А теперь в убежище повеяло прохладой. Тяжело распахнулась входная дверь, мелкие камешки простучали по истертым ступенькам крутой лестницы. Вой и грохот бури понемногу затихали, удалялись.
Но рассказчица не замечала этого. Ничего сейчас не существовало для нее, кроме вновь пробудившихся воспоминаний.
— В ту ночь я не могла уснуть. Листья шелестели на ветру, а уцелевшие кони всё ржали и ржали. На дворе было темным-темно, однако стоило мне смежить веки, как я видела перед собой изуродованный труп Ламота — и туши трех наших павших лошадей, покрытые такой же слизью. Я открывала глаза, но все равно мне продолжала мерещиться та же страшная картина. А потом забрезжил рассвет, и утренний холодок пробрался в мою постель, и я услышала крики первых петухов и громкий, уверенный голос Зейта, отдающий команды. Вскоре нашим добровольцам предстояло выступить в боевой поход…
Я поднялась, натянула штаны, сунула ноги в сапоги для верховой езды и вышла из дома. На деревенской площади уже собралось сколько-то мужчин, да и женщины были тоже. Добровольцы зябко переминались с ноги на ногу. Я поискала взглядом Герента. Конечно, он был здесь, даже раньше всех пришел, чтобы раздать лазеры. Но почему он — единственный — в рабочем комбинезоне? И тут он принялся объяснять, что идти на бесполезную, рискованную авантюру ему не должно: механик нужен деревне.
О, как низко он пал в моих глазах! Прав был Зейт, назвав его трусом! Ни о чем ином я тогда и думать не могла, кровь кипела у меня в жилах, и я подошла к тому жеребцу-двухлетке, на котором ездил Герент, затянула подпругу, успокаивающе пошлепала конька по крутой шее — и громко, чтоб слышали все, сказала Геренту:
— Сегодня я поскачу вместо тебя, ясно?
Несколько мужчин рассмеялись, но Герент понял, что я всерьез, и принялся меня отговаривать. Для девушки это слишком опасно: острый ветер на горных склонах, камнепады, нападение медуз, переутомление — и все такое прочее. Исполненная презрения, я пропустила его слова мимо ушей.
С противоположного края площади за нами угрюмо наблюдала Турия. Она сидела на своей машине, сгорбившись, охватив руками иссохшую грудь. Да, медуза не нападала на наших коней: это кони, испуганные, затоптали ее насмерть, и просто так уж получилось, что в результате «бедное безобидное создание» тоже убило их ядовитыми испарениями. Но можем ли мы позволить, чтобы безмозглые гигантские амёбы и впредь опустошали наши поля, губили скот?
Турия подала мне знак приблизиться.
— Дитя, — сказала она осипшим голосом, — будь крайне осторожна— Схватила меня за руку. Ее пальцы были холодны как лед. — Я не могу отправиться с вами: горючего не хватит.
Осторожно сняла с запястья свой браслет и надела мне на руку. Это было не просто украшение, а один из тех старинных приборов, которым вы дивитесь в наши дни, почитая их за чудо. И служил тот браслет, как мне растолковала Турия, чтобы подавать о себе весть с больших расстояний. Крохотный экранчик был на нем, и он тускло светился, что означало — прибор работает исправно.
Турия ласково погладила меня по руке с браслетом.
— Следи только, чтобы контакт не прерывался, дитя. И будь осторожнаЯ высвободилась и, не сказав ни слова, побежала к коновязи.
Меж тем от цитадели Пращуров пришел второй вездеход, на сей раз без водителя: машина-автомат. В кузове его лежали защитные костюмы, похожие на куклы: большеголовые, тощие, нелепые… Это была помощь, которой Зейт добился-таки от «старичья». Да, особые костюмы для защиты от холода и от того, что ныне зовется дыханием дракона. В ту пору мы еще не называли такую одежду «доспехами»…
Я выбрала себе костюм наравне с мужчинами. Материя его блестела и переливалась под лучами солнца, была она толстой, да еще с напылением серебра, но на ощупь оказалась гибкой и мягкой, куда мягче, чем куртка из тонкой кожи или даже льняная рубаха. Вещь из другого, лучшего, былого мира. Из мира Пращуров.
Вот только стеклянный шлем был великоват. Он хлябал на голове и при каждом шаге постукивал по затылку.
Я сложила костюм, перебросила поперек конского крупа и накрепко приторочила к седлу. Наконец можно было отправляться.
