— Просперо!
— М-мм?
— Ты что, спишь, старый гриб?
— Нет, мой король! Точно, спишь. И спросонок спутал меня с Нумедидесом, раз называешь королем, когда вокруг нет ни души.
— Конан, твой иноходец так ровно идет…
— Оправдывайся! Стареешь, друг, только старики могут спать в самых неподходящих местах. На крупе лошади, например, держась за пояс своего короля.
— Прошу простить, ваше…
— Ты опять?!
— Молчу, молчу! — улыбаясь, сказал высокий черноглазый пуантенец, который действительно, был уже далеко не молод. Просперо, граф Пуантена — богатейшей провинции Аквилонии, недавно встретил свою пятьдесят шестую весну. Некогда стройный, широкоплечий, сейчас он сильно сутулился и заметно погрузнел, а черные роскошные локоны поседели и стали реже на макушке.
Тем не менее в его движениях чувствовалась былая сила и ловкость. Граф, скорчившись, сидел на крупе лошади, за спиной Конана Великого, короля Аквилонии.
Позиция эта, не слишком удобная по многим причинам, могла вызвать сочувствие у любого, но только не у короля.
Гигантского роста, могучий, как вековой дуб, Конан до сих пор был вынослив, словно вол, несмотря на то, что разменял уже седьмой десяток лет.
На смуглом, иссеченном шрамами лице нельзя было заметить не малейших следов усталости, хотя король провел в седле весь день.
— Слушай, Конан, а почему ты меня все-таки разбудил?
— По трем причинам. Первая. Мне стало скучно и захотелось просто поболтать. А начну я с того, что прямо тебе скажу: ты скверный наездник, Просперо, раз допустил, чтобы твоя гнедая сломала ногу на ровном месте.
— О, Митра! Тот бурелом ты называешь 'ровным местом'!
— Бурелом?! Ты умудрился отыскать единственную колоду в этом чудесном, ухоженном парке… И оленя того мы упустили только из-за тебя.
— О, Митра!.. — снова возопил Просперо, не на шутку обиженный.
— Ладно, не злись. Вторая причина гораздо серьезнее.
— Что такое?
— Не найдется ли в твоей фляге глотка вина?
— Конечно! — рассмеялся Просперо, передавая Конану почти полную флягу.
Король закинул голову, и жидкость, булькая, поспешила переместиться из одного сосуда в другой, гораздо более вместительный.
— В горле пересохло, сил нет, — извиняющимся голосом признался Конан. — А моя фляга слишком мала. В следующий раз возьму побольше.
— Ага, бери уж сразу несколько. А что еще?
— Что?
— Ну, третья причина?
— А! Видишь ли, друг, я, похоже, заблудился.
Некоторое время Просперо молчал, тупо уставившись в затянутую зеленым бархатом спину короля и пытаясь осознать услышанное. Потом встрепенулся и завертел головой.
— Шутишь? — он нервно усмехнулся, пытаясь в лучах предзакатного солнца найти хоть какие-нибудь ориентиры. — Ты — киммериец, заблудился в местах, где бывал тысячу раз? И кто же после этого старый гриб — ты или я?
— Ну, положим, погоня за оленем увела нас туда, где ни ты и ни я не бывали ни разу: если не ошибаюсь, то чуть ли не к границе с Аргосом, которая в этих местах довольно условна — дремучий лес, бурелом…
— Мне что-то помнится, ты говорил про парк. А?
— Ничего, я так. Все равно, Конан, выехали мы из этой чащи недалеко от Алиманы, еще были видны вершины гор… Да они и сейчас видны!
— Верно.
— Так, в чем же дело?
— А в том, что пока ты спал, я доехал уже до знакомых мест, здесь мы охотились на кабана в позапрошлом году.
— Вот и замечательно!
— Я тоже так подумал. Там еще неподалеку была деревушка… забыл название.
— Тиера, — тут же подсказал граф.
— Ну да. И я решил немного сократить путь. Чтобы не ночевать под открытым небом и до темноты добраться до постоялого двора. Из деревни бы послали гонца за нашими слугами, которые не могут угнаться за своим королем и оставляют его одного в непролазной чащобе в компании с засыпающим на ходу старым графом Пуантенским. Я не мог ошибиться!.. Но я ошибся. Деревни нет, нет постоялого двора, гонец пусть отдыхает, а свита будет дрожать от страха, что я поснимаю с них головы за нерасторопность.
— Ну, и где же мы? — Просперо продолжал озираться.
— В чудесном, тихом и очень красивом месте. Эх, жаль, что я не могу складывать песни. — Конан остановил лошадь. — Слезай, друг! Вот ручей, вот сочная трава для коня, вот камень, что послужит нам столом. Надеюсь, у нас в седельных сумках осталось что-нибудь на ужин…
Просперо соскочил с коня, походил, разминая затекшие ноги.
— Да, — сказал он, оглядывая окрестности. — Место прекрасное. Я даже не жалею, что мы сбились с пути. Лучше провести ночь здесь, чем кормить клопов на постоялом дворе.
Местность, в которой они остановились, действительно, заслуживала восторженных строк поэта. Заходящее солнце своими нежными лучами ласкало лежащую перед охотниками небольшую долину, заросшую густой травой. На склонах сплошной стеной темнел лес, над ним — луга и, наконец, высоко- высоко, — но казалось, что совсем рядом, протяни только руку, — начиналось царство дикого камня. Отвесные скалы упирались в вечернее небо и казались розовыми в свете заката.
Лес рос и в долине, его опушка была совсем недалеко от путников: дубы и клены тихо шелестели листвой, когда вечерний ветерок игриво пробегал по их кронам.
Чуть в стороне серебрилось небольшое озеро с необычайно синей, скорее бирюзовой водой. Из него вытекал звенящий ручей, на берегу которого Конан остановил коня.
Воздух был чист и прозрачен, словно тончайший хрусталь. Вокруг стояла умиротворенная тишина, только невидимый соловей выводил свою изысканную балладу — извечный предмет зависти поэтов всех времен.
Конан спрыгнул с коня и, нахмурившись, огляделся вокруг.
— Ты совершенно прав, друг мой, — не сразу откликнулся он на восклицание Просперо. — Здесь прекрасно!
— Клянусь своим титулом! — восторженно крикнул граф. — Я прикажу выстроить здесь охотничий домик, и когда почувствую, что уже ни на что не годен, поселюсь на берегу этого дивного озера… Послушай, Конан, если ты в самом деле решил отказаться от трона в пользу сына, то вот чудеснейшее место, где мы можем состариться и умереть…
Конан с улыбкой покачал головой.
— Нет, друг, — сказал он с необычной для него мягкостью, — такой конец не для меня. Я,
