— Это потому, что вы всегда были тугодумом, Ремус, — с удовольствием сказал Молино.
А ведь Молино меня терпеть не может, подумал он. И всегда терпеть не мог. И как я раньше этого не замечал? Или он скрывал это ради дела, а теперь уже нет нужды?
Теперь меня спишут.
Эта мысль почему-то не особо его расстроила.
Тем более что не окончательно — никто не уходит отсюда окончательно. Переведут в сектор поддержки, вот и все.
— А где мой камешек? — спросил он неожиданно для себя.
— Что?
— Ну, мой амулет? Мой фальшивый оберег. Он был у меня в кармане.
— Черт, Ремус. Вы бы видели себя, когда ввалились в ворота. Вас раздели и потащили на обработку. Какой еще камешек? И не надо так смотреть на меня, Ремус. Все хорошо. Все правда хорошо. Эта колония уцелела. Она развивается. Ну, психи они. Ну и господь с ними. Еще пара лет, и можно будет повторить опыт.
— Людей не жалко?
— Жалко, — честно сказал Молино. — Потому и стараемся.
— Пять лет! — горько сказала Соня. — Пять лет ты не казал сюда носа. Прыгал по своим мирам. Спасал кого-то. А я что, не человек? Меня что, не надо спасать?
— Успокойся.
— Мне плохо, ясно? И пожаловаться некому! Тебе? Да ты всегда был такой, даже когда маленький. Тогда отобрал у меня…
— Ты что, не можешь до сих пор простить мне это чертово мороженое?
— А я любила это мороженое! — заорала Соня. Лицо у нее пошло пятнами и стало некрасивым, но она вдруг при этом оказалась удивительно похожа на ту маленькую девочку, которую он помнил. — Я нарочно оставила себе кусочек! На дне вафельной трубочки. Потому что это самое вкусное! А ты просто проходил мимо и выхватил у меня из руки.
— Соня…
— И слопал! Слопал!
— Да я ж тебе купил другое!
— Я не хотела другое, — сказала Соня и, к его ужасу, расплакалась. — Я хотела это! На дне трубочки!
— Ну что ты… как маленькая!
Она и есть маленькая, подумал он. Этот ее внутренний ребенок. Он так и не вырос. Сидит перепуганный. Требует мороженого. Этот ее, как его звали? Мордатый такой. Артур, что ли? Нет, Альфред. Не удивительно, что он смылся. Она не готова к взрослым отношениям. А нежности и любви жаждет, как любой маленький ребенок. Бедная, бедная моя девочка.
Он так и сказал.
— Бедная, бедная моя девочка! Ну не плачь. Давай я тебя поведу в кафе. Нет, не в кафе. В самый роскошный ресторан. Надевай свои бриллианты…
— Ты что, дурак! — сердито сказала она. — Откуда у меня бриллианты!
— Пошли, купим по дороге! Черное платье есть?
Она шмыгнула носом и улыбнулась.
— Ты псих.
— Ага, — сказал он, — псих. Имею я право на честно заработанные премиальные купить своей сестре бриллианты? Я вызываю такси. Иди одевайся. И чтоб по первому разряду, слышишь?
— Точно сумасшедший, — сказала она и порывисто, как ребенок, вздохнула: — Что, правда идем?
— Ага, — сказал он, — правда. Мы пойдем в дорогущий ресторан, и закажем шампанское, и будем танцевать, а потом к столику подойдет красивый мужик, такой, знаешь, широкоплечий, и спросит: можно пригласить вашу девушку? А я скажу: я не против, но учти, вообще-то это моя сестра. И если ты ее, урод, обидишь, я тебе рога обломаю. Вот.
— Мороженое купишь? — спросила она деловито.
— Пять вафельных трубочек, — сказал он. — И микстуру для горла. Чтоб два раза не вставать.
Она взвизгнула и захлопала в ладоши.
Что мне, дураку, стоило сделать это раньше? Ее же так просто порадовать. Чего я ждал? Чего от нее хотел? Чтобы она выросла? Образумилась? Это как пшеница, подумал он, ее надо растить. Заботиться. Полоть сорняки. Уничтожать вредителей. Рыхлить землю.
И ждать урожая.
Молиться и ждать урожая.
— Сонька, — сказал он, — пока ты не пошла красоту наводить… один только вопрос. Вот помнишь, мы еще с мамой и тетей Таней на море ездили?
— Это когда ты у меня мороженое отобрал?
— Разве тогда?.. Ладно, забудь про мороженое, я о другом хотел спросить. Помнишь, я тебе такой камешек подарил? Я его нашел на пляже, с дырочками такой? Он называется…
— Куриный бог. Знаю.
— Ну да. И ты продела шнурок и таскала на шее. Помнишь?
— Погоди.
Она убежала в спальню, и он слышал, как она шуршит чем-то и грохочет, потом вернулась и на розовой раскрытой детской ладони лежал маленький смуглый куриный бог, и черный вылинявший шнурок болтался, точно усики неведомого растения.
— Ты что, — спросил он, — вот так его… хранила?
— Ты ж мне его подарил, — сказала она и смущенно улыбнулась.
— Сонька, — сказал он, — я тебя люблю. Дашь поносить?
— В обмен на бриллианты? — спросила она деловито.
— Заметано. Только знаешь… больше восьми каратов я не потяну.
— Я так и знала, — сказала она горько. — Ты лузер.
— Ну, лузер. Иди одевайся.
Самые простые решения, думал он, держа камешек на ладони, — самые правильные. Все верно. Почему бы тем, кем бы они ни были, тоже не выбирать самые простые решения? Зачем нужны сложности, когда есть подручный материал, когда древние архетипы сами работают на тебя?
— Договор? — прошептал он и сжал руку.
И ощутил, как быстро, слишком быстро нагревается в горсти маленький куриный бог.
Критика
Крупный план
Глеб Елисеев. Городок в табакерке
