какие-то постоянные обязанности в доме. Я знаю, что Лейшалу требуется помощь, и, как избранный, ты должен управлять делами Дома из удобного кресла, а не бегать туда-сюда, снашивая подметки.
Должно быть, я невольно состроил гримасу, потому что сьер рассмеялся.
— Прости меня, Райшед, но сейчас ты похож на Майреда, который собирается с силами перед обедом со своими престарелыми тетками. Полагаю, это моя вина. Я так долго держал тебя в разъездах в качестве следственного агента, что ты изголодался по той службе, не так ли?
Я бы не стал утверждать, что мне по душе роль следственного агента. С другой стороны, эти прошедшие несколько дней с жестокой ясностью показали, что мне действительно больше не нравится казарменная жизнь.
— Я скоро привыкну.
Хотелось бы знать, как долго эти мои слова будут оставаться ложью.
— Не сомневаюсь, что ты привык бы, — отрывисто молвил сьер, — но это не изменило бы того факта, что ты не подходишь для этой работы. Ты был бы верховой лошадью, впряженной в телегу с углем. И есть другие обстоятельства.
Он снова сделал паузу, но я молчал.
— Пришло время поговорить откровенно, Райшед. — Мессир откинулся в кресле, сжимая кисти под подбородком. — Ты хороший человек и всегда был таким, но никто не может служить двум хозяевам. Д'Алсеннен рассчитывает на твои советы — нет, я не возражаю. После указов Тадриола под этой крышей осталось не так много тех, к кому он может обратиться, а Сэдрин знает, что этому парню нужен кто-то, кто направлял бы его. Но я не могу закрыть глаза на потенциальную опасность. Уверен, ты даешь самые лучшие советы, — другого и быть не может, — но рано или поздно ты обнаружишь, что самое лучшее для Д'Алсеннена не идет на пользу Д'Олбриоту, или, наоборот, интересы Д'Олбриотов противоречат интересам Келларина.
На сей раз его молчание требовало ответа, и он возник в виде первой заповеди присягнувшего.
— Я всегда верен своей клятве.
— Прости, Райшед, но как бы ты в это ни верил, я больше не убежден, что это так. — Непринужденный тон мессира не мог замаскировать неумолимость его слов. — И опять-таки, большая доля ответственности за это лежит на мне. Я поощрял тебя, как следственного агента, использовать твою собственную инициативу, твое собственное суждение, но в этот праздник я видел слишком много случаев, когда ты ставил интересы Д'Алсеннена выше интересов Д'Олбриота. Ты действуешь во всем как управляющий Д'Алсеннена, только не называешься так, и ты не можешь продолжать это делать, нося на руке браслет с моей эмблемой.
Я ухитрился придать своему голосу бесстрастность.
— Вы говорите, что я должен носить эмблему Д'Алсеннена?
— Я заключал договор не с Д'Алсенненом, а с тобой, — пожал плечами мессир. — Я всегда должен заботиться об интересах Дома, а для этого приходится иметь дело с реальностями, как бы неожиданны или неприятны они ни были. В один прекрасный день, и он, вероятно, не слишком далек, ты окажешься перед выбором: либо быть верным себе, либо быть верным своей клятве. Я отказываюсь брать на себя ответственность за твои терзания. Я не хочу ставить тебя в такое оскорбительное положение, Райшед, и это значит, что я должен вернуть тебе твою клятву.
Смятение наполнило меня пустотой.
— Вы увольняете меня со службы? — Слова сьера и мои собственные слова эхом прокатились в моей голове.
— Пора тебе вновь стать хозяином своей жизни, — со вздохом молвил сьер. — Ты хороший человек, Райшед, и верный. Поскольку ты счел бы этот выбор предательством, я вынужден принять решение за нас обоих. Если я не прав, скажи мне это, и я смиреннейше попрошу у тебя прощения. Но я дал тебе этот браслет, чтобы оказать тебе честь, и не хочу дожидаться, когда он начнет нестерпимо натирать.
Все, что я мог сделать, это опустить блестящую медь по руке и снять через запястье. Эгоистичный приступ малодушия охватил меня. Я могу вернуть сьеру браслет незапятнанным, но если я вот так оставлю службу, это непоправимо запятнает мою репутацию.
Мессир протянул руку, и я сделал шаг, чтобы положить блестящий круг на его ладонь.
