— Простите, замечтался немного… Так о чем мы говорили?
— Ну, вообще-то говорила одна я, а вы смотрели куда-то сквозь меня… А говорила я о том, что… Ладно, это неважно…
— А все-таки?
— Да хотела рассказать вам, из-за чего на меня стали охотиться разные головорезы…
— Ну, и из-за чего?
— Похоже, я кому-то очень сильно мешаю.
— Бог с вами! Кому вы можете мешать?
— Не говорите так, — качает девушка белокурой головкой. — Все мы кому-то мешаем — самим фактом своего существования. Просто до поры до времени мы не подозреваем об этом. У меня, кстати, подругу убили — и знаете из-за чего? Ее дом стоял как раз в том месте, где отцы города запланировали проложить новую скоростную трассу. Ну, ее уговаривали по-всякому, деньги предлагали — большие деньги!.. Но подруга моя не хотела расставаться с домом, в котором родилась и выросла, где жили и умерли ее родители… Вот ее и заказали киллерам… Три года уже, как ее нет на белом свете…
— Ну, а вы-то чем могли помешать кому-то?! Или ваш дом тоже пускают под снос?
Она пожимает плечами.
— Скорее всего, дело в чем-то другом. Например, я могла стать случайной свидетельницей какого-то преступления, и теперь меня хотят убрать ради того, чтобы я не могла опознать преступников. Причем преступление могло быть таким, что я и не подозреваю о нем. Шла, скажем, по улице, увидела, как из дома выходит некто, а этот некто только что ограбил квартиру или, предположим, убил кого-то в подъезде… Ой, заговорилась я тут с вами! Совсем забыла, что мне давно уже нужно быть в одном месте!..
— Вы не будете возражать, если я вас немного провожу?
Она смотрит на меня долгим (целых пять сотых секунды) взглядом, а потом хмурится:
— Только при одном условии, хорошо?
— Слушаю и повинуюсь, Ваше Величество. И в чем же состоит условие?
— Вы не должны меня жалеть.
Машина у нее оказалась марки «пежо», из категории 'консервная банка на колесах'. Правда, симпатичная такая баночка — с радужными разводами на дверцах и капоте, с причудливыми передними и задними фарами. Не машина — игрушка. Очень милая, а потому для меня особенно страшная.
При ходьбе Синичка заметно прихрамывала и, когда мы подошли поближе к машине, с явным облегчением вздохнула.
— Устали? — поинтересовался я, стараясь не глядеть на машину.
— Немножко. Поэтому, если хотите, можете сесть за руль.
— Спасибо, но я… я не хочу!
Отрицательно качаю головой — резче, чем следовало бы, и она удивленно смотрит на меня.
— И потом, вы же сами сказали, что вас не надо жалеть, — поспешно добавляю я.
Она пожимает плечами:
— Ну хорошо, я сама поведу.
Мотор приглушенно взрыкивает, как обожравшийся рыбой кот, и железная коробочка на колесах насмешливо Косится на меня лупоглазыми фарами.
Господи, как тебя скрутило-то! Неужели ради этой пигалицы-инвалидки ты вот так просто возьмешь и сядешь в кабину? После стольких лет избегания всего, что связано с двигателями внутреннего сгорания?..
А вот возьму и сяду! В конце концов, ко всему может привыкнуть человек. Даже к тому, что стоит на самом краю пропасти, когда мир перед глазами качается туда-сюда, а к горлу подкатывает тошнота от близости бездны.
— Кстати, а ведь мы с вами еще не познакомились, — сквозь гул в ушах слышу кокетливый голосок рядом с собой.
Ну, это как сказать… Твое-то имя я знаю, Синичка. Другое дело, что сам я тебе не представился. Хм, интересно, а приходит ли в голову кому-нибудь из приговоренных к смертной казни, как зовут его палача?
— А вы не боитесь? — тупо спрашиваю я.
— Чего?
— В одном фантастическом романе описывался мир, где знание имени человека позволяло получить над ним беспредельную власть. Поэтому там люди скрывали свое настоящее имя, придумывая себе разные псевдонимы и клички…
Она мило улыбается.
— Чудной вы какой-то!.. Неужели вы и вправду верите в сказки? И потом, согласитесь, как-то неудобно называть вас кличкой, а не по имени. Или вас действительно зовут Программист и вы на самом деле киборг, сбежавший из секретной лаборатории?
Меня мутит уже по-настоящему. Чтобы не видеть, как за окном мелькают деревья, дома, прохожие, я прикрываю глаза и кладу затылок на высокое изголовье сиденья.
— Тимофей, — сквозь зубы выдавливаю я. — Меня зовут Тимофей.
— Очень приятно, а меня — Мира.
Мира Сокур, двадцать четыре года, не замужем, без определенных занятий, мысленно добавляю я. Но почему-то очень мешающая анонимным заказчикам Зефира.
— Послушайте, вы так сильно побледнели! — доносится до меня словно издалека тревожный голос моей спутницы. — Вам плохо?
— Нет-нет, — сквозь зубы говорю я. — Разве мужчине может быть плохо в компании такой прелестной женщины, как вы?
— Ой, вы мне льстите, — опять пытается кокетничать она, но не слишком умело — видимо, ей не часто приходилось быть объектом ухаживаний. — И все-таки как вы себя чувствуете?
— Все в порядке, не беспокойтесь.
На самом деле даже медленная езда — мука для меня. А ведь еще десять лет назад я без всяких отрицательных эмоций носился, подобно автогонщику, на своей «ауди», купленной на один из первых гонораров от Зефира. Но однажды, в жестокий зимний гололед, меня угораздило попасть в крупную аварию, и я лишь чудом вернулся с того света, провалявшись две недели в реанимации. На память об этом остались несколько шрамов на теле и автомобильная фобия. Но моей новой знакомой знать об этом не обязательно…
— Лучше просветите своего преданного пажа, Ваше Величество, куда мы едем, — пыжусь я показать, что все действительно нормально.
— А зачем? — лукаво откликается она. — Мы уже приехали. Поэтому давайте прощаться.
Чудится мне или в глазах ее действительно возникает облачко грусти?
Интересно, а что ей понадобилось в этом районе, где нет ничего примечательного? Если, конечно, не считать достопримечательностью грязно-серую бетонную стену с ржавой решеткой ворот и нецензурными граффити.
А ведь я уже действительно знаю, каким Словом мог бы оборвать ее никчемную, жалкую, инвалидную жизнь. Мой дар в том, что я за считаные секунды общения с любым человеком умею определять, чего он боится больше всего на свете. И с помощью Слова я заставляю свою жертву испытать скрывающийся на дне ее подсознания первобытный ужас. Я бы сказал — ужас бытия, если бы мне не претили пафосные словосочетания.
Вот, например, Мира Сокур боится, что когда-нибудь перестанет быть нужной людям. Странная фобия вообще-то. Неужели на белом свете есть кто-то, кому она может быть нужна? Насколько я знаю, у нее нет ни родителей, ни родственников. Даже подруг — и тех нет…
В принципе, как и у меня.
Но я — это другое дело. Мне уже давно никто не нужен. А ей, видимо, кажется потенциальным другом любой, кто уделил ей хоть несколько минут внимания. Даже если этот субъект — наемный убийца.
Черт, черт, черт!..
