— Я бы хотела поговорить с террористами.
— Если вы напишете список вопросов, — ответила та, — военные следователи добудут для вас необходимые ответы.
— Лично… — попросила Лин Юнь.
— Это неразумно по целому ряду причин, о которых вы, разумеется, уже могли поразмыслить.
— Одним музыкантом больше или меньше… Уверена, это не имеет значения для игры генерала, — сказала Лин Юнь, стараясь убрать даже малейший след иронии из своего голоса. Но вряд ли сумела ввести в заблуждение надзирательницу.
Суровая женщина твердо посмотрела ей в глаза и не сумела сдержать гнева:
— Знаешь ли ты, почему мы затребовали тебя, музыкант Сяо? Хотя вполне могли попросить персональную труппу императрицы выполнить распоряжение генерала.
— Было бы любопытно…
— Потому что большинство музыкантов твоего уровня мастерства имеют в мозгах, скажем так, философскую загогулину!
Лин Юнь могла выдумать гораздо большее количество менее лестных высказываний.
— Я уже слышала подобные отзывы, — неопределенно ответила она.
Надзирательница фыркнула:
— Конечно, слышала. Нам нужна именно ты, потому что у тебя репутация практичного человека. Или ты думала, что подобное проходит незамеченным? Исследования психологии императорских музыкантов не столь никчемны, как считают некоторые.
— Тогда верите ли вы, что у меня есть практичный и веский повод для личной встречи с убийцами, — спросила Лин Юнь. — Назовите это частью игры, и, уверена, вы не слишком отступите от истины. Одно дело — изучать ваши пояснения по ходу игры, но я хочу знать, что террористы представляют собой как люди. Я не следователь, но мне надо слышать скрытые тембры человеческого голоса. Возможно, я услышу что- нибудь полезное.
— Мы это обсудим, — сказала надзирательница.
— Спасибо, — ответила Лин Юнь, уверенная в успехе.
Когда Лин Юнь впервые настраивала планер на элементы своей музыки, она так волновалась, что ее дрожащие пальцы слишком сильно дернули колок, и струна порвалась.
Наставник сверху вниз посмотрел на Лин Юнь спокойно и хладнокровно:
— Возможно, флейта… — предложил он.
Многие музыканты подразделения «Феникса» предпочитали бамбуковые флейты: их звучание ассоциировалось с пением птиц, а следовательно, с небесными высями.
Лин Юнь пришла подготовленной, у нее был запасной набор струн.
— Я попробую еще раз, — сказала она.
Вместо того чтобы отрешиться от присутствия пилота и механиков, она подняла голову и внимательно посмотрела на них. Девушка-пилот — едва ли старше самой Лин Юнь — встретила пристальный взгляд музыкантши с вызывающей улыбкой. Механики напустили на себя вид вежливой учтивости, они и раньше проходили через подобное.
Очень осторожно, стараясь не тратить чужого времени понапрасну, но также памятуя о необходимой аккуратности, Лин Юнь заменила испорченную струну. Новая обещала слишком темпераментный звук, и девушка должна была играть так, чтобы уравновесить ее звучание с остальными струнами.
Удовлетворенная настройкой цитры, она несколько раз глубоко вздохнула и начала священную традиционную пьесу-молитву «Журавль летит домой». Вначале простое задание пробежать пальцами по мелодии пьесы захватило ее.
Затем Лин Юнь осознала, что планер отвечает ей. Это было небольшое израненное создание, в деревянном теле видны пробоины, оставшиеся с прошлых боев, и он тихонько гудел и рокотал, стоило ей коснуться струн, соответствующих дереву и огню. Памятуя совет наставника не пренебрегать и струнами остальных элементов, она нежными созвучиями убедительно напоминала планеру, что ему придется предстать пред водой, сражаться с металлом и вернуться на землю.
