– Не испытываю ни малейшего желания. Бросьте ее в общую кучу. Она свое отслужила.
Семенов встряхнул книгу, ее слипшиеся страницы разошлись.
«Вопрос. Правда ли, что звери из зоопарков Сауми выпущены на волю в первые часы революции?
Ответ. Доктор Сайх учит: рожденное не людьми должно оставаться свободным».
– Доктор Сайх, – сплюнул, закуривая, Колон. – Я трижды встречался с доктором Сайхом. Пользуясь его афоризмами, можно написать десяток подобных книг. Учение доктора Сайха просто, как свет солнца в кронах утренних пальм, оно просто, как роса на траве, в своей простоте оно должно убеждать самого простого крестьянина.
Он настороженно потянул носом.
В мертвой библиотеке остро пахло сыростью, мышиным пометом, пылью, цветочной пыльцой, но и еще чем-то, заносимом извне, – чем-то невнятно знакомым, внушающим тревогу.
– Взгляни.
Семенов повернул голову.
В метре от пола, как будто это сделал лежавший на полу человек, жирным черным углем был начертан иероглиф, означающий имя Кай, и так же жирно перечеркнут черным крестом.
Не оглядываясь они оставили библиотеку.
Коридор, сужаясь, как труба, уходил вдаль. Когда-то это был огромный отель, он строился из расчета вовсе не на двух человек. Он и сейчас внушал почтение своим объемом, и все равно они, Семенов и Колон, были сейчас единственными его жильцами.
– Тише…
Они остановились.
Тишина.
Мертвая тишина.
Вдруг что-то звякнуло, что-то упало.
Пискнула крыса, выскочив из-под разбитой стеклянной двери бара, из рамы которого торчали осколки стекол, кривые и острые, как листья фыи.
Этот запах…
Они переглянулись.
Свеча!
Запах свечи!
Кто мог жечь свечу в пустом отеле?
Преодолевая внезапную нерешительность, боком, выставив вперед левое плечо, Семенов шагнул в разбитую дверь бара.
– Тише… – шепнул он, останавливаясь и вглядываясь в полутьму.
– Крысы… – пожал плечами Колон.
– Запах свечи… – напомнил Семенов.
Крысы не жгут свечей, крысы предпочитают грызть свечу, если уж она попалась им на глаза.
Осторожно приблизившись к искореженной стойке, Семенов негромко спросил:
– Есть тут кто?
Никто не ответил, но в темноте что-то звякнуло.
Резко повернув голову, Семенов увидел в дальнем углу человека. Человек сидел в кресле. У его ног слабо дымилась догоревшая до пола свеча.
Кресло под человеком было черное, почти невидимое. В первый момент Семенову показалось: человек в нелепой позе как бы висит над грязным полом бара.
– Кто вы?
Колон шумно дышал за плечом Семенова.
Почти сразу они увидели второго человека.
Он, этот второй, лежал на полу в неловкой позе.
Он пьян, не поверил Семенов.
Пьян!
В Сауми!
Но запах виски не оставил никаких сомнений.
Если люди в Сауми объявляются хито – вредными элементами – только за то, что они могут взять лишнюю горсть риса, только за то, что они могут накинуть на плечи рубашку, то что грозит человеку, осмелившемуся попробовать алкоголь? И как эти люди попали в отель, охраняемый армейскими патрулями? Не они ли подбросили им картонку с загадочным иероглифом?
Семенов негромко повторил:
– Кто вы?
Человек в кресле медленно повернул голову. Он ничуть не удивился гостям. Его круглое лицо с резко выступающими скулами выражало полное равнодушие.
– Пхэк! – произнес человек равнодушно.
– Кто вы?
Человек не ответил.
Пошарив рукой по полу, он нашел плоскую флягу виски и сделал большой глоток.
– Вы здорово рискуете, – все так же негромко заметил Семенов. – Под креслом может оказаться змея.
– Пхэк! – повторил неизвестный.
Ударившись в темноте бедром об угол стойки, Семенов прошел к окну. Деревянную отсыревшую раму заело, Семенов вышиб толстое запыленное стекло табуретом. Волна света и душного влажного воздуха хлынула в бар.
У ног сидевшего лежал автомат.
Как ни был слаб свет, Семенов сразу узнал сидящего в кресле человека.
Круглое лицо, упрямые скулы, вызывающе высокий для коренного саумца лоб, щека, подрагивающая от нервной пляски сведенных судорожно мышц, и пронзительные узкие глаза, подчеркнутые волевой треугольной складкой на переносице.
Тавель Улам.
Преследователь.
Драйвер.
Упорный смертный.
Ничего в бывшем баре не изменилось, ничего не изменилось и во внешнем мире. Дымили во дворе костры, над кострами торчали деревянные рогульки с дымящимися котелками. У ворот, опутанных колючкой, стояли пустые ящики из-под патронов все с теми же цифрами – 800. Но как брат Кая Улама, человека другого, попал в отель? Почему он при оружии? Почему он пьян? Что означают картонка, подсунутая под дверь, и иероглиф на стене? Почему он не нашел лучшего места для подобного времяпрепровождения?
– Пхэк! – выругался Колон. – Они перепились. Они ничего не соображают. Это Тавель, – Колон кивнул в сторону человека, сидящего в кресле. – Я хорошо его знаю. В этом состоянии он не ответит ни на один вопрос. Пошли, Джулиан. Их развлечения – их дело. Нам не надо вмешиваться в их дела. Пхэк.
4
Ширмы в центре зала Биологического центра Сауми придавали ему сходство с лабиринтом.
Из узкой боковой ниши бесшумно выскользнул, заковылял к журналистам прихрамывающий маленький человечек со злым морщинистым лицом, собранным в кулачок.
– Цан Су Вин!
Карлик издали улыбнулся Колону и вежливо поклонился. Колон в белой рубашке, расцвеченной нелепыми алыми розочками, возвышался над ним как башенный кран. Цана Су Вина это нисколько не смущало. Он чувствовал себя хозяином, он ожидал вопросов и готов был ответить на любой вопрос. Раскосыми хитрыми глазами он одновременно смотрел и на Семенова, и на Колона.
– Цан Су Вин, – негромко сказал Колон, – вы действительно уверены в безопасности Кая Улама?
– Доктор Сайх учит: опасность внутри нас, – заученно ответил цан Су Вин. – Доктор Сайх учит: хороший человек всегда привлекает опасность. Доктор Сайх учит: любая опасность отступает от хорошего