Ах, как мы помчались! Мужчины на рослых конях, и я, точно маленький чертенок, на Герентовом двухлетке неслась галопом, ни от кого не отставая. Девятнадцать нас было: восемнадцать мужчин и одна женщина — я. Других женщин, готовых отправиться с нами, Зейт перед самым отъездом принялся отговаривать, и они, что хуже всего, его словам вняли. Хотя вряд ли они держались бы в седле менее крепко. Да, тогда мы, девушки, умели носиться верхом наперегонки с парнями. И еще как обскакивали их! Тогда девочкам ездить верхом еще не запрещали, никто и слыхом не слыхивал, что это будто бы лишь мужское занятие…
Зейт, улыбнувшись, легонько хлопнул меня по плечу.
— Герент, тряпка жалкая, — сказал он, — решил, что ему здесь делать нечего?
Я пришпорила коня. Зейт тоже припустил.
— Ты чудная, Мисна, — крикнул он, — ты нравишься мне, зачем тебе этот отверточник?
Я рассмеялась. Широкая зелено-желтая степь — необозримое пастбище — стремительно ложилась под копыта наших коней. Мне казалось, будто я лечу. Ветер вцепился в мои волосы и одежду. Двухлетка Герента повиновался легчайшему нажиму шенкеля, я была свободна, я отрешилась от всех житейских мелочей и вместе со своими товарищами — непобедимая воительница — скачу теперь навстречу боюПредостерегающий окрик. Мы натягиваем поводья. Кто-то показывает направо. Там, всего в нескольких сотнях метров от нас, по степи неуклюже переваливается медуза.
Зейт крикнул нам не приближаться, сам же направил коня вперед.
Я нажала кнопочку на браслете, посылая весть Турии.
— Делай, чего не можешь не делать, — сказала она отрывисто.
Но через минуту уже осыпала меня вопросами, и голос ее был встревожен: ах, не напугали ли мы несчастную терамёбу? Почему она удирает: от нас или от чего иного? Должно быть, для Турии этот вопрос был очень важен, но мы-то и сами ничего не знали, одно только — вон там ползет наш смертельный враг.
Зейт осадил коня на безопасном удалении. Медуза казалась просто глыбой, тяжелой темной глыбой, высотой лошади до бедра. Ползла она по скудной траве, непрерывно выпячивая вперед бородавчатые, присосчатые щупальца и подтягиваясь за ними. Маслянисто лоснилась ее упругая гладкая оболочка. И когда медуза вдруг разом остановилась, уже никак нельзя было отличить ее от бесчисленных валунов, раскиданных по равнине. Лишь примятая трава, след движения медузы, выдавала ее.
Зейт долго медлил. Задумчиво поднимал лазер, опускал, потом снова брал медузу на прицел… И — яркая вспышка, треск, рвущий барабанные перепонки. По валуну пошла рябь, он сверкнул бликами солнечных зайчиков, сморщился, превратился в дымный шар — бурый, полупрозрачный… вздулся со скрежетом, вырос в набухающее, клубящееся, клочковатое облако…
Я успокоила затанцевавшего коня. Подняв глаза, увидела: нет больше медузы. Прочь уносилось, редея на лету, мерзкое облако, а на земле осталось только круглое синевато-черное пятно.
Вот такой была моя первая встреча с медузой. Однако — хотите верьте, хотите нет — я не почувствовала ни отвращения, о котором рассказывали бывалые, ни тошнотной гадливости, а одно лишь любопытство, желание поближе разглядеть диковинное существо: старопрежнее, немыслимо древнее…
— Ну, насытился местью? — спросила я, когда Зейт снова подъехал ко мне.
— Не глупи! — Он помолчал немного. — Наверное, сейчас нам в самый раз бы и вернуться. А впрочем… Ты браслет-то свой выключила?
Включи: Пращурам настало время узнать, кто здесь хозяин. Стало быть, докладывай им. Вроде как по делу: ну, их техника сработала…
Его колено соприкасалось с моим, его губы были в сантиметре от моего уха.
— Мисна, ты не такая, как другие девушки. Ты настоящий парень, такими, может, были в юности Пращуры. Мисна, а что если нам быть вместе?
Я не ответила. Но мир окрасился свежими красками…
Вскоре после полудня мы достигли предгорий. Перебрались через каменистую осыпь. Теперь перед
