В ручье играли серебристые мальки.
Они кружили в прозрачной воде над разноцветной галькой, суетливо метались у берега, всплывали, чтобы схватить на поверхности что-то съедобное, но невидимое простому глазу, и тогда по водной глади расплывались бесчисленные круги.
А в темной глубине изредка проносились большие стремительные силуэты, на мгновение вспыхивали крутые сильные тела и гасли, уходя еще глубже, куда не доставали лучи солнца. Ручей был глубок, как маленькая речка, на галечном мелководье перекатов вода с журчанием набирала скорость, чтобы через несколько десятков метров потерять ее и остановиться в омуте, покрытом глянцево-зелеными крупными листьями кувшинок, над которыми резными кулачками желтели цветки.
Если сесть на камень и не шевелиться, можно было увидеть, как набирается смелости и осторожно выползает из-под камня рак. Рак был молодой, недавно отлинявший и оттого с веселым зеленовато-голубым панцирем. Рак удивленно таращил черные бусинки глаз, выдвигал их на длинных стебельках, словно хотел обозреть себя целиком.
Можно было искупаться, а потом по мелководью перейти на другой берег, где в зарослях орешника свила крошечное гнездо малиновка и где сейчас лежало несколько маленьких крапчатых яичек.
Парк пока еще был не слишком большим, но уже велась работа по его расширению — сложная, кропотливая, требующая усилий многих специалистов самого разного профиля. Измайлов предвкушал: однажды он обогнет ближайший лесок, и ему вдруг откроется предгорье — зеленая прохладная равнина, где бродят красивые кони. И хорошо бы поместить дальше горный массив с одной или двумя снежными вершинами.
Когда придет время, можно будет переселиться сюда навсегда. Стать бессмертным обитателем Парка.
Измайлов остановился. Он был слишком занят своими мыслями, но сознание отреагировало на сигналы зрительных нервов.
В прозрачной воде резвились темные струйки.
Течение сносило их к Измайлову, но рассмотреть, что они собой представляют, не удавалось — струйки расползались, растворялись в воде, к ним стремительно бросались мелкие рыбешки, они словно глотали извилисто плывущие струйки, но на смену им из-за скрытого кустами поворота ручья приплывали все новые и новые.
Потом они исчезли.
Любопытство требовало вернуться назад и попытаться разобраться, что же пачкало воду странными розоватыми примесями, но здравый смысл подсказывал: делать этого не следует.
Измайлов всегда доверял своему внутреннему голосу.
Последнее время, приходя в Парк, он чувствовал на себе чей-то недобрый взгляд. Именно поэтому он потребовал, чтобы Грегори Маккрейн разобрался в происходящем.
Однако инженер не нашел никаких причин для беспокойства.
Это настораживало и заставляло не доверять уверениям ирландца.
— Мне понравилось, что одной из первостепенных проблем для него стало обеспечение вашей безопасности, — докладывал Нефедов.
Старик кивнул.
— Что же, — сказал он, — умный и расчетливый мальчик. Он понимает, что с моей смертью потеряет все. Отсюда и соответствующая постановка вопроса.
— И он просчитал, откуда и как к вам можно подобраться, — добавил начальник службы безопасности. — Честно говоря, некоторые варианты показались мне совсем уж экзотическими. Их не предусмотрели даже мы.
— И это тоже в его пользу, Геннадий, — кивнул Измайлов. — Кстати, служба должна учесть его варианты. Если до них додумался мальчик, то могут сообразить и другие.
— А меня тревожит то, что он нашел эти подходы. Слишком быстро он их нащупал: возможно, он всесторонне обдумывал эту проблему.
— Верно, — согласился Измайлов. — Но от замысла до воплощения дорога длинная, а он за это время ни разу не преступил грань, так? Вы что-нибудь проверяли?
— Работаем, — коротко сообщил Нефедов.
— Интересный ход он придумал с землей, — задумчиво протянул Измайлов. — Вроде бы просто, лежит на поверхности, но ведь мне никогда не приходило в голову, что можно совместить пищевые комплексы с предприятиями по изготовлению иной продукции. Многоярусность… неплохо, совсем неплохо. У вас что- нибудь есть против него?
— Пожалуй, вся информация говорит за него, — пожал плечами начальник службы безопасности. — Стандартная семья: две жены, четверо детей, любовница, с которой он встречается довольно редко, хорошая квартира в Перми… Кстати, любовнице жилье тоже приобрел он; с детьми проводит все выходные; друзья — приличные люди. В азартных играх не замечен, спиртным не злоупотребляет, к наркотикам относится резко отрицательно.
— Вы мне рисуете ангела, а не человека, — с иронией сказал Измайлов.
— Не знаю, как вас, а меня это несколько настораживает, — возразил Нефедов.
— Если бы вы не обращали внимания на подобные вещи, я бы вас немедленно уволил, — усмехнулся Измайлов. — В своих соображениях мой племянник упомянул о Парке. Так вот что я вам скажу, Геннадий: последнее время Парк и в самом деле пугает меня. Вы знаете, сколько сил и времени я отдал его созданию. Теперь я убежден: за ним будущее. Это уже даже не игра. Каждый человек должен иметь свой Парк. У одного он будет состоять из десятка деревьев и кустов, у другого — раздвинется на сотню гектаров, но каждому собственный Парк поможет выжить в нашем жестоком мире. Вы не поверите, но я быстро прихожу в себя, когда гуляю в тени деревьев. Так было всегда, однако последнее время меня не покидает ощущение, что за мной кто-то следит. Я поручил Маккрейну изучить документацию, но он не нашел ничего подозрительного. А мне там не нравится! Это — довод?
Нефедов улыбнулся.
— Конечно, довод, босс. В конце концов, вы заказываете музыку. Значит, музыканты должны стараться. Будет лучше, если вы на время воздержитесь от посещений.
— Как это — воздержусь?
— Пусть туда походит кто-то другой. Человека мы подберем. Не думаю, что это будет стоить очень дорого.
— С ним ничего не случится?
— А что с ним может случиться? — удивился Нефедов.
Господи, как здесь было чудесно!
Он шел по Парку, чувствуя, как постепенно намокает от росы обувь.
Между деревьями блуждал белесый туман, сквозь который проглядывал узколистный кустарник. Еле намеченная в траве тропинка вела его дальше — к высокому холму, над которым расплескалось небо.
Он никогда не думал, что такое возможно. Раньше ему казалось, что весь мир состоит из огромных домов, соединенных переходами, где его никогда не пускали выше первого этажа. До тридцати пяти лет он воображал, будто весь мир — огромный подвал, где за переплетением труб возятся крысы и столовая находится в центре утилизации мусора, поступающего с верхних этажей.
Теперь он знал: это не так.
Он был благодарен человеку, который нашел его в подвале и дал эту работу.
Работу? Господи, неужели прогулки в Раю могут считаться работой?
Он поднялся на холм и зачарованно наблюдал, как с холма падают прозрачные струи воды. Ниже располагался голубоватый ручей, по берегам поросший камышом и кустами. Переливалось всеми цветами радуги мелководье. Все было так, как это описывалось в старых книгах, даже лучше — ведь текст никогда не может передать великолепия картинки.
Можно было стоять часами и смотреть на падающие струи воды.
