься за любой повод обогатиться, как все те варвары, среди которых рожден.

Кейда задержался на ступенях и оглядел ширь лагуны среди рифов. Суда, засветив кормовые фонари, мирно покачивались на якорях. Над трепещущим зовом круглой арфы взмыла песнь женщины, над водой разносился смех. Островитяне из усадьбы от всей души приветствовали на своем празднике гостей: моряков Чейзенов и людей Дэйшей. Острый запах морской звезды, зажаренной в перечном масле, и приготовленных на вертеле уток, начиненных травами, вызвали у Кейды урчание в желудке.

— Вот посланец, мой господин, — Дев указал на движущийся фонарь, и Кейда, всмотревшись, увидел в неверном свете маленькое суденышко, осторожно пробирающееся к острову, где находятся его дом и обсерватория. Лодочка была крепенькая, из тех, что передвигаются незамеченными меж островов владения, но способны разместить в трюмах тьму всякой всячины. С такой лодочкой легко управятся двое, а в случае чего и один, если он опытный мореход и знает, как обращаться с косым парусом. На такой посудине кто-то достаточно лихой вполне мог бы пересечь и открытые воды и, вступив в чужое владение, заплатить за флажки, дающие право свободного прохода, дабы взглянуть, что предлагается на пляжах, где островитяне и заезжие купцы раскладывают свой товар.

Лучше не бежать, как бы ни хотелось, это привлечет внимание и кто-то сделает ложный вывод, а то и взбаламутит народ.