Лишь закончив играть, она почувствовала, что ее пальцы кровоточат, даже несмотря на уплотнившуюся от многолетних музыкальных упражнений кожу. Такого не было уже давно. Она обтерла кровь о край жакета. «Вода питает дерево», — подумала она.
Механики, обладающие своими музыкальными навыками, обследовали планер вдоль и поперек. Они о чем-то посовещались с наставником Лин Юнь, используя непонятную девушке терминологию. Тот повернулся к своей ученице и, улыбнувшись, кивнул.
— Вы же не летали на нем, — в замешательстве сказала Лин Юнь. — Как вы узнали, что я настроила его должным образом?
Катапульта для запуска находилась на другом конце летного поля.
— Услышал, — просто ответил он. — Прежде чем полететь физически, он должен духовно оторваться от земли. И ты добилась этого.
В ту ночь ей снились планеры, запускаемые катапультой в небеса — в момент отрыва они обращались птицами: цаплями и журавлями, воробьями и соколами, гусями и ласточками… Но ни одного красно-золотого феникса!..
Пятеро пилотов — как-то незаметно для себя Лин Юнь начала думать о них как о пилотах драконов, а не об убийцах, и надеялась, что эта перемена останется в тайне от командования «Феникса», — были облачены в одинаковую одежду, совершенно им не подходящую. Темноволосая У Вэнь Чжи равнодушно скрестила руки на груди. Ко, мальчик с косой, улыбался. Спокойный и бесстрастный Мескеталиот положил руки за спину; на виске пугающе белели шрамы. Перетта скромно потупила синие глаза, однако смиренно- послушное поведение не могло ввести в заблуждение Лин Юнь. Самый высокий юноша, Ли Чэн Го, стоял дальше всех и не пытался скрыть гневного взгляда.
— Я…
— Еще один следователь, — сказала Вэнь Чжи. Голос девочки был высоким и ясным, ее стремительная речь напоминала звон пересыпаемых камешков.
— И да, и нет, — ответила Лин Юнь. — У меня есть вопросы, но я не солдат, вы же видите, я не в форме. — На ней было представительное серое платье и жакет, в этой одежде она пришла бы на важные переговоры.
Вэнь Чжи схватила Лин Юнь за запястье и повернула. Музыкантша едва сдержала крик.
— Все в порядке! — быстро сказала она, зная, что стражники следят за встречей.
Девочка рассмотрела руку Лин Юнь, обратила особое внимание на плотную мозолистую кожу пальцев.
— Ты механик.
— Тоже и да, и нет, — ответила Лин Юнь. — Я музыкант.
Должно быть, Вэнь Чжи не играла на цитре, иначе она бы сразу заметила, что ногти у гостьи длинноваты, чтобы удобнее перебирать струны. Лин Юнь уже практически слышала упреки надзирательницы, но что она могла поделать? Отрицать очевидное?
Ко резко дернул головой и сказал:
— Правильным ответом, Вэнь Чжи, было бы: «Привет, это большая честь для меня познакомиться с вами». Затем назвать свое имя, хотя я уверен, что вы, госпожа, уже знаете наши имена. — По-имперски он говорил великолепно, хотя немного растягивал гласные. — Меня зовут Ко.
— Меня зовут Сяо Лин Юнь, — серьезно сказала она. Неужели у них в Арани нет фамилий? Или в Стрейкен Окх, или в Кирисе, если уж на то пошло?
Остальные тоже представились. У Мескеталиота голос спокойный, невыразительный, отстраненно вежливый. Перетта назвала себя именно так, женским вариантом имени, у нее приятный альт, но более заметный акцент, чем у остальных. Ли Чэн Го говорит по-имперски совершенно правильно, бегло и естественно: он обратился к Лин Юнь с откровенной прямотой, однако в речи его не было ничего оскорбительного.
Лин Юнь хотела было спросить, занимался ли кто-нибудь из них вокалом, и вдруг почувствовала себя
