глазками и…
— Не будь идиотом, нет у него никаких глаз, — рявкнул Коэн.
— Извини, извини, — торопливо пробормотал Недобор. — Он смотрит на стену, не имея глаз, извини.
— Мне кажется, он чем-то обеспокоен, — заметил Коэн.
— Ну еще бы, — отозвался Недобор. — Полагаю, он просто хочет, чтобы мы убрались и оставили его в покое.
— По-моему, он сильно озадачен, — добавил Коэн.
— Да, он выглядит озадаченным, — согласился гном.
Коэн бросил на него свирепый взгляд.
— Тебе-то откуда знать? — зарычал он. Недобору пришло в голову, что они самым несправедливым образом поменялись ролями. Он перевел взгляд с героя на сундук. Его рот то открывался, то закрывался.
— А ты откуда знаешь?
Но Коэн его не слышал. Он сидел перед сундуком — если принять доску с замочной скважиной за перед — и смотрел на него, не отрывая глаз. Недобор попятился. “Чудно, — отметило его сознание, — но эта проклятая штуковина действительно смотрит на меня”.
— Ладно, — проговорил Коэн, — я понимаю, мы с тобой не сходимся во взглядах, но и ты и я ищем тех, кто нам дорог. Согласен?
— Я… — начал было Недобор, но осознал, что Коэн разговаривает с сундуком.
— Так куда они делись?
На глазах пораженного ужасом гнома Сундук выпустил маленькие ножки, весь подобрался и с разбегу бросился на ближайшую стену. Во все стороны брызнули глиняные кирпичи и пыльная известка.
Коэн заглянул в дыру. С другой стороны стены оказалась маленькая неприбранная кладовка. Сундук стоял посреди нее, и весь его вид излучал крайнюю озадаченность.
* * *
— Лавка! — воскликнул Двацветок.
— Здесь есть кто? — позвала Бетан.
— Аг-ха, — высказался Ринсвинд.
— Думаю, следует посадить его куда-нибудь и дать стакан воды, — сказал Двацветок. — Если таковой здесь имеется.
— Здесь имеется все остальное, — заметила Бетан.
Комната была заполнена полками, а полки были забиты самыми разнообразными предметами. То, что не поместилось на полках, пучками свисало с темного, утопающего в тени потолка. Всевозможнейшие товары высыпались из коробок и мешков на пол.
Снаружи не было слышно ни звука. Бетан оглянулась вокруг и обнаружила причину.
— Никогда не видел столько всякой всячины сразу, — объявил Двацветок.
— И все же есть одна вещь, которая тут закончилась, — твердо сказала Бетан.
— Откуда ты знаешь?
— А ты сам посмотри. Здесь только что закончились выходы.
Двацветок повернулся кругом. Там, где располагались дверь и витрина, теперь стояли стеллажи, битком набитые коробками. Причем вид у стеллажей был такой, словно они стояли здесь испокон веков.
Двацветок усадил Ринсвинда на расшатанный стул у прилавка и начал с недоверием рыться на полках. Он нашел ящики с гвоздями и щетками для волос. Откопал выцветшие от времени куски мыла. Обнаружил пирамиду банок с расплывшимися солями для ванны — к банкам кто-то прикрепил довольно грустное и бойкое объявленьице, гласящее, вопреки очевидному, что Соль Для Ванной — Самый Идеальный Подарок. Кроме того, Двацветок весь извозился в пыли.
Бетан заглянула на полки, висящие на другой стене, и расхохоталась.
— Ты только взгляни! — воскликнула она.
Двацветок взглянул. Она держала в руках.., ну, в общем, это было маленькое горное шале, но оклеенное со всех сторон морскими ракушками. Плюс виновник создания этого шедевра выжег на крыше (которая, разумеется, открывалась, так что внутри можно было хранить сигареты, и наигрывала простенькую дребезжащую мелодию) слова “Особенный Сувенир”.
— Ты когда-нибудь видел что-либо подобное? — поинтересовалась Бетан.
Двацветок покачал головой. Его рот раскрылся.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Думаю, это самая прекрасная вещь, которую я видел в своей жизни, — отозвался он.
Откуда-то сверху донеслось жужжание. Они подняли глаза.
С темного потолка спустился огромный черный шар, на котором то вспыхивали, то гасли маленькие красные огоньки. Под взглядами Бетан и Двацветка он повернулся и посмотрел на них большим стеклянным глазом. Он таил в себе угрозу, этот глаз. У него был такой вид, будто он смотрит на нечто, противное его натуре.
— Привет? — сказал Двацветок. Из-за угла прилавка появилась чья-то голова. Она выглядела рассерженной.
— Надеюсь, вы платить намереваетесь? — ядовито заметила голова.
Судя по выражению лица, она с нетерпением ждала возможности не поверить, когда Двацветок скажет “Да”.
— За это? — переспросила Бетан. — Да я бы не купила его, даже если бы мне предложили в придачу целую шляпу рубинов и…
— Я его куплю. Сколько? — спешно вмешался Двацветок и начал рыться в карманах.
Вдруг лицо его вытянулось.
— Вообще-то у меня нет денег, — пробормотал он. — Они в моем Сундуке, но я…
Голова фыркнула, исчезла из-за прилавка и появилась снова у витрины с зубными щетками.
Она принадлежала очень маленькому человечку, почти не заметному за зеленым передником. Человечек казался сильно расстроенным.
— Нет денег? — повторил он. — Вы заходите в мою лавку…
— Мы не собирались сюда заходить, — быстро вставил Двацветок. — Мы просто не заметили, что она здесь.
— Ее здесь не было, — твердо сказала Бетан. — Она ведь волшебная, да? Малыш-продавец заколебался.
— Ну да, — неохотно согласился он. — Чуть-чуть.
— Чуть-чуть? — удивилась Бетан. — Чуть-чуть волшебная?
— Ладно, почти волшебная, — уступил продавец, пятясь назад, и наконец, поскольку Бетан не отводила от него свирепого взгляда, сдался. — Хорошо, хорошо. Она волшебная. Я ничего не могу с этим поделать. Эта треклятая дверь, никак, возникла, а потом пропала?
— Да, и нам не по душе эта штуковина на потолке.
Продавец поднял глаза, нахмурился и исчез за маленькой, завешанной бусами и наполовину скрытой коробками дверью. В течение долгого времени что-то звякало и жужжало, а затем черный шар исчез в тенях на потолке. Его по очереди сменили пучок трав, бегущая строка, рекламирующая что-то, о чем Двацветок никогда не слышал, но что, по-видимому, можно пить перед сном, латные доспехи и чучело крокодила, на морде которого застыло выражение крайней боли и удивления.
Продавец появился снова.
— Лучше? — спросил он.
— Хоть какой-то прогресс, — с сомнением сказал Двацветок. — Но мне больше всего понравились травы.
В этот момент Ринсвинд застонал. Он начал приходить в себя.
* * *
Для объяснения феномена бродячих лавок или, как они известны в научных кругах, “tabernae vagantes”, было выдвинуто три теории.
