миновали ворота.
— Где мы спрячемся? — требовательно спросила я, как только мы оказались за стеной.
— В харджирде. — Сорград нахмурился, оглядывая непроницаемую завесу из ветра и пыли.
— Туда, — показала я.
— Там есть, где укрыться? — Райшед с беспокойством посмотрел на Шива. — Мы не можем полагаться на легенды о джебедимах. Никакие суеверия не помешают этим людям вздернуть нас, если мы попадем в их лапы.
Я вздрогнула. Быстрая смерть на виселице будет самой милосердной участью, на какую только можно надеяться.
— Доверьтесь мне. — Глаза Сорграда блеснули, ярко-голубые на фоне черных век.
Мои страхи немного отступили. В конце концов, Сорград еще никогда меня не подводил.
Глава седьмая
Пайрипу Марну, ученому,
От Керана Тонина, ментора
Я слышал, ты ведешь интересную работу по древним племенам. Возможно, это окажется тебе полезным. Могу поручиться, что это точная копия одного старого документа. Его привезли с островов эльетиммов несколько лет назад, когда человек Верховного мага и те двое присягнувших Д'Олбриоту пытались спасти бедного Джериса. Я до сих пор жалею, что бедный мальчик не остался дома, в безопасности, но по крайней мере из подобных документов мы получаем некоторое представление о том, с чем имеем дело.
Кстати, ты собирался посетить Келларин? Если надумаешь, дай мне знать.
Подлинная запись встречи между Итилеком из Фройласекка и Джинведжином из Хелдасекка в эту священную ночь безлунного неба. Да свидетельствуют нейтральные камни острова Хевал костям каждого клана, что обе половины этой шкуры несут одни и те же слова.
Итилек говорит, что слышал о несчастье, постигшем Кеханнасекк в его домогательстве пустых земель на юге.
Джинведжин подтверждает, что слышал то же самое. В его клане преобладает мнение, что Мизаен карает Кеханнасекк за чрезмерную уверенность Рекрена в жрецах Мэвелин.
Итилек сообщает, что его жрецы тоже утратили силу.
Джинведжин признает, что его советники также пострадали.
Оба помолчали, размышляя над этой загадкой.
Джинведжин заявляет, что его предки с подозрением относились к жрецам Мэвелин с тех пор, как злоба Шелтий изгнала всех нас из нашего истинного дома.
Итилек допускает, что столь внезапная утрата жреческих сил кажется божественным возмездием, но спрашивает, с какой целью Мизаен мог наслать эту беду?
Джинведжин задается вопросом: чего требует от всех нас Мизаен в менее тревожные времена? Чтобы мы стремились улучшить свою судьбу через усердную работу и единство цели. Из страха перед столь непреклонной силой Шелтии и сплотили более слабые кланы, чтобы выгнать наших предков из их дома. Только такая решимость привела изгнанников по льдам к этим изолированным скалам. Возможно, Мизаен карает Кеханнасекк за поиски нового дома на юге, ибо наша цель — вернуться, дабы посредством мастерства и доблести потребовать обратно наше истинное наследие.
Итилек указывает на то, что со времени изгнания наших предков прошло много поколений. Надежды на возвращение в наш истинный дом кажутся теперь все более далекими, ибо потомки тех, кто нас изгнал, сами терпят нападения южан, выгнанных со своих земель людьми Трен Ар'Драйена.
Джинведжин напоминает Итилеку, что южанами правят священники, преданные Мэвелин и Аримелин. Они давно предпочли отступать, а не защищать свои святые места. Трусость сеет свои собственные семена разрушения.
Итилек спрашивает, что предлагает Джинведжин.
Джинведжин советует прервать все связи с южанами и в течение полного цикла лет жить в согласии, заботясь о своих очагах. Мизаен ясно показал, что у нас нет друзей, кроме нашей кровной родни. Злоключения Кеханнасекка доказывают, что весь остальной мир поднимется против нас. Давайте оттачивать наши искусства и ждать, воспитывая в наших сыновьях силу и целеустремленность ума. Если мы окажемся достойными, возможно, Мизаен вновь придаст нашим разящим мечам остроту истинной магии.
Итилек соглашается обдумать предложение и обязуется положить эту шкуру в свой харджирд, дабы кости предков могли сообщить ему о своих желаниях.
Островной город Хадрумал
10-е предлета
— Огромное тебе спасибо, моя дорогая. — Планир убрал руки с ободка серебряной чаши. Он улыбнулся Аритейн, и его напряженное лицо смягчилось. Но даже эта любезность не смогла прогнать морщинку между тонкими темными бровями.
— Приятно, что хоть кто-то оценил мои таланты, — язвительно ответила горянка, твердо глядя глубоко посаженными голубыми глазами.
— Я хотел бы услышать твое мнение о том, что может случиться дальше. — Верховный маг встал из- за стола. — Могу я предложить тебе вина?
— Белого, если не трудно. — Аритейн улыбнулась какой-то мимолетной мысли, и лицо ее снова стало замкнутым.
Планир налил два бокала золотистого вина из темной бутылки с крошащейся сургучной печатью. Возвращаясь на свое место, он передал один бокал сидящей напротив девушке.
— Итак, Илкехан мертв. Что это значит для нас? — Верховный маг был без мантии, но в шелковой рубахе, подобающей его рангу.
— Меня интересует, как он умер.
Экзотический акцент горянки странно сочетался с ее повседневным платьем каладрийского фасона из прочной шерсти, выкрашенной в нейтральный желтовато-коричневый цвет. Соломенные волосы свободно падали на плечи.
— Насколько я понимаю, та жестокость имеет какой-то смысл, помимо простой кровожадности? — Планир указал на пустую воду. — И этот маскарад?
— Если его люди поверят, что надменность Илкехана вызвала возмездие джебедимов… — Девушка крепко сжала свои полные губы. — Уверенность его служителей, а значит, и их сила, будут основательно подорваны.
— Когда мы сможем установить, какая эфирная сила осталась у эльетиммов или на Сатайфере? — раздумчиво спросил Верховный маг. — Я не хочу рисковать никем из наших магов, если есть хоть малейшая вероятность, что их постигнет участь Отрика.
Аритейн отвела от своего узкого лица завесу волос.
Планир терпеливо ждал.
— Завтра, — молвила она наконец. — Завтра я поищу ум, открытый истинной магии. Тогда мы сможем судить о последствиях смерти Илкехана.
— Последствий будет много, и нам найдется, о чем поразмыслить, — весело заметил Верховный маг, игнорируя кислый тон девушки. — Поскольку Илкехан больше не угрожает тебе или твоему народу, ты