Мелани задумалась, потом негромко сказала:
– Бедная тварь…
Джек озадаченно уставился на нее:
– Тварь? Вы имеете в виду глоубстера?
Мелани покачала головой.
– Человека?
Мелани улыбнулась.
– Кого именно?
Мелани молча ткнула пальцем в кресло, в котором совсем недавно сидел Отис:
– Вы хотели бы уйти с острова?
– Да, – все еще с некоторым недоумением ответил Джек. – Период штормов я хотел бы провести как можно дальше отсюда. Но я не один, – сказал он уже суше. – У меня есть друг. Я бы хотел, чтобы он покинул остров вместе со мной.
– Вы имеете в виду Отиса? – разочарованно протянула Мелани.
– Нет, не Отиса. Я имею в виду Эла Хуттона.
– Тогда считайте вопрос решенным. Условие одно, никаких вещей. Уже сегодня ночью вы будете на материке. Мы ведь больше не нуждаемся в личных встречах?
Берримен кивнул.
Мелани холодно улыбнулась Джеку. У нее вновь был вид победительницы:
– Этот Отис… Он нуждается в лечении… Талантливый, в сущности, человек, но эти пагубные пристрастия… Вы понимаете меня?.. Надеюсь, вы никогда больше не будете проявлять излишнего интереса к его судьбе?..
Джек кивнул.
Я тоже машинально кивнул.
Я всегда знал, что Джек справится с этой проблемой, правда, я не думал, что он справится с нею столь изящно.
Подумаешь, Отис. Какой-то там Отис. Какой-то там человек из морга.
Эти дикие прозвища часто определяют всю судьбу отмеченных ими людей.
ЛОВЛЯ ВЕТРА
Молчание, Эл, прежде всего молчание. Нарушая молчание, ты подвергаешь опасности не просто самого себя, ты подвергаешь большой опасности наше общее дело.
Альберт Великий, «Таинство Великого деяния» в устном пересказе доктора Хэссопа.
Чем дальше на запад, тем гласные шире и продолжительней. Пе-е-ендлтон, Ло-о-онгвью, Бо-о-отхул… Тяни от души, никто не глянет на тебя, как на идиота, бобровый штат осенен величием и ширью Каскадных гор.
Но Спрингз-6 пришелся мне не по душе. Полупустой вокзальчик, поезда, летящие мимо, старомодный салун, откровенно старомодный… Я, разумеется, и не ждал толчеи, царящей на перронах Пенсильвания- стейшн или на бурной линии Бруклин-Манхэттен в часы пик, все же Спрингз-6 превзошел мои ожидания. Никто, похоже, не заметил моего появления, всем было наплевать на меня, и я преспокойно выспался в крошечном пансионате (конечно, на Бикон-стрит, по-другому аборигены назвать свою главную улицу не могли), прошелся по лавкам и магазинам (по всем параметрам они уступают самым мелким филиалам «Мейси», «Стерн» или «Гимбеле», но попробуй сказать это биверам, бобрам, как называют жителей Спрингз-6) и даже посетил единственный музей городка, посвященный огнестрельному оружию. Там были неплохие экземпляры кольтов и винчестеров, но почти в безнадежном состоянии – зрелище весьма тоскливое. Черт с ним, с этим зрелищем! Главное, ко мне никто не подошел: ни на узких улочках или в магазинчиках, в музее или в пансионате – не подошел никто. А если я вдруг и ловил на себе взгляд, это оказывался взгляд лениво проводящего свое время зеваки.
К вечеру я был на железнодорожном вокзале, вернее, вокзальчике. Ночной поезд подходил около полуночи. На этом, собственно, моя работа кончалась. Я войду в вагон, проследую три перегона и выйду на Спрингз-5, где найду автовокзал, а там машину, оставленную на мое имя Джеком Беррименом. Вот и все.
Но человек, который должен был подойти ко мне где-то на улочках Спрингз-6, в музее или в магазинчиках, так и не подошел. В сотый раз я прогуливался по перрону мимо касс и кассовых автоматов, заглядывал в зал ожидания.
Народу было немного. Несколько фермеров (из тех, что тянут гласные особенно долго) с корзинами, несколько пожилых мужчин, непонятно куда следующих, и компания малайцев – так я почему-то решил. Смуглые, оливкового оттенка плоские лица, очень темные, поблескивающие, как бы влажные, глаза, выпяченные толстые губы – кем им еще было быть, как не малайцами? И волосы – темные, прямые, чуть не до плеч. Они легко и быстро, по-птичьи, болтали, я расслышал незнакомые слова – кабут или кабус, а еще – урат; голоса звучали низко, чуть в нос, и вдруг по-птичьи взлетали. Китайцев и японцев я бы определил, а это точно были малайцы, и я, помню, удивился их присутствию в Спрингз-6. Что их сюда занесло? Туристы? Но с ними не было гида. Студенты? Каким ветром их занесло в заброшенный городишко? Этого я так и не понял: честно, мне было все равно, как они сюда попали и чем здесь занимаются. Ну да, острова, вулканы, фикусы и мимозы… Но это где-то там, далеко…
Пронизывающим ветерком тянуло со стороны гор, моросило. Я подошел к кассе и пальцем постучал по толстому стеклу.
Кассир, еще не старый, но прилично изжеванный жизнью человек (явно из неудачников), опустив на нос очки, глянул на меня и вопросительно улыбнулся. Никак не пойму, почему он сидит в этой дыре и не покинет свою застекленную конуру. Взял бы пару кольтов в музее огнестрельного оружия и устроил приличную бойню на фоне подожженной бензоколонки. Наверное, он не делает этого потому, что сам из биверов: настоящий бобер, и лицо у него бобровское, в усиках, плоской бороде: уверен, будь у него хвост, он тоже оказался бы плоским, как у бобра.
– Откуда тут коричневые братцы? – спросил я у кассира. – Не отличишь одного от другого. Тут же не Малайский архипелаг?
– Архипелаг? Они живут на островах?
– Кажется, – я неопределенно пожал плечами. – Тесно им стало, что ли?
Теперь кассир неопределенно пожал узкими плечами:
– Решили посмотреть мир.
– А народу, в общем, немного. Здесь всегда так?
– Ну-у-у… – протянул кассир (все же он был настоящий бивер). – На самом деле Спрингз-6 не такое уж глухое место.
– Не похоже, чтобы вам грозил наплыв пассажиров.
– Для нас и лишний десяток уже наплыв.
Я понял и молча сунул в окошечко десятидолларовую банкноту. Кассир принял ее как бы нехотя, но уже не пожимал плечами и всмотрелся в меня внимательнее.
– Если ищите кого-то не из местных… Прогуливался тут один… Темно… Разгляди попробуй… И зрение сдает, совсем ни к черту…
– Ну да, – понимающе заметил я, просунув в окошечко еще одну банкноту. – Возраст есть возраст. Зрение надо беречь.
– Ну, он такой… – кассир глядел на меня с уважением – тертый бобер, хотя и неудачливый. – Шляпа не первой молодости… Долгополое пальто… Оно даже мне показалось старомодным… Последний раз я видел такое лет десять назад на Сильвере Лаксте… Не могу сказать, что Сильвер был моим приятелем, но нам приходилось встречаться… У него была слабость к старым вещам… Может быть, экономил… А этот человек, я говорю про вашего приятеля, еще сутулился. Я сперва подумал, что это какой-нибудь святой отец, но он закурил… Не знаю, может, святые отцы нынче курят?
– На какой поезд он взял билет?
– У меня он билет не брал.
– Значит, он местный?
– Не думаю. Я тут всех помню.