— Спасибо. — Хмурясь, сьер осторожно повернул браслет пальцами. — Я дал его тебе, чтобы оказать тебе честь, Райшед, и не хочу, чтобы такой поворот событий тебя опозорил. Никто из нас не мог предвидеть, чем закончится игра.
Мессир отложил браслет в сторону и потянулся в тень между своим креслом и стеной. Кряхтя, он поднял светлый деревянный ящик, украшенный черной инкрустацией из квадратов и прямоугольников.
— Это должно убедить тебя в том значении, какое я придаю твоей службе. — Он выудил из кармана ключ к аккуратному медному замку. — И любого, кто хотел бы позлорадствовать над тобой. Разумеется, тебе придется съехать из сторожки, и теперь тебе не годится есть со слугами, но ты можешь остаться в казенном доме по крайней мере до конца сезона или дольше, если нужно будет. Потрать это время на то, чтобы решить, чего ты хочешь от будущего, Райшед. Не принимай поспешных решений. И не позволяй нуждам других людей влиять на тебя — ни нуждам Д'Алсеннена, ни чьим-либо еще. Как я уже сказал, пора тебе стать хозяином своей жизни.
Я все еще не обрел дар речи. Я спрятал ключ в сумку на поясе и обеими руками взял ящик. Он был довольно широкий и удивительно тяжелый для своего размера. Когда я засовывал его под мышку, плотно уложенное содержимое чуть звякнуло.
— Приходи, если будут вопросы, — мягко произнес сьер. — Естественно, я поручусь за тебя перед любым торговцем, или землевладельцем, или… — Вдохновение покинуло его, и я увидел печаль, тяжело пригибавшую его голову.
Этого я вынести не мог и потому низко поклонился.
— Спасибо, мессир.
Заканчивать расписание нарядов не казалось мне важным делом. Я оставил резиденцию и пошел кругом, за кухни, чтобы сесть на каменный край фонтана Ларазион в центре травяного сада. Я поставил ящик рядом с собой и посмотрел на него. Когда избранному или испытанному возвращают его клятву при выходе в отставку, все присягнувшие Дому собираются — посмотреть, как сьер вручает ему награду в знак своего уважения. По давнему обычаю вознагражденный передает деньги обратно, заявляя, что привилегия служить Имени была достаточной честью. Когда тот день придет для Столли или Фила, они сделают сьеру такой комплимент, твердо зная, что казенный дом останется за ними до самой смерти и в начале каждого месяца они будут получать пенсию из казны Д'Олбриота. Но я теперь не имел убежища от бурь, которые могут пасть на мою незащищенную голову.
Я спросил себя, что в ящике, но не сделал никакого движения, чтобы его отпереть. Медь там или благородные кроны, не имело большого значения. Впервые с тех пор, как я, тогда молодой парень, отчаянно ищущий какого-то направления в жизни, пришел на порог Д'Олбриота, я смотрел в будущее без уверенности, без права на кров, на еду, на поддержку моих товарищей.
Так почему я испытывал такое чувство, будто гора с плеч упала? Эмоции захлестывали мой ум в покое сада, и пытаться осмыслить их было все равно что ловить солнечные блики в воде фонтана, но я то и дело чувствовал странное облегчение. Оно сменилось опасением, затем превратилось в упрямую злость, но каждый раз я возвращался к облегчению.
Я взял себя в руки. Что делать теперь? Куда мне идти, когда передышка закончится? Я представил, как убеждаю маму, что меня не выгнали с позором, и содрогнулся. К тому же пройдет не один год, прежде чем Хенси и Риднер истощат свой запас ехидных шуточек. Одно это препятствовало моему возвращению в Зьютесселу. Но главное, я так же не мог вернуться к обтесыванию камней, как не мог просить мессира снова взять меня на службу.
Еще предстоит сказать Ливак, как драматично рассыпались в прах все наши планы. Не будет у нас обеспеченного будущего. Я не стану испытанным, управляющим делами Д'Олбриота в каком-то удобно отдаленном городе. Значит, некая польза из всего этого вышла, криво улыбнулся я. Сьер прав. Я забыл, как это скучно — целыми днями прислуживать Имени. Моя улыбка исчезла. Возможно, он сделал мне одолжение, но все равно осталось такое чувство, будто меня вышвырнули за дверь. Конечно, я понимал, что к прежней жизни возврата не будет, но почему мессир все решил за меня?
