Но этого не происходит, Монка вдруг напрягается и начинает к чему-то прислушиваться.
— Что с тобой? — спрашиваю я.
— Голоса, — говорит она, — вроде бы они зовут меня на помощь, но так тихо, что я могу и ошибаться…
— Они? А разве они сами не могут справиться?
— Иногда — нет. Они ведь маленькие. Они умеют то, чего не умеем мы, зато мы — сильнее…
— А они могут переплыть море, если оно такое большое?
— Его никто не может переплыть, разве что на чем-то, когда ты увидишь его, то поймешь!
— А я увижу?
— Да, только нескоро!
— А когда?
— Когда уйдешь отсюда!
— Я не хочу уходить!
Монка не отвечает, я вдруг понимаю, что сейчас снова начнется сон, и оказываюсь прав. На этот раз влажная темнота продолжается дольше, мы оба купаемся в ней, покачиваемся на ее волнах, наверное, так же качаются на волнах неведомого мне моря.
А потом, когда все заканчивается, она вдруг отталкивает меня от себя.
— Они говорят, тебе пора!
— Так быстро?
— Не спрашивай, уходи!
— Ты мне так и не рассказала про тот мир…
— Ты сам увидишь, когда придешь в город…
— Но почему я должен уходить?
— Потому что здесь все меняется, они говорят, что горит лес, что огонь уже подступает к жилищу…
Монка плачет.
Я еще никогда не видел, чтобы женщина плакала.
— Иди! — говорит она сквозь слезы.
И тут я понимаю, что действительно все изменилось. Часть неба внезапно покраснела, наверное, именно в той стороне и горит лес. Если ветер сменится, то огонь быстро доберется до того места, где сейчас находимся мы с Монкой.
И уже не убежать.
— А ты? — говорю я.
Она не отвечает. Сидит рядом на земле, покрытой жухлой осенней травой, плачет и молчит.
— Я не пойду без тебя!
И тут она бьет меня по лицу. Так сильно, что в ушах начинает звенеть.
— Немедленно, — говорит она сквозь слезы, — вставай и иди. Убирайся! А то опоздаешь!
Мне ничего не остается, как встать и уйти.
Я все еще голый, меня знобит.
Я тащусь по этому лесу, который собирается сожрать меня, послав вдогонку огонь.
И самое странное, что я отчетливо слышу голос Монки. Он сейчас в моей голове, устроился там, как хохряк в своей норке.
— Ты должен увидеть, понять и найти…
— Что? — спрашиваю я.
— Не знаю, и они не знают. Но они просят передать тебе, чтобы ты шел в город и искал…
— А вы?
— Мы будем здесь, те, кто выживет… Только ты нас больше не увидишь…
Внезапно я натыкаюсь на брошенную мною же шкуру, видимо, я иду туда, где совсем недавно подсматривал, как Тина и Уаска ловят Интала. И где потом Монка начала погоню за мной.
— Не туда, — раздается в самой глубине норки ее голос, — туда нельзя, иди к реке!
Я послушно сворачиваю, река должна быть внизу, но до нее еще надо добраться, только вот что мне делать потом?
— Плыть, — говорит она, — ведь ты умеешь плавать!
Почему-то становится жарко, как летом. Это огонь несет с собой тепло. Лес за спиной горит, я бегу изо всех сил.
— Монка! — кричу я, но ответа нет. Норка пуста, голос куда-то исчез, неужели я больше его никогда не услышу?
А вот и река, я добегаю до берега и плюхаюсь в воду. Совсем недавно где-то здесь я спасал из воды котоголова. Наверное, поэтому они решили спасти сейчас меня. Вода накрывает с головой, я выныриваю и начинаю грести, течение сильное, вода холодит, шкуру я опять бросил и уже навсегда.
Противоположный берег становится ближе, вот уже чувствуется дно. Теперь можно встать и выйти из воды. Холодный ветер, а ведь совсем недавно он казался таким горячим. Я моментально покрываюсь пупырышками и опять дрожу, только это иная дрожь.
Меня колотит, зубы отбивают какой-то странный ритм.
А ведь я так ждал этого карнавала!
Я не знаю, куда сейчас идти. На этом берегу я вообще плохо ориентируюсь. Это не наши земли, где- то здесь, в пещере, живет странный мужчина с собакой, может, я смогу его найти…
Но пока еще темно, хотя луна все висит в небе, однако небо темное, лишь там, где должно быть наше жилище, оно отсвечивает красными отблесками.
«Скорее бы рассвет, — думаю я, — тогда станет легче!»
Внезапно за очередным поворотом открывается большая заводь с песчаным пляжем. Я иду по мокрому холодному песку, меня все еще знобит, но я уже привык. Зубы перестали отбивать странный ритм, да и пупырышки на коже куда-то исчезли. Скоро рассветет, и на солнце я согреюсь. А потом пойду искать…
Вот только что и кого?
И тут меня вроде как окликают.
Я останавливаюсь, кажется, кто-то зовет меня с реки, вроде бы с самой середины.
Мне ничего не остается, как вновь зайти в воду и побрести по мелководью, чувствуя, что дно постепенно начинает уходить из-под ног.
Хотя нет, вот один большой камень, за ним — другой, будто мост или дорога, проложенные здесь кем-то и когда-то.
И на самой середине, между двумя камнями, зажато чье-то тело.
Я не знаю, кто это, но понимаю: мне надо попытаться вытащить его из воды. Если хватит сил, ведь я весь опять дрожу от холода.
Я пытаюсь подтолкнуть тело, освободить его от каменного плена, хватаю за руки и тяну.
И внезапно сам падаю в воду, а когда, нахлебавшись, выныриваю, то вижу, как течение начинает крутить и нести тело дальше по реке.
Только там мелководье, я бросаюсь следом и пытаюсь догнать.
Вода здесь еще холоднее, но мне все равно.
Два метра, три…
Четыре, пять…
Старшая Мать лежит на спине и смотрит в небо.
Мне хочется отвести от нее глаза: лицо в кровоподтеках, голое тело в ссадинах и царапинах.
Но я подхватываю ее под мышки и начинаю тащить к берегу.
Она молчит, голова болтается, как у неживой.
Но ведь меня кто-то звал с реки, я отчетливо слышал голос.
Становится совсем мелко, я бросаю ее и сажусь рядом. Что-то надо сделать, только я не помню что, ведь я никогда еще не вытаскивал из воды людей, которые перестали дышать.
Снова встаю и волоком тащу ее к берегу, дно здесь песчаное, но в ракушках, мои ноги уже
