Эта теория работает как дверь в так называемый мультиверсум. И название «гипердверь» не хуже любого другого. Я сказал:
— Знаю. Но мы подойдем. Вперед!
На сей раз она шла за мной.
Мглистый свет почти целиком скрытого солнца в той стороне, которую я полагал западом, убывал, и я все яснее сознавал, с какой еще проблемой нам предстоит столкнуться. В конце концов придется вернуться к скафандрам. К пакетам с питательным сиропом и водой, которые позволят нам продержаться лишнюю пару дней.
Рано или поздно, если мы не отыщем эту окаянную гипердверь, нужда заставит отведать гадрозаврятины или вступить в контакт с неведомыми обитателями огороженного поселка. Отчего мы не включили в оснащение скафандра ручное оружие? Да кто же мог предвидеть, что на борту явно бесхозного звездолета придется стрелять!
Ильвина копия сказала:
— Если сейчас повернуть обратно и поднажать, мы успеем к скафандрам и «двередрому» засветло.
— Нет, пойдем-ка дальше. В случае чего можно забраться на дерево.
К тому времени как мы одолели около половины оставшегося до корабля расстояния, срезав напрямик так близко к поселку, насколько хватило духу, карминные сумерки превратили небо в кровь и вычернили древовидные папоротники. Картина великолепная (ничего подобного я и представить не мог) и до последней мелочи такая же чужая, как те ландшафты, что я видел воочию на подлинно чужих мирах родной системы — Марсе, Титане, Тритоне, Плутоне.
Вокруг заливисто орали квакши, и я задумался, кто это кричит на самом деле. Да, верно, в эпоху динозавров маленькие лягушки уже водились, значит… Глядя на Дубль-Ильву (роскошно-зловещие сумерки окрасили ее лицо киноварью), я сказал:
— Повезло. Никаких комаров.
Она ответила:
— И, вероятно, микробов, которые могли бы заразить меня вне зависимости от того, в какое время и куда мы попали.
Я уточнил:
— Только тебя?
Долгий взгляд. Темные глаза необычайно серьезны.
— Во мне куда больше человеческого, чем в вас, мистер Зед. Очень может быть, сейчас вы уже совершенно невосприимчивы к любым возможным инфекциям, бактериальным и вирусным. Ваши лекарства…
— А если бы ты приняла антирады?..
Захотелось отгрызть себе язык, но слово не воробей. Проклятье, она же клон. И ее дни сочтены.
Однако копия Ильвы весело улыбнулась — блеснули зубы, розовые в меркнущем свете, — и сказала:
— Боюсь, титьки отвалились бы.
Я невольно рассмеялся.
— Ильва…
Она выставила ладонь:
— Это не мое имя. Без Ее телеприсутствия — не мое.
Я услышал заглавную букву. Черту, подведенную под этим «ее».
— Если хотите знать, мой серийный номер — ДИ4048.
О господи. Все ее личные данные?.. Но сказал я другое:
— Четырех тысяч не было, ручаюсь…
— Модель четыре, номер 48.
А пятая модель уже есть? Бог весть, что за очередная гадость слетела бы с моих уст безмозглого себялюбца, но тут по законам жанра зашелестели кусты, и нас окружили миниатюрные люди в изукрашенной брильянтами кожаной сбруе под колышущимися перьями головных уборов, вооруженные копьями и мечами. Копья были нацелены на нас.
Один из них, наряженный, пожалуй, пышнее прочих, выступил вперед, выхватил меч, наставил его более или менее мне между ног (выше собственного темени) и сурово обрушил на меня невнятицу певучих слогов, ничуть не похожую на китайский.
Тишина. Немая сцена.
Опять звонкая маловразумительная тирада. Угрожающий взмах меча.
Дубль-Ильва шагнула вперед, загородив меня от всех острых наконечников, от всех отточенных кромок, и пробормотала:
— Я их задержу. Бегите.
Я спросил:
— Бежать? Куда, скажи на милость?
Она страдальчески обернулась:
— Пожалуйста, мистер Зед. Вы — Предтеча. Я даже не настоящая!
Это заставило меня улыбнуться (хотя в ту минуту, полагаю, мы были в нешуточной опасности) и сказать:
— Да брось. Разве Предтечи празднуют труса?
Я сгреб ее за плечи, посмотрел человечку со смертоносным маленьким клинком прямо в глаза и сказал:
— Итак: Комодофлоренсал[8], я полагаю?
И вздернул бровь, болван болваном: ишь, Спок выискался[9].
Новый залп околесицы.
— Нет? Ладно. Тогда веди меня к вашему главному.
Человечки переглянулись, определенно чем-то озадаченные. В следующий миг храбрец загнал клинок в ножны, вскинул руку в небрежном приветствии, похожем на нацистское, и внятно, по слогам произнес:
— Кали мера?[10]
Я почувствовал легкую дурноту и чуть не брякнул: «Мне это кажется греческой тарабарщиной»,[11] но смолчал.
Маленький военачальник шумно вздохнул, ткнул копьем в сторону поселка за оградой и что-то сказал: длинная череда тоновых слогов. Я пожал плечами, и мы двинулись в заданном направлении, а за нами потянулось войско, державшее ножку так, что любо-дорого. В детстве я десять тысяч раз рисовал в мечтах эту картину… Правда, мне и в голову не приходило, что путь в мои грезы лежит через Уран.
Внутри поселковых стен высотой от силы футов шесть у нас отняли одежду, а самих посадили в клеть из проволочной сетки; к ней мало-помалу сошлась гомонящая толпа человечков, глазеть-дивиться. Я, похоже, вызывал содрогание — возможно, меня принимали за разумного венерианского динозавра, о чьем существовании до сего дня не подозревали. Но основное внимание публики досталось моей спутнице, и я не поставил бы им это в вину.
Немного погодя от толпы отделился некто явно сановный и шуганул остальных. Дубль-Ильва прошептала:
— Кажется, они напуганы.
— Кто бы они ни были, их трудно упрекнуть. Представь, что первый экипаж, высадившийся на Марсе в две тысячи двадцатых, наткнулся бы на гигантского инопланетного ящера в обществе дамочки ростом двадцать футов!
К нам обратились на певучем тарабарском наречии, сначала обычным тоном, затем набавляя громкость. Кончилось тем, что между человечками разгорелась перепалка; в голосе одного из спорщиков отчетливо звучало презрение. Я без труда представил себе этот обмен мнениями: «Что? По-твоему, они говорят на (нужное вписать)? Остолоп!»
Я шагнул вперед и вмешался:
