«Если», 2009 № 02

— Ну вот, — говорит Леший, немного укрупняя ее. — Вот и все, вот мы тебя, красавчик, и вытащили. — Он откидывается на крутящемся стуле и, как фокусник, взмахивает ладонями. — Вуаля!..

Некоторое время мы молча всматриваемся в картинку. Вид у баранки тусклый, точно она окрашена жидкой пылью, вокруг нее — ровный плац, составленный, кажется, из бетонных плит, а по его периметру, разомкнутому лишь с одной стороны, вытянуты одинаковые прямоугольные строения, похожие на бараки.

— Ни фига не врубаюсь, — говорит Обермайер. — Что это за хреновина здесь такая?

Он тычет пальцем в баранку.

Леший мгновенно перехватывает его:

— Не надо! Так можно развалить всю инфограмму… Это просто их «внутреннее пространство», они расширяются за счет надстройки ортогональных миров. Ну, как если бы ты создал у себя внутренний двор, попасть в который можно исключительно через дом. Формально твой участок не увеличивается, с улицы, при обыденном восприятии, этот двор заметить нельзя, а фактически ты присоединил бы к себе еще один космос, еще один виртуальный анклав, стыкующийся только с тобой. Вот так же и здесь. То, что мы видим — это проекция четырехмерного изображения на трехмерное. — Леший ведет над городом указательным пальцем. Согласно его движению картинка перемещается. — А вот как в той же проекции выглядим мы…

Сбоку от кафе торчит серый сморчок: кривая ножка, остренький колпачок, охватывающий ее.

Призрак иных миров.

— Хорошо, а сколько их там? — спрашивает Обермайер. — Я имею в виду людей. Ты можешь их показать?

Леший ненадолго задумывается.

— Не означает ли это, что мы начинаем следить друг за другом? — осведомляется он.

Моргает, глядя перед собой.

— Не означает, не означает, — быстро говорит Обермайер. — Нет времени дискутировать. Давай показывай!..

Аль тоже еле заметно кивает.

Тогда Леший вновь наклоняется над макетом и опять, точно сбрендивший пианист, перебирает пальцами в воздухе. «Баранка» и плац, как сыпью, покрываются разноцветными точками. Обермайер, пригнувшись, вытянув шею, пытается их подсчитать. Впрочем, сбоку тут же всплывает табличка: двадцать действительных граждан, двадцать один покемон. То есть их уже более сорока человек.

— Ничего себе, — присвистывает Обермайер. — Интересно, кто им рекомендации дал? — Впрочем тут же машет рукой. — Ладно, какой смысл теперь выяснять? … — Веки у него опускаются и поднимаются. — Значит так, реально они могут выставить против нас двадцать бойцов. У нас, в свою очередь, десятка полтора эльфов, если эльфы, разумеется, не заявят, что «не вмешиваются в дела людей», еще человек пять подтянет Бамбук, дальше — Тарзан, Ковбой Джо, он один, по-моему, стоит троих… На академиков, видимо, рассчитывать не приходится?… Н-да… явного численного преимущества у нас нет…

Он неприятно скрипит зубами.

— Зато мы можем вывести «Мальчика», — бодро говорит Кэп. — Что там, стена? Стена — тьфу, стену мы протараним. И затем вот так, малым ходом — по периметру, по периметру… «Мальчик», ручаюсь, превратит эти бараки в щепу… Сирену запустим, ну — брызнут оттуда, как тараканы…

— Ты уверен, что не наткнешься на встречный огонь?

— Это вряд ли. Артиллерию, если уж ее по-настоящему ставить, нужно долго практиковать. Мы бы знали. Стрельбу из гаубицы не замаскируешь.

— А если они для этого используют «внутренний мир»?

— «Внутренний мир», скорее всего, не креативен, — вступает в разговор Аль. — Он слишком молод, у него низкий онтологический потенциал. Там можно жить, несомненно, но вряд ли там можно что-нибудь создавать.

— То есть силовое преимущество у нас все-таки есть?

— Подождите, — говорю я, как болванчик поворачивая голову то к одному, то к другому. — Вы это о чем? Вы что, собираетесь развязать здесь войну?

— Ты можешь предложить другой выход? — спрашивает Обермайер.

— Тогда чем мы будем отличаться от них?

— Минуточку, — нетерпеливо говорит Аль. — Опасность ведь состоит не в том, что они вдруг попытаются захватить в городе власть. Да это и невозможно: у нас в городе власти нет. Если даже они и сформируют какой-нибудь Комитет, какую-нибудь Особую Тройку, якобы наделенную чрезвычайными полномочиями, то все равно окажутся в пустоте: у них не будет инструментов реального принуждения. В этом и заключается наша сила: свободного гражданина, кабальеро, сеньора ни к чему принудить нельзя. Но это пока свободные граждане в большинстве. Однако если с какого-то момента гусанос станут преобладать, а мне кажется почему-то, что именно к этому и идет, то мир начнет подстраиваться под них. Среда будет институционально преобразована. Возникнет тот социальный инструментарий, которого пока нет.

Леший, продолжая шевелить пальцами в воздухе, деликатно покашливает и говорит:

— Я тут собрал некоторую статистику. Вот график возрастания для свободных граждан, а вот — для гусанос. Смотрите: темпы не в нашу пользу различаются почти в восемь раз. Сходимость имеет очень высокий коэффициент.

На диаграмме, которая повисает в воздухе, хорошо заметно, что нижняя, багрового цвета, кривая ощутимо догоняет зеленую.

— И вот еще что, — проникновенно говорит Леший. — С аффилированных сайтов вся прежняя реклама удалена. Как будто ее вымели железной метлой. Складывается ощущение, что наш портал взят под контроль. Видите число повторных визовых обращений? Оно в точности совпадает с числом выданных виз. А это свидетельствует о чем? Все «туристы», которые сейчас идут в город, — это гусанос. Никакого притока со стороны у нас уже нет. То есть гусанос приходят, якобы на один день, и остаются здесь навсегда: вживаются, вероятно, осваиваются, овладевают методологией виртуального бытия. Похоже, выбрана стратегия тотального оседания. Скоро они действительно будут преобладать.

Воцаряется гнетущая тишина. Удавка, захлестнувшая нас, стягивается мертвым узлом.

Ее уже не ослабить.

И вдруг Обермайер выпрямляется, как щелкунчик, и дергает судорожно щекой.

Лицо его искажает гримаса.

— Ну, не сразу, не сразу, — сквозь зубы неприязненно цедит он. — Чтобы дорасти от покемона до аватары, потребуется какое-то время.

— Месяца три-четыре, — подумав, кивает Аль.

— И все равно, — говорит Леший. — Посмотрите экстраполяцию. При сохранении тех же параметров точка пересечения графиков не так уж и далека. Тоже примерно четыре месяца. Если точнее — сто двадцать пять дней…

Алиса неожиданно восклицает:

— То-то я вижу, что покемоны теперь на одно лицо. Все туристы — как будто генетические близнецы. Я-то думала, у них фантазии недостает.

Обермайер спрашивает:

— Мы можем отключить свободный портал?

— Нет, — отвечает Аль. — Мы потеряем на этом практически всю поддержку. Мощности для такой фактуры не хватит — есть опасность, что тогда распадется весь мир.

Они оба обозревают макет. И тут подает голос Платоша.

— А кому подчиняются гномы? — интересуется он.

Будто разверзается небо. В комнате вновь воцаряется напряженная тишина.

Замирают пальцы у Лешего.

Обермайер выпучивает глаза, как разбуженный сом. Мигают цветные огни. Наконец Аль говорит: